Булгаков своего Мастера тоже помещает в сумасшедший дом. И современные писатели – следом за старой гвардией: Венедикт Ерофеев пишет "Вальпургиеву ночь", где пациенты в психбольнице отравляются медицинским спиртом...
В дверь постучали, и доктор Фролова прервала свою речь.
– Войдите, – сказала она на английском.
Дверь приоткрылась, медсестра Сандра просунула голову в образовавшийся проем:
– У нашего замдиректора завтра день рождения. Мы хотим купить ему цветы и устроить по этому случаю небольшое party, – сказала она.
– Да, конечно, одну минутку, – Виктория Львовна достала из сумочки портмоне, вытащила из него десять долларов и протянула медсестре.
– Спасибо, доктор. Извините за беспокойство, – бросив взгляд на Ивана и, вероятно, припомнив, что у него деньги уже взяла, Сандра закрыла дверь.
– Вот так: стоит вам зайти ко мне на минутку, как мы сразу же начинаем литературные обзоры, – пошутила Виктория Львовна, улыбнувшись.
Улыбка, впрочем, у нее была сухой и холодной, что всегда удивляло Ивана – ласковые глаза у женщины и такая холодная, жесткая улыбка. Почему при всей своей красоте и уме, она никогда не была замужем? Не раз Иван пытался представить себе доктора Фролову в роли чьей-то жены, но воображение всегда отказывало ему в этом.
– Вы статью в журнале прочитали? Что скажете? – кивком головы Виктория Львовна указала на лежащий на столе медицинский журнал, возвращенный Иваном.
– Да, прочитал, – Иван стал раздумчиво поглаживать пальцами свой подбородок. – Все-таки странные это типы – шизоиды – очень странные: вроде бы не больные, но и не здоровые, как бы нормальные, но в то же время – нет. Как следует из этой статьи, шизоидность – это преддверие шизофрении, некий порог в болезнь, когда гениальность может перейти в безумие.
– Вот-вот, вы совершенно точно подметили: преддверие шизофрении. Между прочим, ваш любимый Гоголь был стопроцентным шизоидом: оттого-то и его паранойя, и бред, и бесконечные выверты, которые он столь талантливо заключал в свои писания. Изучайте психиатрию и найдете ответы на любые вопросы! По моему твердому убеждению, все настоящие писатели в различной степени психически больны, – заключила Виктория Львовна и посмотрела на часы на стене. – Вот и ланч закончился. А мы даже не успели с вами обсудить пациентов. Как там Джим? По-прежнему спит? Ну-ну. А что насчет новопоступившей русской девушки?
– Пока не понятно. Очень запутанная душа. Панночка... – загадочно ответил Иван, вставая.
И доктор Фролова бросила на него тревожный, но холодный взгляд – взгляд профессионального психиатра.
ххх
Идет доктор Селезень по коридорам психбольницы. Приветливо кивает пациентам, вежливо улыбается врачам и медсестрам.
Почему-то тревожно на душе Ивана. Литературные беседы в "салоне мадам Фроловой" в последнее время стали его раздражать. Ее слова о писателях и психических болезнях тягостно отзываются в его сердце. Все-таки хорошо, что он отказался от творчества. Зачем подвергать себя риску?
А вдруг... – он сам шизоид, а?! Настоящий шизоид, с перспективой стать шизофреником? От мысли, что он заболевает, Ивана охватил такой жуткий страх, что его тело покрылось холодной испариной, и рубашка на спине взмокла. Украдкой, чтобы никто из окружающих не заметил, он наклонил голову, осенил себя крестным знамением. Затем, просунув пальцы в разъем между пуговицами рубашки на груди, нащупал нательный серебряный крестик. "Господи, спаси и сохрани..."
Пришло некоторое успокоение, сердце забилось ровнее. "Завтра – пятница, поеду на уикенд на дачу. Нужно больше бывать на воздухе, работать в саду, лучше питаться. По дороге обязательно заеду в магазин, куплю головку сыра и колечко кровяной колбасы". Мысли о еде окончательно вернули Ивану спокойствие. Весело крякнув, он поправил брюки в поясе и широким шагом вошел в палату номер Шесть, где лежал Джим.
Ничего не изменилось в этой палате. Через высокое, за металлической сеткой, окно лился солнечный свет. На кровати спал гигант Джим, в той же позе – на спине, со сложенными на груди руками. Джим был столь огромен, что во всей больнице для него не нашлось одежды по размеру, поэтому пижамная курточка была застегнута лишь на три верхние пуговицы, живот выпирал наружу, а безнадежно короткие штаны едва не доставали до колен.
Иван снова обратил внимание на веки Джима – невероятно толстые и морщинистые. Наклонился к самому лицу Джима, чтобы получше разглядеть эти необычные веки. "Как же такие поднять? Может, нужно, чтобы его осмотрел окулист? Да, непременно, это и есть причина его столь продолжительного сна. Парень просто не в силах открыть свои очи".
Пошевелив быстро пальцами, словно желая разработать их перед выполнением упражнения, Иван поднес руку к лицу Джима и осторожно раскрыл его правый глаз. Из-под толстых век на него посмотрел перепуганный, злой глаз. Иван отшатнулся. "Он не спит!"
– Джим, вы меня слышите? – спросил доктор Селезень. – Если "да", то пошевелите правой рукой.
На миг дрогнули пальцы правой руки Джима. И все, больше никакой реакции.
"Нет, все-таки спит, – решил Селезень. – Типичный летаргик. Будем ждать пробуждения".
– Что, доктор, проводите психологические тесты? Я вам не помешаю? – спросил вошедший в палату мужчина лет шестидесяти, в темном костюме, белой рубашке и при галстуке.
Мужчина этот был довольно грузен, что несколько не сочеталось с его очень энергичными движениями. Обтекаемый животик, открытое лицо с благодушным выражением, не покидающая губ улыбка, выдавали в нем эпикурейца, любителя плотских утех. Это – мистер Вильям, замдиректора по административной части.
– Нет, не помешаете, – ответил Иван. – Я уже закончил.
– Вот и хорошо. Мне сообщили, что кровать отремонтирована и ее можно эксплуатировать. Но я решил лично убедиться в том, что она в порядке, – с этими словами мистер Вильям подошел к пустой кровати у противоположной стены.
Кровать по-прежнему была без постели. Три ее части, состоявшие из квадратных, обтянутых черной кожей подушек, были подняты под разными углами в разных плоскостях. Мистер Вильям нажал кнопки на пульте. Тихо загудел мотор, и подушки стали медленно опускаться, пока все не остановились в горизонтальном положении.
– Работает! А я думал, что ее будут чинить до второго пришествия, – мистер Вильям отряхнул руки. Затем достал из кармана пиджака ароматизированную салфетку и начал вытирать толстую потную шею, при этом поворачивая голову, но, не сводя со стоявшего перед ним Ивана то ли наглого, то ли виноватого взгляда больших, навыкате, глаз.
– Что это с вашим носом? – тихо спросил Иван.