Ты едешь с Томасом. Я же знаю, что ты едешь с этим бандитом! — ее лицо стало суровым.
— А даже если и с Томом? Что с того? Он — мой друг детства, — сердито ответил Натан, досадуя в душе на свою болтливость: зачем сказал ей про недавнюю встречу с Томом? Попутно в очередной раз поразился и проницательности бабушки. Ничего от нее не утаишь!
— Натанчик, внучек. Пожалуйста, прошу тебя, — она перешла на плаксивый тон. — Не надо никуда с ним ехать, это добром не кончится. Твой Том сидел в тюрьме в Литве и здесь тоже непонятно чем занимается. Он тебя втянет в беду...
— Не волнуйся. Все будет хорошо.
Фейга, до сих пор неподвижно лежавшая на кровати, повернула к нему лицо:
— Сыночек, бабушку нужно слушать. Никуда не едь. Иначе тебя застрелят, и ты будешь лежать в яме.
— Замолчи! Чтоб твой язык отсох! — накинулась на Фейгу баба Лиза. Снова посмотрела на Натана, но уже твердо. — Знай: если ты поедешь, то в живых меня не застанешь, — и потянулась к кнопке у кровати, чтобы вызвать медсестру.
... — Ой, больно. Как больно, — доносилось из палаты, когда пришедшая медсестра укладывала бабу Лизу в кровать. — Как же все это выдержать?..
Глава 12
Многие магазины Хайфы еще были закрыты. Но улицы, слишком узкие для города с таким количеством машин, уже были запружены автомобилями, в некоторых участках даже возникли пробки. В такую-то рань!
— Значит, план сегодняшнего дня таков: сперва делаем бизнес, кое-куда заедем и кое с кем повидаемся. Это много времени не займет, к обеду управимся. Потом заправляем полный бак и... — Томас присвистнул. — Прямым ходом — в Эйлат. Номер в отеле забронирован, все ништякас. Кстати, ты не забыл взять свою книгу? Будет мне что почитать на отдыхе.
Они вышли из кафе и направились к машине Тома, припаркованной неподалеку. Но шли почему-то не по прямой, а свернув в какой-то переулок.
– Ты, как всегда, ходишь лабиринтами, — сказал Натан.
В глубине души у него все же шевелился нехороший червячок — уж слишком разнервничалась баба Лиза перед его уходом. Понятно, что не хотела лишаться его присутствия, каждым мгновением которого так дорожила после стольких лет одиночества. Вот и устроила сцену.
"Ты меня видишь в последний раз! Все, я умру! Прощай, внук!" Сколько раз баба Лиза произносила эти роковые слова в разных случаях, вытирая при этом слезы, и тянулась к Натану своими пухловатыми руками, привставая на цыпочки. Натан послушно наклонялся, чтобы бабушке было легче. Он уходил в армию — баба Лиза поцеловала его "перед смертью" (своей); уезжал в Америку на год — баба Лиза за столом произнесла тост, в который вплела неизменный мотив своего "умирания", из-за чего все гости взгрустнули; приезжал в Израиль проведать родных — баба Лиза встречала его со словами: "Какое чудо: я дожила в этот раз", а провожала: "Прощай, теперь уже навсегда".
А может... Может, в такой ее манере расставаться скрыта большая человеческая правда? Ведь никогда не знаешь, что произойдет завтра, сегодня, через минуту...
— Да, брат, работа у меня такая, что приходится ходить лабиринтами, — Томас вытащил из кармана связку ключей. — Прошу, мистер. Сумку свою забрось в багажник, а сам садись на переднее сиденье. Теперь задавай мне поменьше вопросов, сейчас все сам поймешь.
Сев за руль машины, Томас достал свой мобильник:
— Менахем? Все, как обычно? Буду через пятнадцать минут.
Вж-ж-жих! — завелся мотор.
***
В некоторых местах Хайфа отдаленно напоминает старый Вильнюс. А еще Хайфа чем-то похожа на район Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке, где на тихих улочках еще витает старинная печаль уходящих веков…
Но к делу это сейчас никакого отношения не имело. Во всяком случае, к тому делу, которым занимался Томас и — невольно — сидящий рядом с ним мистер Натан из Нью-Йорка, как представлял его Том своим "клиентам".
Его машина неслась по улицам Хайфы. Томас сейчас был предельно сосредоточенным и серьезным. С Натаном почти не разговаривал. Принимал телефонные звонки и сам кому-то звонил. По окончании разговора извергал грязную ругань в адрес каких-то Бень, Сар, Мойш. То и дело поглядывал в зеркала заднего вида, нет ли за ним чего подозрительного.
Остановившись на "точке", открывал боковое стекло, и в салон всовывался какой-то тип. Сначала недоуменно смотрел на Натана, мол, кто этот пассажир?
— Все бэсэдер, не переживай. Это мой друг, мистер Натан из Штатов. Он там торгует коксом7. Привез мне немного на пробу. Без примесей, кошерный. Хочешь взять? — рука Тома ныряла под сиденье, где была спрятана небольшая упаковка.
— Сколько ты хочешь за грамм?
Клиент передавал Томасу свернутую купюру и брал из его рук крохотные целлофановые пакетики. Все это — разговор, передача денег и наркотиков — занимало не более минуты.
Неподалеку от банка "Леуми" к ним подошли два молодых хасида. Один из них, просунув в окно голову и не снимая шляпы, передал Тому деньги. Говорил он на какой-то чудовищной смеси иврита и русского.
