Семья состоит из четырех человек: родителей, сестры и меня. Еще одна сестра вышла замуж и живет отдельно. На работе я очень занят. Часто контракт должен выполнять только я один, и поэтому бывает угроза срыва. Я жалуюсь начальству, но на это не обращают внимания. Бывает, что в день работаю по 12-13 часов. Оформляю это время как сверхурочную работу. Если ее слишком много, начальство хмурится. А если не работать сверхурочно, работу можно так и не выполнить.
В общем, в субботу и воскресенье я беру выходные, но отдыхать никуда не езжу, разве только в конце года. В это время[89] отпуск невозможно взять: на праздник обон выпадает особенно много работы. Многие фирмы на это время закрываются и это время используют для того, чтобы отключить источники питания и переделать компьютерные системы.
Почему мы так заняты? Это объясняется жестокой конкуренцией между фирмами, подобными нашей. В последнее время, когда я прихожу на переговоры с предложением установить компьютерную систему, тут же обязательно появляется несколько других фирм. Поэтому приходится держать ухо востро. Да, я думаю, мы заняты больше обычных служащих. Что касается нашего возраста, то во многих компаниях к старшим по возрасту прикреплено несколько молодых сотрудников, которые по их указанию и выполняют всю работу. В моем случае я даю указание и сам его выполняю — у меня нет подчиненных. Поэтому я так занят.
В выходные дни я отсыпаюсь, а потом навещаю своих приятелей, которые живут недалеко. Дома у меня есть два компьютера, на которых я работаю по выходным. Делаю это без желания, но если это не делать, работу никогда не удастся завершить в срок (смеется). Родители тоже возмущаются: мол, пора тебе знать меру. Почему ты должен один так работать? Однако что бы они ни говорили, сделать ничего нельзя.
Если работаешь с компьютерными системами, и тебе уже перевалило за тридцать, начинаешь деградировать. Появляются новые программы, разработки, которые надо осваивать и держать в голове. Происходят принципиальные перемены и в использовании систем. На нашей фирме лучшим специалистам — по 22-23 года. Это поколение самое многочисленное. Перевалив за этот возраст, многие уходят. И что делать? Уезжать в деревню? Есть и такие, кто неожиданно уходит с работы: мол, надоело и все. Меняют профессию или возвращаются к родителям. Поэтому хронически не хватает специалистов. Что касается зарплаты, то она у нас неплохая, однако если спросить работающих в других отраслях промышленности, получается, что не такая уж и высокая.
Наша фирма находится на Роппонги. Утром на семичасовом автобусе я еду до станции Гоханно, затем сажусь на поезд, отправляющийся примерно в 7:40 до Нака-Мэгуро линии Хибия. Он приходит уже битком набитый, так что иногда не удается в него попасть. На Кита-Сэндзю садятся новые пассажиры, и все уже едут сдавленные, как сэндвичи. Иногда я боюсь получить травму — приходится принимать невероятные позы, чтобы как-то удержаться на ногах.
Похоже, надо обладать навыками профессионального борца. А не опротивело вам вот так каждый день ездить на работу в переполненном поезде?
Опротивело. Каждый понедельник появляется мысль: может, больше не ездить на работу? (Смеется.) Но хоть и не хочется идти, ноги сами собой тащат тело на работу.
Если бы все компьютеры были связаны между собой, можно было бы выполнять работу из дома, даже проводить совещания, а на фирму ездить только раз в неделю. Это можно было бы осуществить даже сейчас, и я надеюсь, что когда-нибудь так и будет.
В день инцидента, 20 марта, расписание сбилось из-за тумана на реке Тонэ, поэтому пришлось пропустить несколько поездов, прежде чем удалось сесть. Из-за опоздания поезд был переполнен еще больше обычного. Неделей раньше я простудился, поднялась температура, и в пятницу я на работу не ходил. Однако в субботу пришлось выйти — надо было переключить компьютерную систему одного клиента. В воскресенье весь день проспал дома, а в понедельник чувствовал слабость во всем теле и не хотел никуда идти. Однако в этот день начальство сказало, чтобы я пришел, поэтому пришлось ехать. На станции Уэно сошло много народу, и я мог наконец вздохнуть и даже дотянуться рукой до поручней. Если вы спросите меня, делаю ли я что-нибудь, пока еду в поезде, я отвечу: ничего не делаю, только думаю — вот бы сейчас сесть (смеется). Когда проехали Уэно, я увидел одного сидящего пассажира, который, судя по виду, собирался выходить, и встал перед ним. Когда много лет ездишь в поезде, уже можешь по поведению человека определить, будет он выходить или нет. Если удается сесть, я сразу засыпаю. Но как бы глубоко ни заснул, обязательно просыпаюсь на Камиятё, за которой уже моя станция Роппонги. Натренировался.
Однако в этот день поезд остановился в тоннеле между Акихабара и Кодэмматё. Затем поступило по радио сообщение, что на станции Цукидзи взрыв. Ну и попал я в заваруху. Сначала туман, а теперь это происшествие. Просто какое-то невезение, подумал я. На работу я уже окончательно опоздал.
