Приглашение на выставку

Петро Немировський

Сторінка 7 з 9

Резанув зубами ненавистную леску, плюхнулась обратно в волны.    

           Все резче кричат чайки. За корму полетели первые порции их трапезы – рыбьи кишки и отрезанные головы.

           – Какая женщина может доставить мужчине столько кайфа, а? – Хулио вынимает крючок изо рта крупного окуня.

           Холодные соленые брызги летят в лицо. Руки и одежда рыбаков – в слизи устриц, в рыбьей крови и чешуе.

           К обеду клев идёт на убыль.

           – Вынимай снасти! – командует толстолицый капитан, сидящий наверху в кабине.  

           И корабль идет обратно, к берегу. Трюм снова полон. Китайцы, насытившись сырой рыбой в маринаде и захмелев от рисовой водки, французы – от вина и песен, негры от пива и качки, – все они спят.

           Корабль швыряет в гигантских волнах, что спичечный коробок.

………………………………………………………………………………….

           Машина возвращается в Нью-Йорк. Глен за рулем. Хулио, разомлев, полулежит на сиденье:

           – Может, мне не нужно было продавать свою яхту? Но эти дорогущие страховки, техинспекции, ремонты, поиск дока на зиму. Нет, слишком много пролем, – размышляет он вслух. Позевывает, бросает взгляд на Глена: – Ну, старик, расскажи, наконец, про свою новую герлфренд.

                                                            

Глава 8

 

Глен – в черных спортивных штанах и футболке, испачканной красками, стоит у холста, натянутого на станок. На холсте едва видны контуры женской фигуры. Глен вертит в пальцах карандаш. Прищурившись, поднимает руку, чтобы убедиться в точности измерения: лицо сидящей на стуле напротив него Нели возникает слева от карандаша, к которому прижат большой палец художника.     

          Так проходит несколько томительных (для Нели) минут. Глен почти не двигается, а Неля боится даже шелохнуться – запрещено!

          Вот он подходит к ней, кладет руку на ее голое плечо. Словно прислушивается к чему-то. Затем начинает сжимать ее плечо своими крепкими пальцами так, что Неля вот-вот закричит от боли. И в тот момент, когда она готова закричать, его пальцы разжимаются.   

          – Встань, – велит он ей, и Неля покорно встает со стула, и встает, кстати, с большой радостью и со вздохом облегчения.

          Он держит Нелю за руку и пристально, почти не моргая, вглядывается в ее глаза. 

          – Стой спокойно, не шевелись. И не вздыхай ты так! Сядь! – вдруг кричит он, прижимая кулаки к вискам: – Нет! Не то, не то!

          Он начинает ходить из угла в угол, даже не смотрит на растерянную Нелю, покорно севшую на стул. Затем он валится на диван и лежит, уткнувшись лицом в подушку и накрыв голову руками.

          Неля не знает, как ей быть – сидеть и ждать, или подойти к нему и пожалеть его.

И следа не осталось от того уравновешенного Глена, которого она знала несколько месяцев назад. Она теперь совершенно не понимает его, не знает, чего от него ждать и как себя с ним вести. 

          И только она собирается встать, как Глен вдруг вскакивает с дивана и подбегает к холсту. Делает резкие, точные штрихи, один за другим. 

"А нормальный ли он?" – задает себе вопрос Неля, глядя, как дико кривятся его губы.

– Оно, оно… – шепчет Глен.

……. …………………………………………………………………………

          – Ты помнишь "Флору" великого Тициана? О-о, это же шедевр, где нет ни единого сомнительного мазка!.. Знаешь, когда я вернулся из Италии, десять лет назад, впервые побывав в Риме и Флоренции, я был готов бросить все к чертям, и снова заняться живописью. Я даже собирался уехать в Рим, был согласен там жить впроголодь, лишь бы видеть Рафаэля и Леонардо.  

          – Ты имеешь в виду, чтобы видеть там их картины? – уточнила Неля, наливая в бокалы вино.

          Они сидели на подушках, на полу, друг напротив друга. 

