Буквально с первых же страниц романа "Стандарт времени", задуманного Лианой в качестве первой книги трилогии "Смех сфинкса", становится ясно, что поездка его главной героини, украинской журналистки и поэтессы Лии в Египет — всего лишь ситуационная канва. И тот, кто рассчитывает найти здесь банальное туристическолюбовное чтиво, дальнейшим чтением может себя не утруждать.
Нет, здесь, конечно же, обнаруживаются элементы и романтики дальних странствий, и чувственной экзальтации, это уж, как водится в литературном мире... Но по-настоящему смысл появления в истоптанном туристами "пирамидном" Египте и самой Лии, и ее лирического спутника, в котором, под дружески-легкомысленным именем Саша, скрывается доктор физико-математических наук, глубинно занимающийся таинствами сотворения полевой материи (а также парижан: фото художника Пьера и его подруги, будущего физика Орнэлы), раскрывается путем сложнейших пространственно-временных "проникновений", во время которых Лия мысленно вторгается в Зазеркалье своих предыдущих жизней, немыслимыми нитями связывающих её, жительницу Донецка, с миром древних пирамид, смертельно амбициозных фараонов и бессмертных в своей искушенности жрецов.
Кому-то из читателей может показаться, что произведение Лианы Мусатовой перенасыщено информационными потоками, связанными с мифологией Древнего Египта, тайнами "Братства Тота", адепты которого призваны сохранять тайные знания предыдущих цивилизаций, чтобы в нужное время передать их поколениям цивилизаций грядущих; а еще — с Великим космическим проектом, теориями реинкарнации, прочими физическими и духовными перевоплощениями...
Да, согласен, порой эта пресыщенность, в самом деле, проявляется и, в какой-то степени, осложняет восприятие произведения, особенно читателя, не подготовленного к такому уроню информационной атаки автора; в частности, она мешает следить за развитием сюжета, поскольку отвлекает от его линий...
Однако за всем этим просматривается попытка героини романа, а значит, и её литературного творца, хоть в какой-то степени познать великую связь миров, учений и цивилизаций. Причем познание это проходит через познание множественности явлений миру сему земному каждого из нас, каждой — физически сотворенной, на розщепне и смерть запрограммированной — Личности, в четко определенных географических и временных координатах. Но, с условием, что каждое очередное явление предопределено той великой духовной миссией, с которой мы посланы в мир сей в качестве связующего звена между "Первым и Последним Временем" бытия, между эпохами, расами и цивилизациями; между Космическим Разумом и одухотворенной планетой.
В основу воссоздания внутреннего мира своей героини писательница заложила мысль о том, что мир наш является как бы трехмерно осознанным, поскольку предопределяется сущностью сложнейших процессов, происходящих в ее, героини романа, сознании, подсознании и... в сверхсознании. К тому же, писательница не только нарекла свою героиню поэтессой, но и постаралась убедить нас в глубинности её поэтической натуры. Причем достигается это и разбавлением, кстати, в большинстве случаев довольно удачным, прозаического повествования философско-поэтическими строфами; и многочисленными опоэтизированными авторскими отступлениями...
"Что-то странное, загадочное и интересное происходило с Лией в Египте. Она слышала шёпот песков, с нею разговаривали камни. Всё здесь было до боли родным. Она прикасалась к стенам храмов и ощущала их приветливое тепло. Оживали настенные росписи и спускались к ней герои повествования, и она была среди них, как равная. Появлялись разные знаки, подразумевающие что-то необыкновенно хорошее, и радостью наполняли её душу. Ей было здесь хорошо. Её всю жизнь, как и каждого человека, сопровождали знаки и знамения. Каждое мгновение что-то нашёптывала ей Вселенная. Дышала ли за окном тёмная ночь без луны, без звезд, без просвета, или резвилось золотое солнце, играя искрящимися зайчиками, ей что-то сообщалось. Чтобы услышать эти послания, она прислушивалась к далёкому зову звёзд и шёпоту облаков, к шуршанию ветра и шелесту листвы, к стуку дождя и пению птиц..."
Конечно, нравится это Лиане Мусатовой или нет, но в каких-то фрагментах романа явственно просматривается влияние творческой манеры Пауло Коэльо, на что критики ей, несомненно, укажут. Однако замечу, что в данном случае речь скорее должна идти не об ученическом подражании стилю и манере этого талантливого писателя, а о соответствующей литературной школе[69]. А это разные понятия. Да и школа, согласитесь, вполне пристойная.
Каждый, кто удосужится внимательно прочесть её роман "Стандарт времени", сразу же поймет, что здесь есть все: образы, характеры, психологически жестко закрученный, динамичный сюжет, — то есть все то, что канонично должно сопутствовать современному европейскому роману А значит, все то, что определяет в первых прозаических опытах литератора — истинного прозаика.
* * *
Как проляжет дальнейшая "линия судьбы" поэтессы Лианы Мусатовой в прозе — покажет время, которое она столь активно и творчески исследует; однако то, что благодаря роману "Стандарт времени" дебют её по-настоящему состоялся, — это уже литературный факт.
