Солнце нежно золотит песок. Через калитку, влача матерчатые сумки и зонтики, на пляж проходят первые посетительницы — молодые мамаши. Их дети бегут к воде. На вышках сидят парни-спасатели в ярко-красных трусах и опознавательных курточках, со свистками, болтающимися на груди; в них сегодня еще не дули, но очень скоро эти безобидные бирюльки-свистки превратятся в иерихонские трубы.
Нежен зыбкий песок, накануне по пляжу проехала машина, разровняла берег, смела мусор. А волны океана довершили уборку, слизав с покатого берега возведенные вчера замки, крепостные валы и мосты из веточек.
Лениво дышит океан, лишь мельтешат блики на его поверхности. Чайки и альбатросы застыли на темных валунах, и если бы изредка не взъерошивали перья и не подавали голос, птиц можно было бы принять за музейные чучела, давно посаженные на эти камни...
Вдали на мысе видны подъемные краны порта, где швартуются сухогрузы и откуда выходят океанские лайнеры. Величавые плавучие города тянутся вереницей, оставляя позади небоскребы Манхэттена, мост Верразано, порт, бухту, и уходят в какую-то великую, страшную даль...
Осипу этот вид напоминал Финский залив и почему-то фотоальбомы его детства с пейзажами Крайнего Севера. Тоню же вид океанских лайнеров и застывших на камнях чаек, как она выражалась, просто завораживал.
Что касается Арсюши, то, когда мама или папа вытягивали руку вдаль, говоря ему: "Посмотри, какой красивый корабль!" — менее всего задумывался он о красоте и старался смотреть на вещи с практической точки зрения: сначала спросил родителей, не смогут ли они ему такой корабль купить. Получив твердый отказ, а папа почему-то еще и рассмеялся, Арсюша не очень расстроился. Он уже был не так мал, догадывался, что размер такого корабля все-таки великоват для ванны в их квартире. Тогда он пожелал следующим летом отправиться на таком корабле в путешествие. Он согласен взять с собой и маму, хотя она наверняка и там круто ограничит его доступ к компьютеру и телевизору.
Получив родительское согласие, Арсюша радостно схватил огромную надувную акулу и побежал в воду.
...Акулу нужно бросать в волну брюхом вниз, а потом наваливаться сверху на ее мягкую спину и хвататься крепко за плавник. Ногами нужно обхватывать ее ближе к хвосту, сжимая коленями ее черные бока. Очень важно при этом держать рот закрытым, потому что туда попадает соленюще-горькая вода. Рот, однако, раскрывается сам собой, с этим ничего не поделаешь. Но самое важное в технике плавания на акуле — не попасть под волну. Нужно только прямо и вперед, туда, к гигантским кораблям.
Акула, такая покладистая на берегу, в воде становится неуправляемой. Поначалу она вроде бы покоряется под нажимом Арсюшиных коленок, но потом начинает сильно дергаться, норовит вырваться. Плавник ее то и дело выскальзывает из рук. Арсюше стоит неимоверных усилий удерживать эту вертлявую акулину.
Какое-то время он плывет верхом, а потом все-таки теряет контроль и соскальзывает с акулы. Темная волна стеной нависает над Арсюшей, мир переворачивается, и... Папина рука усмиряет непокорную акулу, схватив ее за нос, а другая его рука поддерживает под мышку падающего в бездну сына.
Папа снова сажает Арсюшу на акулу. Тот, дрожа от волнения или от удовольствия, но ни в коем случае не от страха, готов к новым приключениям. Но кричит: "А-а!!!" — потому что, по правде сказать, ему страшновато, они ведь уже так удалились от берега! Папе вода — аж выше пупа! А вдруг папа его сейчас здесь оставит?.. Не переставая кричать, Арсюша обхватывает одной рукой папину шею. Акула, что ни говори, все-таки менее надежна, чем папа. И, дрожащим лягушонком, Арсюша — прыг на отцовскую грудь.
— Ну, тогда держись за меня крепко! — переместив сына на спину, Осип входит глубже в воду, плывет.
Папа — определенно не акула, с ним куда легче, хоть у него и нет плавников. Папа не трепыхается, не крутится, плывет ровно и спокойно. Он не скользкий, твердый, его удобно держать за волосы или за шею.
— Не дави так сильно, задушишь, — просит Осип.
Арсюша чуть разжимает кольцо рук, обхвативших папину шею. Зубы его клацают безостановочно, взволнованное сердечко часто стучит.
Осип слышит мелкое клацанье зубов над ухом; его сердце отзывается на частые и сильные удары сердечка сына, они стучат в такт. Осипу почему-то становится страшно от этой невероятной близости. Простая и ясная мысль, что чья-то маленькая жизнь, этот хрупкий комочек, целиком зависит от него, неожиданно становится очень сложной, охватить ее так сразу невозможно...
— Выходите! Он уже синий! — зовет Тоня с берега, но крик ее скорее угадывается во взмахах рук.
Мама не понимает и, похоже, никогда не поймет, что такое пираты. Она живет в мире постоянных перепадов температуры, резкой смены холода и жары и занята ерундой: накладывает на тело отвратительно липкий солнцезащитный крем, отмахивается от мух, то и дело смотрит на свои руки и плечи, проверяет, ровно ли ложится загар. Пьет на пляже воду и заставляет пить Арсения. Из ее уст вылетают скучные слова: обезвоживание, перегрев, организм.