          – Не только картины, но и самих художников. Можешь мне не верить, но то, что я тебе сейчас скажу, – правда. Однажды я увидел там Микеланджело, он шел в Собор Святого Петра, а я в это время сидел на улице, на скамейке, мои ноги гудели от круглосуточной ходьбы по городу. Микеланджело, весь в мраморной пыли, возвращался с площади перед новым Капитолием, которую тогда проектировал, и шел в Собор Святого Петра, где уже заканчивали первый ярус купола. Он на миг остановился передо мной, и я увидел его глаза… – Глеб сделал несколько глотков из бокала. – А на Пьяцца деи Фиори я видел Бенвенуто Челлини – он там рассматривал цветы у лоточницы…            

          – Но почему же ты тогда не уехал в Рим? – спросила Неля. Ей было безумно интересно слушать эти истории, похожие на сказки.  

          – Почему я не уехал? Меня сбил с толку мой приятель и бизнес-партнер Хулио, да-да, тот самый, с которым мы с тобой недавно сидели в кафе. Он попросил меня остаться в фирме на несколько месяцев. Я согласился. Потом он предложил мне купить у него на выгодных условиях вот эту квартиру, он тогда переезжал в новый кондоминиум в Манхэттене. Я соблазнился низкой ценой, залез в новые долги…  

          Глен встает и, отряхнув руки, подходит к холсту на станке. Включает лампу и, наклонив голову, долго смотрит на изображение женщины. Затем, хмыкнув, берет карандаш и пытается поправить какую-то линию.   

          А Неля сидит и ждет, когда он закончит рассказ о Риме, о великих художниках и зодчих, с которыми там встречался. Может, он хоть посмотрит сейчас на нее? Вспомнит, что она здесь? Хоть скажет ей, чтобы навела в квартире порядок? Может, хоть поинтересуется, что у нее на душе, что ее мучает, какие у нее планы?  

          – Ты испортила мой замысел! – кричит вдруг Глен. – Ты не умеешь ни любить, ни страдать! Ты ни во что не веришь! Тебя интересуют только деньги! – все эти обвинения он обращает то ли к Неле, то ли непонятно к кому. В ярости ломает карандаш и, быстро одевшись, уходит из квартиры.  

          – Гм-м… – тяжело вздохнув, Неля встает, чтобы убрать посуду. 

 

Глава 9

 

           – Да, мамочка, я все запомнила, не волнуйся. Где Глеб Викторович? Он вышел купить себе краски, – Неля сидела перед монитором лэптопа, разговаривала с мамой по "Скайпу". – Мамуля, хочу тебе сообщить: я нашла работу няней у одной американки. Но она ставит условие – чтобы я у нее работала не меньше года. Я согласилась. За год заработаю, как минимум, двадцать пять тысяч баксов, представляешь?   

           – Нелюня, а как же институт? Двадцать пять тысяч баксов, конечно, хорошо. Но тебя же отчислят из института. 

           – Ма, не дрейфь. Я уже звонила в деканат. Декана, правда, не было, он еще в отпуске, но я разговаривала с Галиной Петровной, из секретариата. Она сказала, что я могу взять на год академический отпуск. Нужно только заполнить специальные формы, они есть онлайн.    

           – Все-таки я не одобряю твое решение остаться в Америке. Или у тебя там кто-то появился?  

           – Нет, что ты. Я бы тебе сразу сказала. 

           – А как поживает Глеб Викторович? – спросила Кира с едва уловимым замиранием в голосе.    

           – Глен Викторович? Очень хорошо, просто прекрасно. Переживает свое второе рождение. Пишет картины с утра до ночи. Ночью, кстати, тоже рисует.

           – Я ему звонила несколько раз, но он почему-то не отвечает.

           – Да, он практически ни с кем теперь не разговаривает. Разговоры его отвлекают, мешают творить. Хочешь посмотреть? 

           Взяв в руки лэптоп, Неля встала и начала медленно поворачивать его экраном по всей комнате, подходя к стенам, обвешанным картинами. Повернула лэптоп экраном вниз, показывая лежащие на полу эскизы.    

           – Ба-а...

1 2 3 4 5 6 7