Огни Нашей Жизни (уривок)

Хорошко Григорий

Огни Нашей Жизни

"А ми тую червону калину піднімемо!

А ми нашу славну Україну ГЕЙ, ГЕЙ, розвеселимо!"

Город был в поисках блаженного огня. Теперь, когда из-за войны в нём было намного меньше людей свет в окнах воспринимался совсем иначе. Раньше никто бы не стал предавать всему этому какого-то особого значения, однако теперь всё стало совсем иначе. Свет вечернего Киева – это была магия. Магия, сравни которой не было на всём белом свете, ибо, стоя на одном из его семи холмов и взирая на всю прелесть города с высока, казалось, что каждый их всех этих маленьких огоньков олицетворял яркость человеческих душ. Цвет этих огней не имел совершенно никакого значения, важен был лишь он сам. У кого-то он был ярок, у кого-то настолько тусклый, что казалось, словно луна, источала в любом из избранных помещений куда больше яркости. Но в тоже время, было совершенно не важно: ярок свет или же он тускловат, главным было то, что он горел, а значит горели ярким светом и человеческие души, которые после всего ими пережитого продолжали сохранять свою расположенность духа, пускай уже и не такую бодрую, ибо война шла уже более чем пол года и ей не было видно конца, но люди держались, а это значило лишь одно, они готовы стоять и дальше, до тех пор пока не будет достигнуто желаемое, это самое желаемое у каждого было своё, хотя возможно именно эта жажда "своего" и оставляла их дух крепким по сей божий день!

Мир готовился окунутся в ночную тьму, хотя до неё было ещё далеко. Дул холодный ветер, напоминая о том, что уже наступила осень, сменив лето на своём посту. Довольно многие, в этот раз, не отчаивались тому, что такая прекрасная пора как лето ушла, ибо такого лета, они даже представить себе никогда не могли. В этот раз, в раз войны, всё в нём воспринималось совершенно иначе. Жара вызывала больше отвращения чем радости, голубое небо не радовало глаз также, как это было когда-то, а цветение природы скорее воспринималось как преграда для оккупантов, чем летнее чудо. Нет! Такого лета мало кто желал. Разумеется, в некоторые, довольно частые мгновения, возникало желание всё бросить и отправится на отдых, по ближе к морю, к золотому песочку и дивным бризам, однако потом, в замены славных грёз, приходило осознание того, что как бы не хотелось отдохнуть, во всех смыслах этого слова, никоем образом не получится. Необходимо было, для начала, справится со всеми бедами, обрушившимися на нацию, а уже после думать о том, чтобы наконец насладится умиротворением. Всё, что оставалось в такой ситуации – это вспоминать.

Воспоминания – это, на данный момент, единственная машина времени, которая может унести нас в те времена, которые мы всегда храним с теплотой, выхаживая их, словно младенцев. Времена, когда мы не думали о пороках, храня на душе лишь благо, времена – когда нам было хорошо!

Точно такими же воспоминаниями была забита голова одного молодого человека, который, как и многие другие, в столь тяжкое для всей наци время, не мог сидеть сложа руки, безмолвно листая новостную ленту в социальных сетях, лишь изредка делая глубокий вдох и выдох, попутно вставляя незначительный комментарии.

Отнюдь, Виталий был не из таких. Он в первые же дни отправился в один из многочисленных волонтёрских штабов и не потому, что он был из тех, кого можно было бы назвать "идейными", нет. Он просто не мог спокойно смотреть на то, как его страна горит в огне, как люди лишённые всего, остаются брошенными на произвол судьбы и уж точно он не был из тех, кто, немного понервничав, стали бы считать, что они уже абсолютно всё видали и знают о войне.

Он был человеком, который будет нести благо, даже тогда, когда у всех остальных опустятся руки, не потому, что он был слегка безумным или же настолько бесстрашным, что был бы готов бездумно бросится в языки огня, отнюдь, он попросту делал то, долг к чему чувствовал и помогал тем, кто в этом безусловно нуждался, ибо так было правильно, по крайней мере он воспринимал всё именно таким образом, вот и всего.

Вот он и был там, где был. Там, где он был нужен и там, где ему были рады. Если бы кого-нибудь попросили бы описать его внешность, то в результате Вы бы услышали нечто подобное: молодой парень, с редкими каштановыми волосами, с небольшой щетиной на своём лице, возрастом, примерно двадцати трёх, может немного более, довольно высокого роста, широкоплечий и среднего телосложение. Внешне, он был весьма привлекательный для девушек, однако в своей общности он с ними особого успеха не имел, продолжая находить всевозможные отговорки по примеру того, что он по сей день ждёт ту самую, которая будет или же его полной противоположностью, или же окажется точно такой же, как и он сам.

В волонтёрском штабу он провёл практически все эти долгие месяцы. За частую помогая принимать и разгружать те или иные поступления, а также развозить их в те месте, где в них нуждались.