Поезд остановился только один раз и вскоре прибыл на станцию Кодэмматё. В надежде, что он скоро двинется дальше, я задержался в вагоне, однако вскоре сообщили, что поезд дальше не пойдет. Мне ничего не оставалось делать, только выйти на платформу и направиться к выходу. Возьму такси и доберусь до фирмы, подумал я. Поднявшись по лестнице, я вышел на улицу, и передо мной предстала ужасная картина: кругом на земле беспорядочно лежали люди.
Я ехал в третьем вагоне от конца и поэтому до сих пор ничего не знал, что произошло в начале платформы. Думаю, другие тоже не знали.
Неожиданно на моих глазах три человека упали, раскинув руки и ноги. Изо рта у них пошла пена. У ближайшего ко мне мужчины дрожали руки и ноги, все тело билось в конвульсиях, и изо рта тоже шла пена. Я был ошеломлен и понял, что это серьезно, надо оказывать какую-то помощь. Стоявший рядом мужчина сказал: я не знаю, в чем тут дело, но когда идет пена, это опасно. Лучше будет заткнуть ему рот газетой. Мы вдвоем так и сделали. Снизу, шатаясь, поднимались все новые люди, и многие тут же падали. Я просто не мог представить себе, что произошло. Те, кто до сих пор просто сидел на земле, один за другим заваливались на бок.
Это было странное зрелище. У соседнего дома на земле без движения лежал старик, который уже не дышал, и у него не прощупывался пульс. "Скорую" вызвали? — спросил я у ближайшего ко мне человека. — "Вызвать-то вызвали, но она никак не приходит", — ответил он. Затем кто-то сказал: "Уже не успеть. Если ждать "скорую помощь", мы обречены. Надо останавливать проходящие машины и всех отвозить".
Как раз загорелся красный сигнал светофора, мы бросились к остановившимся машинам и стали просить, чтобы отвезли людей в больницу. В основном обращались к водителям микроавтобусов — туда можно посадить одновременно 5-6 человек. Когда мы объясняли ситуацию, водители соглашались помочь.
Я провел там, наверное, целый час, помогал людям сесть в машины, а некоторых приходилось почти нести на руках. Мы распределили обязанности: одни останавливали машины, а я переносил в них пострадавших. Водителей я просил отвезти их в больницу Сэйрока, которая была ближе всех.
Неотложка так и не приходила. Наконец спустя полчаса пришла одна откуда-то издалека. Похоже, все машины направили к Цукидзи. "Скорая помощь" пришла, когда всех, кто лежал на земле, мы посадили в проходящие машины, а те, кто мог ходить, сами взяли такси.
Я тоже на такси поехал в больницу. Пока был занят, ничего не чувствовал, а когда закончил, у меня появились болезненные симптомы. Думаю, основной причиной стало то, что я снова спускался на платформу. Вышел служащий станции и попросил помощи: его коллега упал на платформе. Поэтому я вместе с несколькими другими спустился вниз и надышался зарина. Спустился как раз туда, где воздух больше всего был загазован.
Упавший служащий, хоть уже не мог стоять на ногах, сопротивлялся и ворчал, что он должен остаться на платформе.
Мы его вытащили через билетный контроль, хотя он продолжал упираться.
Я подумал, что из-за взрыва в Цукидзи в метро образовался недостаток кислорода. И тут у меня изо рта пошла пена.
Вам не было страшно, когда вы спускались на платформу?
Нет, тогда была критическая ситуация, поэтому я не сознавал, опасно это или нет. Было только чувство, что надо помочь. Тогда там было всего несколько человек, которые могли самостоятельно передвигаться. Поэтому я должен был идти на помощь. Помню, что когда спустился вниз, почувствовал какой-то запах и еще подумал: что бы это могло быть? Еще помню, что когда шел по платформе к тому месту, где лежал служащий, поразился, что стало так темно. Зрачки уже начали сужаться.
Итак, мы отправили почти всех пострадавших, и я наконец облегченно вздохнул и уже собирался поймать такси, чтобы ехать на работу. Но тут почувствовал себя плохо: разболелась голова, стало тошнить, в глазах появился зуд. У меня тоже странные симптомы, подумал я. Окружающие посоветовали ехать в больницу; если даже немного почувствуешь себя плохо, поэтому я решил ехать в больницу.
В такси мы ехали втроем. Один приехал в Токио в командировку то ли из Нагоя, то ли из Осака, и все время ныл: "Надо же было этому случиться как раз в день моего приезда". — Я сидел впереди, а двое других сзади. Все окна были открыты. Дорога забита, потому что весь район Цукидзи перекрыли, а боковые улицы запружены. Поэтому пришлось ехать по улице Харумидори, а она тоже была вся забита машинами.
В больнице проверили мои глаза и сразу положили под капельницу. Больница в этот момент напоминала полевой госпиталь — в коридорах под капельницами лежали больные.
Мое состояние в то время было не очень плохим, и после двух капельниц я не стал ложиться, а вернулся домой, хотя врач и предлагал остаться. В то время я был возбужден, как будто только что вернулся с поля боя, и не чувствовал даже усталости.
Однако после того как вернулся домой, сильно разболелись глаза. Всю неделю не мог хорошо спать. Глаза болели независимо от того, закрывал я их или нет. Это очень неприятно. Поэтому пришлось вновь идти в больницу и пройти обследование. После этого мне сказали, что у меня уровень холинэстеразы очень низкий, что связано с зариновым отравлением.