Або ж віднайти якесь афористичне вивершення всього досі мовленого. Проте авторка не знайшла нічого кращого, як втулити туди банально-дівоче: "та чорний кіт пробіг між нами і стали ми такі чужі...", які кричуще "не звідси", не з того рівня поетичного мислення, та й взагалі, з якоїсь іншої "опери". До того ж вони відривають від основного тексту, від його смислової концепції', а відтак і зводять нанівець останню строфу вірша, з її чудовою знахідкою — "І серце... кину просушити на сонячне сплетіння рим".
Викликає сум'яття і прозоро мрійливий віршик "Сімнадцять". Якого можна було б сприймати, як такий собі ажуровий спогад у стилі "ностальжі", якби ж то...
Замріяна. Черешеньки цвітуть.
Довкола ходять люди незвичайні. І перші вірші майже геніальні, Лиш підігнати б ритміку чуть-чуть.
...Отож і кажу, якби ж то не оце "чуть-чуть", яке вдало напросилося і на омріяну поетесою "ритміку", і на асоціативно-звукову риму, але, в іпостасі брутального російськомовного суржика, цілковито зруйнувало українську словесну тканину вірша. До того ж стає зрозуміло, що підганяти авторці слід не лише "ритміку", але й, що значно складніше і відповідальніше, — мову своїх поезій.
Напрошується й низка зауважень з приводу деяких інших творів, на яких я наразі не зупинятимусь. Натомість хотів би порадити поетесі таке. Якщо зайдеться на перевидання рецензованої збірки, або ж до видання томика "вибраних творів", — а вибирати у Вас є що і є з чого! — поставтеся до формування цього тому значно прискіпливіше. Орієнтуючись при цьому не стільки на думку тих — щедро цитованих вами в кінці збірки — колег, які добре вміють хвалити, як на тих, які не згірше вміють... аналізувати.
Подобається нам це чи ні, а користь від думки тих, котрі здатні професійно проаналізувати твори автора, а відтак і дещо професійно підказати йому, — завжди очевидніша.
2—4 червня 2016
искусство "ЗВАТЬ к топору"?
НЕ ИСКУССТВО — БЕЗУМИЕ!
Так уж в этом мире повелось, что, несмотря на всю бренность бытия и веками неугасаюшую суетность, заботы о хлебе насушцом, вдруг то тут, то там, в разное время и в силу самых разных обстоятельств появляются некие заветные уголки, города и даже целые края, которые словно бы только для того и сотворены Всевышним, чтобы, в свою очередь, сотворять целые плеяды талантов, кумиров, гениев...
Возвышающийся над Парижем, а словно бы над всем миром, Монмартр — это, конечно же, прежде всего традиция. Но не только. Постойте у венчающего сей холм всемирного признания храма Сакре Кьер, посмотрите на раскинувшийся перед вами — ибо кто решится сказать, что у ваших ног? — Париж, и вы почувствуете, что магию этой Голгофы всяк уважающего себя художника творит нечто большее, нежели обычная традиция. Есть в этом уголке Европы некое озарение, в самом воздухе его витает некое предчувствие истинности вашего таланта, священности вашего призвания. Ясное дело, существуют и другие блистательные города и края.
Но даже в соцветии звезд творческого бомонда Одесса выделяется особо. В мире, очевидно, нет другого такого города, имидж которого сотворялся бы писателями с такой силой таланта, такой, до самоотреченности, любовью и таким неподражаемым, специфически одесским юмором. И когда мы говорим "литературная Одесса", то в сути этого понятия не просто перечень имен писателей — А. Пушкин, Леся Украинка, И. Бабель, С. Олийнык, Н. Лурье, М. Жванецкий, И. Рядченко , Б. Нечерда — но и мощный пласт культурной и духовной жизни огромного края, где на изломе эпох, перекрестке веяний и цивилизаций, во взаимодействии и взаиморазвитии украинской, русской, еврейской, молдавской, греческой и других культур мудро и веще сотворяется уникальный геополис Украинского Причерноморья.
Открывали мы недавно мемориальную доску Михаилу Божию. В преддверии этого события приходилось выслушивать разное. И что "народного" он получил при СССР, и академика присвоили, учитывая его "творческую дань времени". Хотя было таких абсолютное меньшинство. Остальные же помнили, что жил в этом городе могучий талант, истинный художник, народный по существу своего миропонимания, по глубине проникновения в сущность национального характера, истории и быта народа... А все те работы, которые кое-кто спешит причислять к "дани времени", политически более уравновешенные потомки наши вполне справедливо причислят к "свидетельствам" этого самого времени, памятуя при этом, что до конца дней своих оставался художник М. Божий от Бога талантливым и отталанта богоизбранным. Что и есть той основой, которая позволяет всем нам сходиться во взглядах на творчество не только этого, но и любого другого творца.
