Отлично! – есть работа. Она отработает долг за билеты и привезет домой "кучу денег".
И, что самое главное, – наконец уедет от Глинтвейна. Его скептическое хмыканье в ее адрес раздражало чрезвычайно. Самым ужасным было то, что она не могла Глена ни в чем упрекнуть: он был замурован в броню своей напускной вежливости и великодушия – щедро подбрасывал ей деньги на карманные расходы. При этом Неля не могла избавиться от ощущения, что Глен – паук, злой паук. А себя она порой мечтательно воображала его будущей жертвой – прекрасной бабочкой...
Провели прощальный вечер: пили пиво с жареной, немного подгоревшей картошкой, слушали музыку. Глеб Гленыч, похоже, тоже был рад ее отъезду и даже немножко пустился в откровения:
– В данный момент я работаю в фирме ритуальных услуг. Нет, не гробокопателем и не обмывающим трупы. Руковожу там дизайном. Как бы тебе вкратце объяснить? Люди умирают, и их надо хоронить, так? Но их ведь просто так в гроб не положишь – перед этим их надо одеть в приличную одежду, разослать приглашения на похороны, отпечатать программу церемонии прощания и т.д. Вот наша фирма и обеспечивает всю оформительскую часть.
– И как оно – работать в таком заведении? На психику не давит? – спросила Неля. Почему-то ей захотелось отодвинуться от Глена подальше, хотя она и так сидела на достаточном от него расстоянии.
– Честно признаться, поначалу сильно смущало. Там у нас в фирме есть шоу-рум – зал, где экспонируется все это барахло: костюмы, платья, таблички для гробов, урны для пепла, короче, весь джентльменский набор покойника. Мне, чтобы из своего офиса попасть в офис менеджера, приходится каждый раз проходить через тот зал. Это – единственное, к чему трудно было привыкнуть. Хоть оно и странно: с натуральными покойниками я имел дело, еще когда учился в институте; нас водили в анатомку и – ничего, смотрел спокойно. А вот этот зал почему-то не переношу.
Изменившись в лице, Неля спустила ноги с кресла. Рассказ Глена преисполнил ее смутной печалью и... жалостью к нему. Угадала глубокую, скрытую беду этого на вид оптимистичного, но в душе несчастливого человека.
– Но вы же художник. Как же так?.. Мама говорила, что ваши картины выставлялись в галереях Москвы и Парижа, что когда вы писали портреты на Арбате, собиралась огромная толпа, люди даже залезали на фонари, желая поглазеть на вашу работу. И тут – какая-то похоронная контора, урны с пеплом...
Глен пожал плечами:
– Что сказать? Было дело. Рисовал. Насчет Парижа мама немножко преувеличила. И про фонари на Арбате тоже не припоминаю. Но в галереях Москвы выставлялся... В общем, так: дело это давно минувших дней, и все неправда, – сказал он холодно.
Он вдруг почувствовал, что эта девочка заглянула в его душу и поняла то, что он тщательно скрывает все эти годы от многих и от себя самого.
– А я тоже: учусь в пединституте, но не для себя – больше для мамы с бабушкой. А чего хочу в жизни, сама толком не знаю, – призналась Неля.
– Ничего, еще разберешься. Мы немножко засиделись, а тебе рано утром в дорогу.
– Да, первый автобус в Нью-Джерси – в пять утра. Разбудите меня в половине четвертого, ладно? Я, может, буду брыкаться и прятаться под одеяло, но вы не обращайте внимания.
ххх
Испуганная птица вспорхнула с подоконника, когда Глен щелкнул выключателем и яркий поток света наполнил комнату. Он полагал, этого вполне достаточно, чтобы проснуться любому. Однако Неля лежала, не шелохнувшись, и усом, имей она таковой, не повела. Плед наполовину сполз на пол, открывая ее ногу до самого бедра и краешек розовых шелковых трусиков, обшитых черным кружевом. Нелин рот был приоткрыт, длинные волосы, днем обычно собранные сзади в узел, сейчас были распущены и спутаны.
Постояв пару минут, Глен кашлянул, снова щелкнул выключателем. Трудно было поверить, что можно спать, невзирая на все эти громкие щелканья и покашливания.