2
Следует сказать, что проза Лианы Мусатовой зарождается в той многогранности творческого восприятия, благодаря которой писатель начинает постигать мир не в огрубевшем реализме повседневности и не в тех видениях, на грани "фэнтэзи", в которых зарождаются образные иллюзии...
"Иллюзии чего?" — спросите вы. Да всё той же, некоей прагматически выстроенной, компьютерной виртуальности, в которой вполне воодушевленная Земля оказывается порабощенной почти лишенными какой-либо одухотворенности, роботизированными... Нет-нет, не пришельцами, а землянами.
Естественно, в своем романе "Танец обсидиановой бабочки" Лиана Мусатова пытается вернуть нас к тем каноническим постулатам и сокрытьгм таинствам цивилизации, благодаря которым человечество способно познавать себя и во множественности "гомосапиенсных" миров; и в магических "петлях" времен, событий и поколений; и в кармических циклах перевоплощений. Причем фабула произведения выстраивается таким образом, что наше читательское осознание образа, скажем, главной героини романа, Лии, происходит вместе с осознанием самой этой женщиной таинственных связей с реальным и "потусторонним" мирами; осознанием своей миссии в процессе самосовершенствования человека и человечества...
"Никто ей этого никогда не говорил, нигде об этом она не читала, но с детства считала "людей от земли" более честными, более искренними, более истинными, что ли, потому что, живя на земле, общаясь с ней, питаясь её соками, просто не могли быть другими. Она им больше верила, считая, что они меньше врут и лукавят. Они более душевные, и душа у них чище.
Конечно, встречаются и антиподы, но, в основной своей массе, они заслуживали её уважения и расположения. Общаясь с ними, она всегда убеждалась, что права в своих ощущениях. От них исходит сила земли, тот дух земной, которым они щедро делятся. Они свято хранят наследие предков, знают много старинных сказаний, которых городские считают проявлением "деревенщины", а значит, недалёкости, необразованности, и вообще, некоей суеверности. А Лия находила в них мудрость веков, скрытую под сложными сплетениями сюжетов".
Обращаясь к прошлым жизням героев, автор пытается воспроизводить процесс становления человеческой личности, в частности, процесс приобретения тех навыков, знаний и привычек, которые, оставаясь в подсознании, следуют за человеком из жизни в жизнь, удивляя при этом самого обладателя этих знаний, предстающих перед ним и его окружением в виде неких прирожденных способностей, в виде таланта, величия и божественного дара Творца.
Постепенно у героев романа, а значит, и в сознании читателя, формируется понимание того, что генная память хранит решительно всё, что происходило с нами не только за долгий период взросления, но и в прошлых циклах нашего восхожлсния к Высшему Совершенству.
Проникая в глубины эзотерических знаний, Лия, Орнэла, проповедник Захи и другие герои романа "Обсидиановая бабочка" помогают — уже не столько себе, сколько нам с вами — переосмысливать отношение к жизни, пересматривать, теперь уже на духовность выверяя, давно устоявшиеся бытовые, общественные, мировоззренческие и прочие позиции; вновь и вновь открывать для себя непостижимую божественность мироздания и холодное, непознанное величие Космоса.
Знания, доселе хранимые в недоступных тайниках древних святилищ, только потому и открывались героям романа, что, волею автора, им уготована была особая миссия — предстать перед своей эпохой в ликах "великих посвященных", способных постигать вечные истины познания. В реальном, физическом, мире Лия всего лишь пугешествовала по современному Египту, на самом же деле, некое генное сознание заставляло ее путешествовать во времени и пространстве, по всей цепи своих былых "пришествий" на эту землю.
"...На тропе духов, на этой "вене дракона", — читаем в романе Лианы Мусатовой, — она поняла, что открыла следующую страницу своей жизни. Пришло понимание того, что препятствия, даже те, которые кажутся неудачами, — это знак к переориентации. И для того, чтобы "прочесть" эти знаки или послания, надо обладать воображением и, время от времени, напрягать его, прислушиваться к нему. Надо научиться переплавлять свои ощущения и символы — в образную систему.. Лия уже привыкла к тому, что информация, поступающая ей, дозирована. Она не ведала принципов этой дозировки, но знала, что позже придет все остальное, и то, что на сегодня является загадкой, неминуемо будет разгадано. Так уже было не один раз.
Иногда разгадка приходила вся сразу и быстро, иногда же на это уходило несколько лет, и информация подавалась по частям. Не всегда это было во сне, порой она находила ее в книгах, газетах, телепередачах, иногда же — просто в общении с людьми, причем совсем незнакомыми..."
Так уж задуман сюжет этого произведения, что, пребывая в центре современного мегаполиса, любой из героев способен почти мгновенно "телепортироваться", скажем, в африканскую пустыню, а, находясь у подножия пирамиды, неожиданно "вспомнить" себя в облике воина Александра Македонского или вождя затерянного посреди амазонских джунглей первобытного племени.
Но, при всей наукообразной усложненности многих фрагментов романа "Танец обсидиановой бабочки", без которой подобные произведения никогда не обходятся и которые явно рассчитаны на читателя более или менее подготовленного, Лиана Мусатова все же не преступает грань, за которой художественное произведение неминуемо превращается в популяризаторскую брошюрку общества "Знания".