Меня стразу же переложили на носилки и повезли в больницу. Я был одним из первых, кого повезли в больницу.
Тогда я думал, что это газ. Отравился газом. Сначала я не знал. Странный запах, болят глаза. Но когда состояние ухудшилось, подумал, что это газ.
На Камиятё высадили всех, кто оставался в этом поезде, и он уехал. Но высаженные пассажиры не видели ничего серьезного в той ситуации. Я сам подумывал сесть в следующий поезд и поехать дальше. Вспоминаю сейчас и понимаю, какая это была чушь, но тогда я думал именно так. И в самом деле, некоторые из высаженных там пассажиров всерьез ждали следующего поезда. Тогда никто не предполагал, что ситуация серьезна настолько, что есть жертвы. Все думали: какая-то проблема с этим составом, но вслед за ним приедет поезд нормальный.
Что стало с той девушкой? До сих пор думаю о ней. Слышал, что на Камиятё умерла одна 21-летняя женщина. Это она? Я не знаю. Такая маленькая девушка, такую газ одолеет легко. Жаль ее. По виду, она ехала на работу. Прилично выглядела. Видно — человек аккуратный. Хотел бы я узнать, что с ней стало?
В больнице я провел четыре дня. Меня опекали представители Японской центральной ассоциации верховой езды. Штаб этой организации как раз располагался в квартале Камиятё.
Вскоре после госпитализации физическая боль унялась. Я успокоился. Подумал: ничего страшного не случилось. Но с другой стороны, психический шок оказался сильным. Ненормальное ощущение, которое я тогда впервые заметил в себе, стало еще более обескураживающим. Уже можно дышать свежим воздухом, но усиливается ощущение тяжести, как во время инцидента. Страшно.
Однако спустя время я смог убедить себя в том, что я спасен и все в порядке, и только после этого успокоился. Смог глубоко вздохнуть. Но произошло это не сразу.
Боль в глазах и в голове некоторое время не покидала. Все никак не могла полностью оставить меня в покое. Хотя и она постепенно, не торопясь отступила. Через три или четыре дня после выписки меня принимал у себя посол. Меня как бы выхаживали. Очень любезные люди!
После выписки я лишился сна. Три недели не спал по ночам. Боялся. Стоило мне уснуть, как непременно видел сон. Постоянно один и тот же. Кто-то приходит ко мне и огромным молотом бьет по голове. Вот так.
Странный сон. Сначала молот очень прочный и бьет больно. Но изо дня в день постепенно становится мягче. Постепенно сила ударов ослабевала. И под конец остается ощущение, будто меня бьют подушкой.
Но страх неизменен. Приходит их темноты незнакомый человек и бьет по голове. Невольно открываю глаза. И это повторяется много раз. Бесконечно. Мне страшно спать. Как усну — вижу этот сон. Поэтому всю ночь не выключаю свет. Боюсь темноты.
Три недели я не спал. Почти не сомкнул глаз. Для меня это было очень тяжко. Я продолжал преподавать, но от бессонницы временами мутнело в голове. В такой обстановке к нормальной жизни не вернуться.
Излечить это могло только время. Сейчас уже ничего не осталось. Все в порядке на все сто процентов. Никаких проблем. Дайдзёбу[66]!
На телевидение попали кадры, где я лежу на платформе. Дошли они до Ирландии. Ночевавшая дома дочь, увидев эти новости, всполошилась, позвала мать. Говорит: мама, быстрее, с отцом в токийском метро случилась беда. Жена испугалась, слетела по лестнице вниз и уставилась в экран. Точно — я лежу на платформе. "Это не отец! " Вот так домашние узнали о происшествии раньше, чем сообщил им я. Многие прислали письма. Я благодарен всем за участие.
Токио считается одним из самых безопасных городов мира. Наверное, странно попасть здесь в подобную историю?
Именно так. Но я свое мнение не поменял. Токио действительно самый безопасный город в мире. Япония — прекрасная страна. Можно не боясь ходить по улицам. И это так. С тех пор я часто езжу в метро. Мне нисколько не страшно.
Послушайте, меня испугать нелегко. Поймите правильно. За свою жизнь до сих пор почти ничего не боялся. Выходя на старт очередной скачки, я каждый раз сталкиваюсь вплотную с опасностью. У меня получается не чувствовать страх. Вот такую жизнь я прожил. И характер изменить сложно. Возраст берет свое, но я его почти не чувствую. Может, опасность именно в этом?
Что-нибудь изменилось в вас после происшествия?
Да, я начал смотреть на себя более отстраненным взглядом. В повседневной жизни нас беспокоят разные вещи. Мы проникаемся ими до мелочей. И тут внезапно происходит нечто похожее. Как гром среди ясного неба. Мы, естественно, думаем: что это может быть? Почему оно происходит? Начинаем беспокоиться, что будет дальше. Но ведь это неизвестно, правда? Вся моя жизнь — это скачка. Сколько помню, я всегда был верхом. Я участвовал во многих крупных скачках, часто побеждал. Это было прекрасно. Сейчас учу молодых жокеев. Через общение с ними я будто сам сажусь на лошадь. Это тоже прекрасно. Такова моя нынешняя жизнь.
Стоит начать есть, как нестерпимо клонит в сон.
Сабуро Симада (62 года)
Родился седьмого числа седьмого месяца седьмого года Сёва[67]. Легко запоминающийся день рождения. Сплошные семерки. Похоже, он счастлив с самого рождения. "Это правда? " — спрашиваем мы. "Не то чтобы очень", — склоняет он набок голову в такой манере, будто говорит "в принципе, не жалуюсь".
