Он не пришел.
Глава 4
Толпа повалила следом за отрядом. В полумраке Гефсиманского сада, озаряемом вспышками факелов, мелькали силуэты римских воинов, их поднятые копья и мечи. Раздавались окрики идущего впереди стражника — он требовал очистить дорогу и расступиться.
За отрядом семенили рабы первосвященника. Один из рабов прижимал к голове окровавленную тряпку — во время ареста Иисуса Симон кинжалом отсек ему ухо.
С близлежащих дворов сбежались люди, лаяли собаки.
Напрягая зрение, Симон, идущий сзади со всеми, видел светлый хитон Иисуса, мелькавший между красных плащей.
— Равви! Равви! — кричал он, размахивая руками, надеясь, что Иисус оглянется и увидит его.
Иисус, действительно, вдруг оглянулся и на мгновение остановил на Симоне взгляд. Было темно, и Симон не увидел глаз Учителя. Но он почувствовал взгляд этих глаз — заплаканных, скорбных, даже растерянных...
— Прочь! Прочь с дороги! — кричал воин, несущий факел, обрушивая на всех вокруг ругань и проклятия.
— Я с тобой, Равви, с тобой, — шептал Симон.
— Прочь, прочь! — кричали солдаты, поднимая факелы как можно выше, когда они вышли из сада и уже не было опасности устроить там пожар.
"К сикариям, быстрее к сикариям! Просить у них помощи!" — подумал Симон и, спрятав кинжал, побежал по уже знакомой дороге.
ххх
Холодная, очень холодная ночь. А днем-то было так жарко. Столько пыли поднималось над улицами Иерусалима, что трудно было дышать. Сколько жертв было принесено Всевышнему в эту Пасху, сколько воскурено благовоний! Тучные тельцы, горы овец и баранов лежали на каменных жертвенниках по всему Иерусалиму, на белых его древних камнях.
Жертвенные костры пылали на Елеонской горе, и возле всех семи ворот у входа в город, и возле дворца Ирода Великого. Но более всего их пламя полыхало в Храме, где первосвященник Каиафа, облаченный в золото и пурпур, в окружении коэнов и левитов, кропил жертвенное мясо и произносил молитву молитв: "Шма, Исраэль! Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь – един есть!.."
Пасха! Праздник освобождения! Помни, иудей, о том, что ты был когда-то рабом в Египте. Великий Моисей вывел тебя из рабства. Скоро придет новый Моисей и поведет народ к новой свободе! Шма, Исраэль!..
Весь день возносились молитвы, и клубился дым над святым городом. Весь день пили вино, пели и плясали. Но уснул Иерусалим. На пустынных ночных улицах оставались только разорванные корзины, груды подгнивших овощей и фруктов, рассыпанная мука.
Глава 5
В Синедрионе еще продолжался суд над арестованным Иисусом, а в одном из недостроенных зданий в Верхнем городе собрались сикарии, вооруженные сиками и клинками.
План был такой: Исав, Элеазар и два других сикария ждут в укрытии сигнала, а Симон в одеянии монаха-назорея сидит неподалеку от них, у дороги. Когда из Синедриона поведут к Пилату арестованного Иисуса — на допрос и для вынесения приговора — Симон поднимется с земли и подойдет к страже. Начнет что-то кричать, устроит смуту. И тогда из укрытия выскочат сикарии. Через несколько минут все будет кончено. Нападать решили только в том случае, если в страже будет не больше пятерых солдат.
Местом для засады выбрали здание будущего суда. Старое здание недавно снесли, и там теперь строили новое. Это было единственное доступное для них место в Верхнем городе, где жила знать. К тому же оно находилось близко от дороги, делающей в этом месте поворот, так что врага можно было достичь в несколько прыжков.
ххх
— На, рыбак, надевай. Побудешь в шкуре назорея, — Элеазар протянул Симону власяницу из грубой верблюжьей шерсти.
— Эти олухи в Синедрионе возятся всю ночь, чтобы разобраться с одним сумасшедшим! — возмутился Исав. — Успеть бы, пока не начала меняться стража, — Исав изверг новое ругательство в адрес судей в Синедрионе и отошел. Приник к стене и осторожно выглянул, нет ли чего подозрительного.
Все тихо, все спокойно: пустынная дорога, виллы, кипарисовая роща в утренней дымке.
— Видишь, рыбак, ты все-таки к нам вернулся, — промолвил Элеазар. — Скажи мне спасибо, что я согласился на твои уговоры. Думаешь, я хочу освободить твоего Иисуса? — Элеазар усмехнулся. — Нет, мне не нужен Иисус. Мне нужны римляне, их поганые жизни! Но большой беды не будет в том, если, убив несколько римлян, мы при этом спасем одного еврея. Верно, рыбак? А еще знаешь, чем мне нравится эта вылазка? Своей дерзостью: убить римлян в Верхнем городе, возле самой резиденции Пилата!.. Давай, рыбак, шевелись, — хлопнув Симона по плечу, Элеазар отошел в сторону.