Но мама — красивая, и попа у нее тоже красивая и не такая массивная, как у мамы Томаса. Арсюша этим горд, он видит маму не только на пляже в купальнике, но и дома, когда она выходит после душа в маечке и трусиках. Недавно он был в гостях у Мойше, его мама — миссис Эстер — тоже принимала душ, и они с Мойше прильнули к дверям, пытаясь подсмотреть в щелочку, пока их не заметил и не отогнал мистер Джеффри...
Теплое мягкое полотенце окутывает промерзшее до последней косточки тело Арсюши. Холод проник повсюду — в его живот, грудь, пальцы и зубы. Арсюшу кладут на подстилку. Маленький комочек в полотенце, свернувшись, как улитка, лежит, подрагивая; наружу торчат только его белые, тоже дрожащие пятки.
Арсюша — в ледяной пустыне, в ящике со льдом! Ему понадобится, наверное, сто лет, чтобы отогреться. Стучат зубы. Он переохладился и обезвожен. Температурный баланс. Организм.
Но через несколько минут Арсюша неожиданно улыбается, вскакивает с подстилки и бежит играть с друзьями.
***
Пляж Seagate — это демонстрация купальников, соломенных шляп, косынок на бедрах, солнцезащитных очков, педикюра и маникюра. Это театр жестов: саморассматривание загара на вытянутых руках, проверка своих бедер на предмет их упругости, поглаживание живота и прощупывание мышц под тонким слоем жирка, прикосновение к шее на предмет натянутости кожи, массирование плеч в расчете... привлечь взгляды нескольких молодых загорелых спасателей на вышках, поскольку иных мужчин на пляже — утром в будние дни — практически нет. Мужья и бой-френды — работают.
Пляж Seagate — это бабье царство, гарем на океанском берегу. Женщины — болтливые приятельницы, благодушные компаньонки, приветливые соседки, но в то же время и непримиримые конкурентки, ведущие бескровную войну, в которой никогда не будет победительницы, лишь постоянно растет счет убитым и раненым.
Только чайки и альбатросы кружат над берегом, испуская пронзительные крики, в которых словно слышится: "Ты пер-р-рвая! Ты кр-расавица! Ты пр-росто пр-релесть!.."
ххх
— Представляю себе, сколько купальников у этих дам! Наверное, многие из них имеют для купальников специальный шкаф, — сказал Осип, провожая взглядом одну пляжницу, битый час фланирующую туда-сюда вдоль берега. — Зимний гардероб у них, пожалуй, скудный: пара теплых курток, может, дубленка. Зимой здесь, говорят, очень ветрено и холодно — все-таки океан. Все сидят в домах, у электрокаминов и теплых батарей, греются. Кто тебя видит? Кому ты нужна? Зато летом — гуляй, душа.
— В каждой женщине живет актриса, которой нужна публика. Вам, мужчинам, не понять тот кайф, когда тебя пожирают десятки глаз. Ты буквально чувствуешь эти взгляды своей кожей, — сказала Стелла.
— Да, понять это трудно, — полушутя согласился Осип.
Они стояли на песке, у кромки воды.
— И еще в каждой женщине живет проститутка. Я много об этом думала. Нет такой женщины, будь она даже самая правильная, которая бы в глубине души не мечтала предаться самому низкому разврату, попросту говоря, не мечтала хоть бы разочек стать последней блядью. И случись это, она испытает глубочайшее удовлетворение, насладившись собой, своим падением. Потом, правда, будет себя сильно презирать, — Стелла умолкла. — Ладно, хватит с тебя, я выдаю слишком много наших бабьих тайн. Кстати, это ничего, что мы с тобой стоим так открыто, нас вдвоем все видят? И жена твоя скоро себе шею свернет, все ходит кругами.
— Она мне доверяет, она не ревнивая, — ответил Осип, сам поразившись той легкости, с какою сейчас мысленно отдалил от себя Тоню. — Смотри, чтобы потом у тебя не было проблем.
— Ой! — вдруг, ойкнув, Стелла подняла стопой вверх ногу, при этом опустив руку на плечо Осипа. — Кажется, наступила на ракушку, — вытащила из ноги и щелчком отбросила крохотный черный кусочек. — Когда же ты наконец покажешь мне последний видеоролик? — спросила с капризной ноткой в голосе, снимая руку с его плеча.
— Через несколько дней. Мне еще нужно с ним поработать.
— Скажи хоть, как я там получилась?
— Как всегда — неотразима.
Он мысленно увидел тот отснятый незаконченный ролик, где Стелла в неглиже с крыши его "Бьюика" вползает в салон машины. Машина трогается с места и несется к обрыву. Под музыку из "Кармины Бурана". Ага, вот чего там не хватает — финального кадра: смонтировать бы, как машина с обрыва летит в океан, а Стелла появляется из воды, вся объятая огнем.
— Кстати, ты никогда не рекламировала автомобили? Недавно в холл гостиницы, где я работаю, пригнали пару лимузинов "Линкольн" и девочек с длинными ногами для их рекламы, хотя они в технических свойствах машин ни черта не разбираются. Этих девочек у нас так и называют: линкольн-герл. Могу спросить, не найдется ли там и для тебя местечка, хочешь?
— Рекламировать "Линкольны" в отеле наверняка приятнее, чем за гроши убирать дома. Но, увы, я — нелегалка, без документов никакая приличная работа мне в Штатах не светит, — Стелла сделала руками пару движений, словно держась за баранку. — Я — линкольн-герл, ж-ж-ж, — и расхохоталась.
Осип покосился на нее.