При этом он нисколько не стесняется своей неброской мечты, вызывающей удивление у многих его сверстников, мечты — проложить дорогу! Не абстрактную, а совершенно конкретную, обычную — от родного села до города. Ко всем городам. К городской культуре. К той насыщенной жизни, которую ему, сельскому парнишке, ежедневно демонстрируют чуть ли не в каждой передаче, каждом фильме.
Гринько не желает больше мириться с тем, что ежегодно их село на несколько месяцев оказывается по существу отрезанным от всего мира. И пусть кому-то его решение покажется проявлением юношеского максимализма или, наоборот, наивности — он остается, чтобы строить эту самую сельскую дорогу.
Писательница как бы умышленно заземляет проблему поиска своего пути каждым из героев, сводит ее к проблеме конкретной дороги, в конкретном селе. Но именно в отношении к этой проблеме, к культурному развитию села, постепенно определяются и выкристаллизовываются характеры, принципы, жизненная позиция не только Гринько, но и ряда других героев произведения: председателя колхоза Якова Ивановича Черняка (это он, на свой страх и риск, принял решение строить дорогу), парторга Ивана Васильевича Калицкого, бригадира тракторной бригады Дениса Столяра...
2
Чего греха таить, секретарям райкомов партии в нашей сельской прозе не везет. В большинстве случаев они, как правило, трафаретно положительные, появлялись на ее страницах только потому, что говорить о проблемах села, обходя вниманием фигуру "идейного вдохновителя всех побед", было просто непозволительно.
В романе "Дороги", который создавался в начале 80-х годов, в образе первого секретаря райкома Григория Михайловича Гальченко писательница сумела рассмотреть такие качества партийного работника — лидера не по должности, а по свойствам души, по способности рождать идеи, облачая их в реальные дела,— о которых заговорили и которые по-настоящему начали ценить в нашем обществе уже значительно позже, во времена перестройки.
Ситуации, составляющие суть событий и сюжет романа, как уже сказано, напрямую заимствованы из жизни конкретного, реального села. Поэтому правдивость поступков каждого из героев, их жизненная позиция выверяются не только логикой развития художественного образа, но и самой жизнью. В поисках ответа на вопрос, почему Довганивка, как и тысячи других украинских сел, оказалась на грани полного духовного и физического обнищания, писательница как бы говорит своему читателю: какие бы кардинальные меры правлениями колхозов и государственными органами ни принимались, настоящее возрождение села возможно только с возролщением в душе крестьянина любви к родному краю, к земле, к непрестижному (увы!) пока что крестьянскому труду. Оно начинается с гражданского возмужания молодежи, с понимания того, что если не ты, то кто же тогда должен вспахать и засеять отцовскую ниву, отстроить обветшалый дом, передать своим детям обычаи, песни, традиции и ремесло предков?
Каким же, однако, трудным бывает порой возвращение в село, каким сложным оказывается путь, который вынужден проходить человек, решивший в погоне за призраками большого города отречься от своего призвания, самой крестьянской природы своей. Вот почему такими трагическими кажутся поиски "городского счастья" еще одной героиней романа — Груней, сельской девчушкой, дочерью лесника, вступившей в культпросветучилище с мечтой вернуться в родное село, чтобы работать в Доме культуры, да так и заплутавшейся в лабиринтах "городской жизни". Предав забвению свою первую любовь — Дениса Столяра, Груня выходит замуж за режиссера, преподавателя культпросветучилища. Ковры, картины, хрусталь, попугай Ричард...
Правда, плебейское имя Груня, конечно же, пришлось сменить на оч-чень благородное: Генриетта. Ничего не поделаешь, Александра Евгеньевича, мужа Груни, коробило все, что выдавало в его жене деревенское происхолщение, он буквально вытравливал из Груни "деревню", с нескрываемым презрением относясь при этом к ее родным, и его совершенно не интересовало, что творится в душе самой Груни. Впрочем, наступает время, когда и Груня начинает понимать, в какую "золотую клетку" забросила ее судьба; стоило ей вернуться в село и после долгой разлуки снова встретиться с Денисом, как все ее городское благополучие вдруг показалось трясиной.
Создавая целую галерею людей современного села (читателю запомнятся истинно народные характеры деда Дудки, Павлины Кондратьевны, Максима), писательница по существу творит своеобразную художественную летопись бытия своей Довганивки, пытаясь в то же время обрисовать перед читателем образ "села будущего". И творит она этот образ, не идеализируя положения, не избегая острых проблем, удручающего несоответствия между тем, к чему, исходя из законов нашего социалистического развития, мы должны были прийти и к чему пришли на самом деле. В то же время произведение ее глубоко оптимистично. Не потому, что роман завершается неминуемым: через Довганивку наконец начали прокладывать асфальтированное шоссе. Нет, оптимистичность произведения определяется жизненной позицией большинства героев, концепцией их бытия.
