Мне хотелось бы, чтобы их постигла такая же судьба. Почему их еще держат в живых? Их надо казнить, и как можно скорее. Я в этом уверена, и никогда от этого мнения не отступлюсь. Меня раздражает суд. Ради чего убили моего мужа? Кто ответит за разбитое будущее моего мужа, меня и ребенка?
Если бы это было возможно, я бы убила Асахара вот этими руками. Медленно и мучительно. Исполнитель на линии Хибия Хаяси пока в бегах[106].
Я хочу как можно скорее знать правду.
Даже средства информации ничего не говорят о том, как страдали, умирая, люди. Совершенно ничего не было опубликовано. Во время инцидента в Мацумото было несколько сообщений, но даже этого не было при инциденте в метро. Поразительно. Во всех газетных статьях — одно и то же. Даже я впервые узнала, что мой муж умер после мучительных страданий, когда прочитала свидетельские показания в прокуратуре. Мы все хотим знать, что в действительности там произошло. Как бы тяжело ни было, мы хотим это понять. С каким чувством они умирали.
Все-таки, в конечном счете, для многих это чужое горе. Даже я, если бы меня это настолько не коснулось, наверное, так думала. Это чужое дело.
Меня радует только ребенок. Сегодня впервые начала что-то говорить. Некоторыми своими жестами, любовью к каким-то блюдам она уже напоминает отца. Я ей все время рассказываю об отце. Понимает или нет, я все равно рассказываю. Если Асука спрашивает, где папа, то я ей показываю фотографию на алтаре и говорю: "Папа, папа". — Когда она ложится спать, я приношу снимок, и она желает ему спокойной ночи. Осталось немного съемок на видео с наших лыжных походов, с медового месяца. Там записан и голос, и когда Асука подрастет, я ей покажу. Часто думаю: как хорошо, что мы это записывали. Но я все равно постепенно забываю, например, черты его лица. Около бровей немного выпирала кость, он ее иногда потирал рукой. Это я четко помнила, но сейчас уже начинаю забывать…
Простите, пожалуйста…
Когда человека нет рядом, даже память о близком родственнике тускнеет. Когда его физически нет рядом…
Я собираюсь научить дочь кататься на лыжах. Муж говорил, что ребенка с ранних лет учить нужно. Мы с мужем одинаковой комплекции, поэтому лыжную одежду покупали так, чтобы оба могли ей пользоваться. В следующий сезон поедем. Любимое занятие мужа я теперь должна взять на себя. Когда ребенок подрастет, думаю найти себе работу. Сейчас пока живем на доход моего отца. Когда Асука окончит начальную школу, я хочу, чтобы она сама выбирала дальнейший путь.
Слепой кошмар.
Куда мы идем?
1
Что случилось в Токийском метро утром 20 марта 1995 года?
Утром 20 марта 1995 года я был у себя дома в городе Оисо префектуры Канагава[107]. В то время я жил и работал в США, в штате Массачусетс, и на две недели вернулся в Японию — в университете начались весенние каникулы. У меня дома не было ни телевизора, ни радио, поэтому я совершенно не знал, что в Токио произошел такой катаклизм. Слушая музыку, я не спеша расставлял книги на полках. Свежее утро, хорошее настроение. На небе ни облачка.
В десять мне позвонил знакомый, работающий в средствах массовой информации, и встревожено сообщил: "В метро случился невероятный инцидент. Много жертв. Ядовитый газ. Это, несомненно, дело рук "Аум Синрикё", поэтому в ближайшее время в Токио лучше не приезжать. Они очень опасны".
В тот момент я совершенно не мог понять, что же собственно произошло. В метро ядовитый газ? "Аум"? Я долго жил за границей и был оторван от свежей информации. Я не знал о сенсационной новости, опубликованной в газете "Иомиури" 1 января (в деревне Камикуйсики обнаружены остатки зарина). Не знал также, что зариновый инцидент в Мацумото связывают с сектой "Аум Синрикё". Не знал и о том, что эта организация оказалась в центре внимания после совершенных ею нескольких преступлений.
С позиций сегодняшнего дня я понимаю, что в то время, по крайней мере, СМИ не могли предполагать и считали бы противоестественным, что "Аум Синрикё" способна на такие крупномасштабные террористические действия. Во всяком случае, я в этот день не собирался в Токио и, так и не поняв сущности происшедшего, поблагодарил звонившего и повесил трубку. Затем продолжил заниматься книгами, как будто ничего не случилось. И только немного позже я осознал ужас всего происшедшего.
И этот момент стал моим 20 марта.
Необычайная растерянность и отчуждение, которые я ощутил в то утро, выбили меня из колеи и надолго остались со мной. Вероятно, это и стало одной из причин, по которой во мне проснулся глубокий личный интерес к зариновому инциденту в метро.
Много месяцев после инцидента все средства массовой информации были наводнены описанием его подробностей и статьями, посвященными "Аум Синрикё". Телевидение с утра до вечера практически без остановки передавало информацию о событии. Газеты, журналы, еженедельники посвящали ему по многу страниц.