Можно менять порядок имен, можно размышлять о силе таланта, манере и стиле письма, игры, мазка; месте и роли того или иного творца... Но так или иначе, а в каждом виде искусства обнаруживается целое созвездие неподражаемых "одесситов", независимо оттого, кто в этом городе родился, а кого этот город всего лишь породил или хотя бы вдохновил, втягивая в орбиту своей творческой, духовноаристократической ауры. Что дает право сказать, что не только великие творят биографию и творческий имидж Одессы, но и сама Одесса сотворяет великих — требовательностью своих традиций, основоположением имен предшественников и все еще живых (что всегда было их непростительным упущением) классиков.
И если экстраполировать подобный подход и на нашу общественно-политическую, экономическую жизнь, то все мы сойдемся во мнении, что ведь нам, черт возьми, есть что терять. Ведь нами и до нас созданы прекрасный город, порт, флот; мирно уживающееся многонациональное братство горожан, потрясающие произведения архитектуры и искусства.
Почему заговорил об этом? Да потому что, просмотрев очередную кипу местной прессы, изобилующей компроматом, сведением счетов, откровенной спекуляцией на именах и обстоятельствах; буквально растаскивающей, разрывающей нас по политическим, национальным и религиозным лагерям, партиям, кланам, командам — очень напоминающим то ли комендантско-расстрельные, то ли похоронные, вдруг ловлю себя на мысли, что ведь единственной общественной и духовной силой, которая все еще сохраняет свои содружество, братство, духовное единение; единственным неделимым и нравственно недевальвированным миром этого города остается мир истинного искусства! Мир творцов. Мир творящий. И это, заметьте, при всем традиционном кураже отдельных "непризнанных"; при всех творческих амбициях всяк уважающей себя творческой личности; при всем, совершенно естественном для пишущей, живописующей, лицедействующей, музицирующей и прочей цеховой братии, кучковании по школам, взглядам, признаниям и привязанностям; при всем том, что социальное, финансовое, сугубо житейское положение творческой личности в нашем городе, в стране уже давно потеряло не только признаки подобающей интеллигенту бытовой интеллигентности, но и начало свидетельствовать об элементарной негосударственности наших якобы государственных мужей, явно не по-государственному относящихся к тому, что имеем, но, по скверной привычке, не храним...
Так вот, невзирая на все это, мы, люди искусства, все еще представляем собой ту не поддавшуюся политическим, религиозным, национальным и прочим распрям силу, которая способна предстать в нашем обществе и силой объединяющей, единящей, усмиряющей братоубийственную непримиримость. И мы должны использовать эту возможность.
Еще много лет назад польский юморист Ежи Лец предостерегал нас от рвения, при котором "...B разгоревшейся борьбе за мир они не оставили камня на камне". Обратите внимание, как все большее число политиков и кандидатов, все большее число возомнивших себя неистовыми и непримиримыми борцами за социальную и прочую справедливость журналистов в буквальном смысле разжигают идеологическую, национальную и клановую вражду, разрушая во все еще верящих печатному слову голодных, обиженных согражданах остатки их веры в государственные институты как в пусть несовершенные, но все же единственные формы общественного сосуществования. Разрушая саму основу законопослушности гражданина, его веру в справедливость и в более или менее приемлемое будущее. И в эту социальную истерию уже поневоле начали втягиваться известные писатели, актеры, художники.
Да нет же, дело сейчас вовсе не в том, кто по поводу чего и насколько прав. Я о другом: эти люди словно бы напрочь позабыли, что для того, чтобы в очередной раз подтолкнуть "голодную Русь к топору", много ума не надо. Скорее, наоборот, вновь требуются носители утопически-социального безумия. Но только хочу напомнить нашим неистовым ревнителям народного гнева и социальной справедливости, что, однажды взявшись за топор, эта самая "голодная Русь" очень долго и неохотно расстается с ним. И, по темноте, по наивности своей душевной, начинает "рубить сплеча" головы тех умников, которые давно уже своих голов на плечах не имели, и на "священно правое" дело топорное мужичка этого самого, совратив-спровоцировав, благословляли.
Предки наши говаривали: "Если ты не в состоянии изменить обстоятельства, значит, надо изменить свое отношение к ним". А ведь по-житейски мудро сказано. Всем нам, а пишущей газетной братии — в первую очередь, пора понять: какой бы компромат, какую "чернуху" со страниц, экранов и трибун мы ни изрыгали, сиючасно изменить ситуацию, преломить повинные в ней обстоятельства — не удастся. Нужны время, терпение, мудрость, труд... Многие годы терпения и труда.
Но тогда следует признать, что социальная реанимация общества, как и физическая реанимация отдельно взятого больного, творится не истериками, поруганием и бесконечным, ностальгическим оплакиванием, а всем накопленным специалистами, самой человеческой цивилизацией, жизненным и научным опытом.
Что от нас всех, без исключения, требуется сейчас, — так это умерить свой обвинительный гнев и политическую прыть и приняться решать свои личные, общественные и государственные проблемы максимально взвешенно, подчиняясь законам экономики и государственности, а главное — цивилизованности.
Никакие лишения, никакие трудности не могут и не должны лишить нас кодекса чести и человечности.