Но не дрогнула ни одна Нелина ресничка, ее лицо выражало такую открытость миру, невинность и безмятежность крепко спящей молодости, что Глен усомнился, спит ли она в самом деле, или притворяется. Наклонился к ее ушку и вдруг... услышал запах ее тела. Повеяло ландышами в лесу, весенним ветром, ручьями талого снега...
– Нелюша, вста-а-авай.
Она пробормотала что-то невнятное: "И если уйду... Тот или этот… Чур меня..." И крепко сжала подушку.
Голова Глена закружилась, какие-то предрассветные тени поползли в окна. С остервенением он защелкал выключателем и заорал:
– Мадам Трубецкая! Подъем!
Глава 6
Нелина трудовая карьера длилась ровно десять дней. Вечером одиннадцатого дня она позвонила Чернову предупредить, что возвращается завтра утром. Подробности ее работы и причины увольнения она потом излагала сумбурно, осыпая градом ругательств хозяйку, которая "эксплуатировала ее нещадно, пила кровь" и, в конце концов, рассчитала.
По совету Глена, она начала искать работу через газеты. Возвращаясь с работы, он заставал ее в расхристанном виде, иногда в пижаме, сидящей на полу, где на раскрытых газетных листах стояли пузырьки лаков для ногтей и чашка кофе.
– Как успехи, мадам? – спрашивал Глен из ванной, сдерживая гнев в голосе: там его крем для бритья почему-то лежал на другой полочке, а на сушильных трубках висели разноцветные трусики и лифчики.
– Пока облом, – отвечала Неля из комнаты.
ххх
– Я через час ухожу. Еду на интервью в одно агентство, – радостно сообщила Неля, когда Глен со взъерошенными, еще мокрыми волосами, в одних шортах, вышел из ванной. На его мускулистых плечах блестели невытертые капли.
Неля непроизвольно остановила взгляд на его красиво сложенной фигуре: мышцы груди с аккуратными круглыми сосками подтянуты, от пупа вниз сбегает тонкая полоска волос. Вид полуголого Глена все чаще вызывал у Нели сладкий внутренний холодок...
– Что за агентство? – его лицо приняло обычное отстраненное выражение.
– Одна русская фирма. Им нужна девушка – в ночную смену в стриптиз-баре разносить дринки.
– Что? В борделе по ночам разносить алкоголь?
– Да. Они меня сами туда отвезут, а утром привезут обратно. Двести баксов за ночь! Представляете? Для этой работы не требуется никакой опыт. Единственное, они просят показать им паспорт, хотят убедиться, что мне уже 18 лет, – Неля победно приподняла подбородок.
– Послушай, дорогая. Мы ведь с тобой договорились с самого начала, если помнишь, что ни в какие стриптиз-клубы ты не идешь. Мне плевать, что они тебе пообещали. Хочешь трахаться за бабки – пожалуйста, воля твоя. Но тогда я – пас, отдавай ключи и живи, где хочешь, – красные пятна пошли по его лицу. – И еще – что за бардак ты устроила в квартире?! Все валяется, раскидано, телевизор не выключается, компьютер забит всяким мусором, жрать нечего. Хоть уборщицу вызывай! – он толкнул дверь и вышел из комнаты.
Сел у компьютера. Старался не слушать, что происходит в соседней комнате, где звонил телефон и Неля с кем-то разговаривала. Потом она прошла за его спиной. Не поворачивая головы, он все же повел глазами в сторону прихожей, где Неля надевала босоножки.
– Не обижайся, – сказала она тихо. – И не устраивай скандалы.
Глен молчал, поразившись ее внезапному переходу на ты.
Снова зазвонил ее телефон. Подскочив, Глен вырвал телефон у нее из рук и заорал по-русски:
– Ты, раздолбай! Забудь этот номер! Еще раз позвонишь, заявлю в полицию!
– Что вы так нервничаете? – услышал он в ответ хамоватый мужской голос.
– Повторяю: заявлю в полицию.
– F..ck you, – была последняя фраза в этом коротком разговоре.
Лицо Глена дышало яростью.