Однако во всем этом информационном потоке я не мог найти то, что хотел узнать, а именно: что в действительности произошло в токийском метро утром 20 марта 1995 года? Если конкретнее: что видели, какие действия предпринимали, что чувствовали и думали пассажиры, которые в то время находились в поездах метро? Я хотел это знать. Я хотел знать — насколько это возможно — все мелкие подробности о каждом отдельном пассажире, начиная от частоты его пульса до ритма дыхания. Что произойдет с самым обычным японским гражданином (таким, как я или вы), если он вдруг окажется вовлеченным в подобный неожиданный инцидент?
Однако вот что достойно удивления (а может, здесь и нет ничего удивительного): никто не сказал ничего, что я хотел знать.
Почему так произошло?
Если убрать лишнее декоративное оформление, можно сказать, что СМИ использовали довольно примитивную структуру. Инцидент с зарином подавался ими как четкое противопоставление справедливости и зла, разума и безумия, здоровья и уродства. Шокированные безобразным инцидентом, люди говорили в один голос: "Что за глупые штуки они выкинули? Что за безумие творится, и вообще — куда идет Япония? Куда смотрит полиция? Сёко Асахара в любом случае должен быть казнен".
Таким образом, люди — в большей или меньшей степени — сели в большой дилижанс под названием "справедливость, разум и здоровье". И это совсем не трудно понять, поскольку здесь произошло безграничное сближение относительного и абсолютного. Одним словом, в отношении Сёко Асахара и членов его секты, в отношении их действий подавляющее большинство людей стоят за справедливость, разум и здоровье. Более понятного консенсуса быть не может, и СМИ, опираясь на этот консенсус, еще более его укрепляли.
В противовес этому мощному течению раздавались голоса: "Преступление должно быть осуждено как преступление, а справедливость и разум тут ни при чем". Однако подобные утверждения получили резкую отповедь общественного мнения. Но спустя два года после инцидента, куда приехали на этом трясущемся дилижансе мы все, представляющие "нашу сторону" справедливости и разума? Чему научил нас этот шокирующий инцидент? Какие уроки мы из него извлекли?
Одно совершенно определенно. Остались удивительно "неприятное чувство и неприятный осадок". Мы ломаем себе голову: откуда все это вообще появилось? Создается впечатление, что многие из нас, чтобы забыть это "неприятное чувство и неприятный осадок", хотят засунуть инцидент в сундук под названием "прошлое", а значение события определить в рамках "суда" и решить все на уровне системы.
Конечно, в ходе суда выявятся многие факты, и это представляет большую ценность. Однако если эти факты, выявленные в судебном разбирательстве, мы не сможем глубоко усвоить ради самих себя, то все превратится в массу бессмысленных деталей, в слухи из зала суда и, в конечном счете, исчезнет во мраке истории. Как падающий на город дождь, который по сточным каналам стекает прямо в море, не оросив землю. Юридическая система действует только на основе закона и может решить только одну сторону проблемы, но этим все последствия происшедшего не могут быть улажены.
Иными словами, потрясение, нанесенное японскому обществу сектой "Аум Синрикё" и газовой атакой в метро, еще не проанализировано в достаточной степени, и значение случившегося, а также уроки, которые мы должны извлечь, еще не приняли конкретную форму. Сейчас, когда я закончил эту книгу, я не могу отмахнуться от подобных сомнений. Разве можно считать инцидент разрешенным, если просто повесить на него ярлык из ряда вон выходящего, бессмысленного преступления, совершенного сумасшедшей организацией? Может, я выражусь слишком резко, но у меня создается такое впечатление: в конечном итоге дело движется к тому, что инцидент может остаться в памяти как книжка комиксов, одна из историй о редких преступлениях, городской миф. Если это так, то где была совершена ошибка?
Если мы хотим чему-либо научиться в результате этого несчастья, то не пришло ли сейчас время провести новое расследование — под другим углом и другим способом? Видимо, легко сказать: "Аум" — это зло. Также легко сказать, что "зло и разум — это разные понятия". Эти две теории неизбежно противостоят друг другу, но таким путем избавиться от чар "консенсуса дилижанса" будет довольно трудно.
Дело в том, что эти понятия уже глубоко укоренились и институизировались, они уже захватаны грязными руками. И раскачать, а затем разрушить эти укоренившиеся в рамках системы понятия, если не невозможно, то достаточно трудно.
И нам сейчас нужны новые понятия, основанные на иных точках зрения. Нужна новая история совершившегося, написанная на основе этих понятий.
2
Почему я игнорировал "Аум Синрикё"?
Но где найти новые понятия и новую историю? Как я уже писал раньше, основная позиция СМИ состояла в том, чтобы противопоставить "пострадавших и справедливость" (то есть "нашу сторону") "преступникам и злу" (то есть "той стороне"). При этом они поддерживали позицию "нашей стороны" и тщательно разбирали и анализировали теоретические и практические извращения "той стороны".
Подобное отсутствие гибкости приводит к тому, что возникает закостенелая модель интерпретации событий — при отсутствии желания найти им глубокое объяснение.
Спустя некоторое время после инцидента у меня появилась пока еще смутная мысль: для глубокого понимания причин газовой атаки в метро недостаточно тщательно расследовать и проанализировать теорию и практику "той стороны".
Разумеется, это важно и полезно.