Уже в рассказах, составивших первый прозаический сборник Лидии Селютиной "Иду на огонек" (они написаны на украинском языке, все остальные прозаические произведения писательница создавала на русском), в качестве главного духовного стержня сотворения характеров своих героев автор избрала ДОБРО. Их отношение к ДОБРУ, к пониманию ДОБРА. Только искренняя, восходящая к самим родникам души доброта медсестры Оксаны ("Сестричка") возвращает искалеченному войной моряку Павлу Грицаю веру в то, что еще не все потеряно, что и для него жизнь еще может обрести надлежащий ей смысл. Стоит ли удивляться, что этой девушке, выходившей его после тяжелой операции, Павел поверил так искренне и свято, как, казалось, не способен был верить никому на свете.
Лишь не угасшая до конца природная доброта помогла братьям Якову и Семену ("Братья"), влюбленным в одну девушку, которая стала женой одного из них, не переступить ту последнюю черту, за которой братья становятся кровными врагами. И когда началась война, мы видим их вместе в рядах патриотов. Жизнеутверждающим пламенем добра освещены и другие рассказы сборника: "Огонек", "Руки" и даже пронизанная трагизмом "Расстрелянная яблоня" — о яблоне, воскресшей, чтобы весной сорок четвертого встретить солдат-освободителей нежным цветом возрождающейся жизни.
Тем же гуманистическим девизом "Сотвори добро!" определяет цель, смысл и суть своей жизни журналистка Варвара Величко — героиня повести "Сотвори добро" и романа "Быть человеком". Ее единоверка "в доброте человеческой" доярка Анна Кобзарь, о которой журналистке предстояло написать очерк, еще только присматриваясь к Варваре, так объясняет ей свою нехитрую философию житейского добра: "Это значит, ты мне добро сделала, и я тебе добром плачу. А тебе опять не хочется передо мной в долгу оставаться. Ты мне еще больше добра делаешь. И так всегда... Зло постепенно уйдет, уступит место добру".
Слишком упрощенно? Возможно. Да только доброта — естественная, не корыстная — и не требует особого мудрствования. Вся она — в деяниях, в порывах души. А еще, на примере судьбы Анны Кобзарь, Варвара утверждается в мысли, которая вскоре становится ее убеждением, основным источником доброты в обществе может быть лишь крепкая семья. Только мудрые, крепкие моральные устои семьи способны созидать доброту народа, возрождать в нем гуманистические традиции, порождать сострадание к слабым и сбившимся с пути.
Образной, художественной иллюстрацией этой истины представляется мне бытие заводской династии Бойко, нравственное исследование которой легло в основу романа Лидии Селютиной "Наследники" (1981). Впрочем, писательница рассматривает это явление несколько шире, ее интересует не просто династия заводских рабочих как таковая. В поле зрения сам род Бойко. В последние десятилетия мы почему-то совершенно забыли, что именно РОД издревле был хранителем семейных легенд, обычаев, традиций, ремесел, фольклора, святынь гуманизма.
На высоких нравственных регистрах прочитываются образы хирурга-травматолога Елены Антоновой и управляющего строительным трестом Андрея Павленко — героев другого популярного романа Лидии Селютиной —"Именем любви" (1988). Исходя из формальных признаков (насыщенности произведения сугубо "производственными" сценами, раскрывающими характеры героев, их морально-этические основы и отношения с коллективом), роман вполне можно было бы отнести кразряду "производственных". Но в том-то и особенность письма Лидии Селютиной, что все профессиональные муки хирурга Антоновой, все управленческие тревоги Павленко, возводившего со своим коллективом крупнейший морской порт "Восточный", как и трудовые будни других героев романа, вовсе не являются самоцелью творческого замысла писательницы.
Мы знакомимся с Антоновой и Павленко в те трудные для них обоих дни, когда после автокатастрофы Андрей Васильевич попадает в травматологическое отделение областной, больницы и талантливый хирург Антонова возвращает его буквально с того света, а потом, проникнувшись не только профессиональным, но и сугубо женским, человеческим состраданием, еще долго выводит своего пациента из морального шока, возвращая к полноценной духовной жизни, к житейским, в том числе и производственным, тревогам и хлопотам. И то, что эти двое красивых мужественных людей с неудавшейся личной жизнью влюбляются друг в друга, кажется совершенно естественным. Писательница сумела так психологически точно и так деликатно построить их отношения, что эта поздняя, но еще не окончательно запоздавшая любовь зарождается как бы в процессе совершенно естественного желания понять, проникнуться взаимным сочувствием и состраданием и, в конечном итоге, облегчить участь друг друга.
В то же время в отношениях Павленко и Антоновой вряд ли можно отыскать элементы традиционного курортного романа двух понравившихся на время друг другу, ничем серьезно не связанных людей. Перед нами — зрелые, осмысленные, в каких-то моментах по-своему возвышенные отношения людей, знающих цену жизни и не потерявших в наш суетный, прагматический век способности искать красоту жизни не во взаимной выгоде, а во взаимопонимании.