До выхода на пенсию в 60 лет усердно проработал в фирме, специализирующейся на торговле болтами. Недавно отселились дети. Симада-сан уже давно планировал на новой ступени своей жизни, после выхода на пенсию, поселиться в новом доме за городом и спокойно проводить там свои дни. Однако из-за нехватки людей фирма обратилась к нему с просьбой поработать еще некоторое время, и он повторно стал ее служащим. Планы несколько смешались. И вот, при поездке на работу, он, к своему несчастью, подвергся зариновой атаке в метро.
Мы выслушали его часовой рассказ во время обеденного перерыва в складской комнате их фирмы на Ити-но-Хаси. Впечатлило, как напоследок он, вздохнув, обронил как бы в никуда: "В последнее время внезапно начинаешь ненавидеть разные вещи. Почему — сам не знаю, но одно за другим… "
Может, он просто устал от ежедневной двух-с-половиной-часовой езды на работу, стоя в переполненной электричке? Трудно судить, насколько инцидент с зарином повлиял на такую смену его настроения. Однако, основываясь на многочисленных историях пострадавших, можно сделать общий вывод — инцидент в какой-то степени причастен. Это мое предположение.
Мы продаем несколько десятков тысяч разных видов болтов. Ведем складской учет, а, получив заказ из провинции, отправляем товар. Занимается этой работой торговый центр фирмы, по сути — единый склад нашего предприятия. Представляете, сколько всего нужно держать в голове. Это очень скрупулезная работа. От новичков первое время толку нет. Ответственный за этот склад — мой старый приятель, это он меня попросил еще поработать. Выйдя в шестьдесят на пенсию, я спокойно жил в Цукубе, но приятелю отказать не смог и опять вышел на работу. До пенсии я работал не здесь, а в головном офисе на Тамати. Там тоже мне предлагали остаться, но я отказался. Уже подумываю, как бы оставить и эту работу (смеется).
После школы я работал на разных работах. Сначала в Токийском боулинг-центре. В 1952-53 годах это был единственный во всем Токио боулинг. Подавляющее большинство посетителей — живущие в стране американцы, военные. В те времена одна игра стоила 250-300 иен, и простые японцы не могли себе такого позволить. Можно сказать, атмосфера там была специфичная. Я сидел сзади и управлял механизмом. Это сейчас все автоматизировано, а тогда кегли выставляли вручную. Эта должность именовалась "мальчик на кеглях".
Платили неплохо. Когда набирали на работу, выстроилась длинная очередь желающих. Сейчас этого здания уже нет, а стояло рядом с полем регби в парке Гайэн. Вот перед ним очередь и змеилась. Дополнительный заработок? Иногда иностранцы засовывали в отверстие для пальцев шара мелкую купюру. Нечто вроде чаевых. Но это случалось редко. Тогдашняя Япония была еще бедной.
Поработав там два года, я ушел, надеясь открыть свое дело. Занялся разведением кур в Сагамия[68]. В те годы там были сплошные поля, и заниматься курами не представляло никакого труда. Я окончил старшую сельхозшколу, и мечтал заняться птицеводством. Держал около двухсот птиц, землю арендовал у одного старшего товарища, с которым и вел совместное хозяйство. Мы продавали яйца, но так и не разбогатели (смеется). Двести птиц — это было ничто. Тогда как минимум нужно было держать около тысячи кур. Через год я бросил и эту работу. Оставшихся птиц пустил на мясо.
Затем по знакомству дядьки поступил в эту фирму. Раньше в фирме был свой завод (сейчас его нет), и дядька был его директором. Сколько мне тогда было? 23 или 24. Пока холост. Женился я в 29. В фирме в основном занимался коммерцией. Объезжал на машине клиентов.
Пока работал, жил в квартире микрорайона города Токородзава. Купил в Цукубе землю, построил там дом, и после выхода на пенсию перебрался в новое жилье. У меня двое детей. Оба выросли, создали семьи и теперь живут отдельно. Но на момент инцидента дочь еще жила с нами. У жены в Токио оставалась должность, она хотела еще поработать, и осталась с дочерью в Токородзаве. Тем временем я жил один в Цукубе. Если в доме не жить, он постепенно запустевает. Было ощущение, будто я в командировке. Жена приезжала в Цукубу по выходным, наводила порядок и стирала на всю неделю. Обедал я на работе, ужинал, где придется, и лишь завтрак умудрялся делать сам. В пятницу я ехал с работы в Токородзаву, ночевал там, а в субботу вез жену на машине в Цукубу. В воскресенье отвозил ее обратно. В понедельник ехал из Токородзавы на работу до Хироо. Вот в таком аномальном режиме некоторое время длилась наша жизнь. В мае прошлого года жена наконец-то перебралась в Цукубу.
В день происшествия я поехал на работу из квартиры в Токородзаве. 20 марта — единственный рабочий день среди вереницы выходных. Можно было и отдохнуть. Я бы не отказался провести его в Цукубе. Но так как я ездил из Токородзавы в Цукубу через работу, то решил и в тот день выйти. Жена, узнав об этом, возмутилась. Мол, мог бы и пропустить. Но особой разницы нет, поэтому я решил вернуться в Цукубу после работы.
Привычный маршрут: на линии Сэйбу до Икэбукуро, на Маруноути до Касумигасэки, и на Хибия до Хироо.