Симон переоблачался: снял рубаху, и на нем осталась одна полотняная повязка вокруг бедер. Обвил себя кожаным шнуром, стянул его на груди в узел. Развернутые плечи, твердые, точные движения выдавали в нем человека, долгие годы занимавшегося тяжелым физическим трудом.
Затем достал из сумки кинжал и просунул его в специальную петлю так, чтобы он оказался подмышкой слева. Накинул на себя власяницу. Готово — теперь он выглядел, как назорей.
Исав, дозорный, оглянулся и махнул им рукой: мол, все в порядке, можно выходить.
ххх
Покинув укрытие, Симон сделал несколько шагов и остановился возле остывающего жертвенника, обугленного и забрызганного кровью. Отсюда открывался обзор на всю улицу, по которой должны были вести Иисуса.
Сперва он решил сесть на обочине и ждать. Нет, так его фигура еще издали бросится в глаза и стражники могут что-то заподозрить. Придерживая власяницу, лег на землю. Так лучше. Положил голову на согнутую в локте руку и застыл в ожидании.
Подумал о том, что все-таки зря он дал волю сомнениям. Взявшись за плуг, не нужно оглядываться назад. Он должен остаться с сикариями и мстить, мстить врагам Израиля.
На какое-то мгновение он словно забылся. Какая-то сила заставила его посмотреть на свои руки. Он увидел, как кожа на ладонях стала вдруг расползаться, и острия двух черных гвоздей выступили из нее.
Удивленный, Симон повернул обе кисти рук и увидел, что и с внешней стороны они пробиты гвоздями. Из ран текли тонкие ручейки крови. Внезапная боль пронзила ноги в лодыжках. Подтянув власяницу, он увидел, что ноги тоже пробиты гвоздями! Все вокруг смешалось для него, он словно выпал из времени, не понимая, что с ним происходит...
Из этого странного состояния его вывел приглушенный топот сапог и чьи-то голоса. Симон приподнял голову и присмотрелся.
Вдали на дороге появились фигуры. Было трудно различить, сколько их. Он лег и, притворившись спящим, зашептал: "Бог мой, помоги мне, помоги убить..."
До его слуха уже долетало бряцанье оружия. Сквозь прищуренные глаза Симон смотрел на приближавшийся конвой. Пятеро! Стражников было пятеро: двое шли впереди, трое — позади арестованного. Значит, на каждого сикария — по римлянину. Симон убьет того, переднего.
Воины были уже совсем близко. Симон отчетливо видел их короткие туники, кожаные нагрудники. И опущенные мечи в руках. Шагали солдаты не спеша, вяло переговариваясь между собой.
Будто бы разбуженный их шествием, Симон медленно оторвал тело от земли, сел, стал протирать глаза. Стража не обратила на него внимания: мало ли — какой-то нерадивый монах, напившись вина на Пасху, валяется на дороге!
Всё, сейчас он встанет и направится к ним. Разыграет спектакль, начнет кричать, размахивать руками. И незаметно его правая рука скользнет под власяницу...
Глаза... Глаза связанного Иисуса смотрели на него. Похоже, Иисус не был удивлен тем, что Симон сейчас здесь, на этой дороге.
Бледный, окончательно истощенный за последнюю ночь, Иисус смотрел на Симона, и в глазах его не было ни укора, ни осуждения. Только невыразимая боль. Быть может, Иисус хотел что-то сказать и остановился для этого. Но один из воинов, размахнувшись, ударил его по голове кулаком в кожаной перчатке и крикнул на ломаном арамейском:
— Живей, царь, не останавливайся!
Иисус пошатнулся, но не упал.
— А-а!!! — заорал Симон и, чувствуя, что больше себе не принадлежит, вскочил на ноги.
Но какая-то сила швырнула его обратно на землю. Он попытался снова подняться, но ноги его почему-то онемели. Резко налились болью пробитые гвоздями руки. Его словно пригвоздили к кресту, а потом перевернули вниз головой.
— А-а!!! — кричал Симон, стараясь сорваться с этого креста.
Солдаты, оглядываясь на бесноватого, продолжали шествие. Один из них что-то сказал, и все громко расхохотались…
Когда они скрылись за поворотом, из-за каменной стены появились сикарии. Подбежав к стоявшему на коленях Симону, стали осыпать его проклятиями. Разъяренный Исав пнул Симона ногой в спину:
— Зачем мы связались с тобой!
Симон упал лицом на камни, не в силах вымолвить ни слова. Смутно, в каком-то мареве, увидел над собою черную фигуру мужчины с кровавыми глазами, и тот заносил над ним нож.
— Убей его, Элеазар! Иначе он нас выдаст!
— А-а!..
Иерусалим пробуждался, готовый к продолжению великого праздника. По дорогам покатили первые телеги. Появились женщины с корзинами и кувшинами в руках.
А на одной из улиц, возле остывшего жертвенника, в окровавленной власянице лежал Симон — ни жив ни мертв.
Глава 6
Месяц нисан в том достопамятном году выдался на редкость жарким.