В то время, когда под Киевом находились российские войска, Виталий и ряд его коллег, ставших ему за всё это время, чуть ли не самыми близкими товарищами из всех, что он когда-либо знал, периодически выезжали в горячие точки, первым делом для того, чтобы забрать людей и отвезти из в безопасное место, однако пусть это и звучит довольно банально и не столь уж необычно, однако каждый подобный выезд являлся невероятно опасным и, разумеется, каждый из них, мог стать последним. Он редко когда вспоминал про это в беседах с кем-либо, ибо не желал обременять других своими дилеммами, но как бы там не было, именно подобные события не давали ему покоя в ночи, заставляя несчастного просыпаться от неприятных звуков, которые он, как и многие другие, прежде считал привычными, а теперь, каждый шорох вызывал ассоциацию с тем звуком, которые он столь неистово желал забыть, но всё никак не получалось.

Всё это слышалось. Каждый шорох и каждый, уже ставшим не привычным звук, пронизывающий на сквозь. Шум конвоя, пальба, взрыв в далеке, а после в близи и дрожание земли, от которого тряслось всё, от стен, до людей и теперь крики, словно молящие голоса, с призывом помощи, но где они… ГДЕ… ОТКУДА???

Он проснулся. И ничего помимо глубокого вздоха и взмокшего тело уже не тревожило его. Он не смог им помочь, пусть даже не знал кому. Он знал, что мог бы это сделать, однако итог был един.

Пробудившись, он постарался вспомнить обо всём том, что он только что был вынужден узреть. Хотя ничего вспоминать из сегодняшнего не требовалось, ибо воспоминания эти были далеко не свежими, а теми, от которых желал бы скрыться абсолютно каждый из нас, ибо эти сны, были неприятными воспоминаниями из прошлого, которое так хочется отпустить, но всё никак не удаётся это сделать.

Тревожность после пробуждения прошла, однако с ним остались мысли и раздумья, которым предстояло терзать его ещё некоторое время, однако он приводил себя в порядок и старался контролировать, стараясь убедить в том, что всё это уже пережитое, то что уже сбылось и ему никоем образом не удастся повлиять на всё это.

Прошлое, в особенности то, которое не даёт нам покоя в нашем настоящем, словно становится реальностью, ибо мы сами делаем всё именно так, дабы это прошлое никогда не оставалось чем-то падшим в небытие, будь то благо иль же на оборот.

За окном только начинало светать. По плану, ему предстояло ещё некоторое, относительно длительное время, оставаться в состоянии сна, однако эти сами же сны решили поступить совершенно иначе, превратив полное умиротворение, в состояние беспокойных размышлений и мук целого ряда воспоминаний, чего делать не было совершенно никакого желания, однако действия и обстоятельства говорили сами за себя, пускай и молодой человек старался некоторое время им противодействовать, предпринимая четные попытки вновь окунутся в мир сновидений, с надеждой на то, что в этот раз они окажутся куда более благосклонными к нему, чем до того, как ему предстояло познать то, что уже для него стало прошлым, пусть и довольно коротким.

Начали пробиваться первые лучики света. Деревья плавно колыхались ветром, а осенние небеса медленно перегоняли по своим голубым полям облака, словно пастухи своих дивных овец.

Мысли не давали ему вновь заснуть, поэтому он твёрдо решил, что если уж мучать себя воспоминаниями, то уж пусть это будут те, которые даруют ему тепло и счастье, в особенности в столь прохладное сентябрьское утро.

Он вспомнил одну беседу, которую вёл с одной из тех, кого любил, однако не встретил взаимности. Это было ещё тогда, когда он был юным школьником, голова которого была забита всем чем угодно, однако далеко не тем, что ему было необходимо в тот момент. Перед ним сидела такая же юная и лёгкая на подъём девушка, с которой они любили побеседовать. Он тогда не отдавал себе отчёта в том, что был в неё влюблён, по крайней мере если бы его спросили об этом, то он с высокой долей вероятности ответил бы отрицательно. Они вели лёгкую и не принуждённую беседу, как делали так уже не раз. Однако в этот, всё оказалось слегка иначе, чем обычно. Девушка была слегка смущена, но сама не знала от чего и ей желалось в этом разобраться, по крайней мере не самой.

— Ты любишь то, что видишь в своих снах? – спросила она.

— Что ты имеешь ввиду?

— Я просто хочу сказать, что если видишь сны, то они чуть ли не каждый раз оказываются разными, словно ты проживаешь вторую жизнь, только там тебе не важно ты ли это в них или сколько денег у тебя в карманах, просто ты живёшь и всё, в тех событиях и в той обстановке, в которой ты оказался в тот момент.

— Если ты об этом, то скорее да, чем нет. – ответил он, долго не задумываясь над ответом в тот момент, хотя терзая себя многочисленными размышлениями в последствии. – В последнее время мне не снились такие, ну скажем, особо запоминающиеся сны, но я по сей день помню те, которые мне когда-то давно могли снится детстве. Особенно страшные или…

— А какие сны у тебя самые любимые?

— Самые любимые?

— Да, самые-самые! – спросила она с характерной девичей заинтересованностью.

Он задумался, пронзительно глядя в её сказочные глаза. Он сидел и сравнивал все возможные варианты ответа и того, каковой может быть реакция на каждый из них.