Потом в их машину на заднее сиденье лихо запрыгнула красотка в облегающем джинсовом костюме:
— Шалом. Я затрахалась тебя ждать. Если будешь опаздывать, уйду к другому. Понял?
— Извини. Встречал в аэропорту друга из Нью-Йорка. Он, кстати, привез мне немножко кокса. Хочешь попробовать? Их, американский, с нашим не сравнить, наш просто говно. Нет, в долг я не даю, у меня железное правило. Но для тебя, так и быть, сделаю исключение, — Томас передал девушке пакетики. — Да, скажи Хаиму, что у него будут большие проблемы, если не вернет мне пять тысяч.
Девушка вышла и, как ни в чем не бывало, размахивая сумочкой, пошла по улице.
— Лерва8, — промолвил Том, глядя ей вслед.
Натан сидел молча. Признаться, к такому он не был готов. Том — наркоторговец! Влез в такую грязь! Еще и использует их давнюю дружбу в коммерческих интересах...
Смущали и проезжающие мимо полицейские машины. Натану казалось, что сейчас их остановят, потребуют выйти, устроят обыск. Наденут наручники. А потом доказывай в участке, кто есть кто.
Грустно. Ни черта не осталось от их дружбы. Какие-то детские воспоминания, дурачества юности. Слабенькие запахи, источаемые уже опавшей листвой. Впрочем, еще там, в Вильнюсе, когда им перевалило за двадцать, уже было видно, что они с Томом — слишком разные люди, и дороги их начали расходиться…
Потом Натан подружился с Эдикасом Басийокасом. Вместе учились в универе. Эдикас родом с хутора под Паневежисом. Самородок, он виртуозно соединял фольклор и модерн в своих стихах. Литовский язык, не слишком мелодичный и гибкий для поэзии, во всяком случае, менее мелодичный, чем русский или английский, в стихах Эдикаса раскрывался в таком неповторимом звучании, с такими обертонами!
Перед глазами Натана возник фонтан неподалеку от старого Вильнюсского кукольного театра. Еще было холодно, весна только началась, и фонтан был выключен. Вдвоем с Эдикасом — студенты первого курса — они сидели на гранитном холодном бортике. Спешили куда-то прохожие, на кольцевой разворачивались троллейбусы. Эдикас в меховой шапке, сдвинутой на макушку, читал стихи, говорил о призвании поэта, что призвание — это от Бога, не от людей...
Эдькаc, хэй! Как ты там, в свободной Вильне? Как твой литературный журнал?..
***
— Ты не боишься этим заниматься? — спросил Натан, все сильнее мучимый дурными предчувствиями. Может, не ехать ни в какой Эйлат? Попросить Тома, чтобы подбросил его к автобусной остановке, и вернуться обратно в Афулу?
Их машина стояла на тенистой улице, и они ждали последнего "клиента".
Томас пересчитывал деньги.
— Полиция теперь занята безопасностью, до нас у нее руки не доходят.
— А конкуренты?
— Эти опасны. Сейчас все хотят влезть на русский рынок, даже арабы, — он засунул толстую пачку денег в карман. — Ну где же этот лохас?9 Сколько его можно ждать? А-а?!
Все происшедшее потом длилось секунды, но в восприятии Натана растянулось до бесконечности. А событие и вправду относилось к разряду вневременных, тех, которые длятся мгновения, а изменяют жизнь навсегда.
Завизжали тормоза, и в двух шагах, перекрыв им дорогу, остановилась серая "Субару". Натан не успел повернуть голову, чтобы посмотреть, куда вдруг провалился Томас. Застыв, как истукан, глядел перед собой неморгающими глазами.
Из переднего окна "Субару" высунулся мужчина в черной маске. Фонтанчики огня вдруг запрыгали из его вытянутой руки. После каждой вспышки раздавался приглушенный звук: д-дух! д-дух! — и машина Томаса легонько подергивалась.
Мужчина в маске направлял пистолет в разные стороны. Д-дух! Д-дух!..
Натан словно онемел, ему стало страшно холодно. Но странно — им овладела непонятная уверенность в том, что именно сейчас он не погибнет. Хотели бы убить, стреляли бы не в капот машины, а по нему. И вообще он не причастен к этим разборкам драгдилеров! Он в этой машине очутился совершенно случайно. Не может же он погибнуть так бестолково!.. По краешку сознания вдруг скользнула нелепая мысль, что он обязательно вставит этот эпизод в свой будущий роман.
Взвизгнув шинами, серая "Субару" рванула с места и скрылась за поворотом.
— Натик! Натик, ты жив?! — кричал Том, тряся его за плечо...
***
...— Ты что, заснул? Или перегрелся на солнце? Спрашиваю еще раз: ты в туалет хочешь? Остановиться на заправке?
Натан вздрогнул, будто очнувшись. Бросил на приятеля странный взгляд. Посмотрел по сторонам. Он сидел в машине Томаса, и машина неслась по шоссе:
— А-а, Том, это ты... Нет, в туалет я не хочу, едем без остановок до Эйлата. Мне на ум пришла одна интересная мысль, сюжет для будущего романа. Про то, как один писатель встречается с другом детства — драгдилером и невольно помогает ему продавать наркотики. Потом на них наезжают...
— Звучит, как очередная чернуха, — заключил Том, присвистнув.
Кстати говоря, Томас занимался продажей автозапчастей и никогда не имел ни малейшего отношения к наркоторговле.
Глава 13
День отъезда.