Товарищи по работе сказали: Исикура-сан, если чувствуете себя плохо, то лучше пойти к врачу. Я пошел в ближайшую больницу. Осмотрев меня, врач сказал: это у вас обычная простуда. Я ответил: вы что, шутите? По телевизору только что передали. Врач включил телевизор, однако по "Эн-эйч-кей" новости об инциденте еще не было. Вот видите, в новостях ничего нет. Все в порядке. У вас простуда. Если будет болеть голова, днем примите еще одну. И врач дал мне две таблетки от головной боли.
А голова болела?
И голова болела. Однако она у меня болела довольно часто, поэтому я не обратил на это внимания. Когда вернулся на работу, выпил таблетку, и меня сразу вырвало. Однако поскольку в желудке уже ничего не осталось, то выходила только вода, и с ней выскочила та таблетка, которую я только что выпил.
Между тем в телевизионных новостях передавали все больше подробностей: на станции Кодэмматё умерли два человека, в больницу Сэйрока доставлено более 80 человек и т. д. Я позвонил в полицию и спросил, в какую больницу лучше всего пойти. Мне сказали, чтобы я шел в больницу Тадзима в Рёгоку.
Глаза у меня до сих пор не восстановились. Когда смотрю на солнце только левым глазом, вижу лишь светящийся ореол. Выглядит так же, как солнечное или лунное затмение, которые я наблюдал в детстве. Раньше такого не было, а началось с 20 марта прошлого года. Сейчас ношу очки с линзами для дальнозоркости, не пропускающими ультрафиолетовые лучи. Без них по улице не могу ходить. Изображение на экране телевизора различаю плохо.
Определенно стал быстрее уставать, ослабли колени, суставы побаливают. Если полдня постою на ногах, они уже не выдерживают. Врач говорит, что это не последствие зарина, а возрастное. Однако нет другой причины, из-за которой я мог так неожиданно и быстро постареть. Но я не могу доказать причинную связь. Борюсь с этим, приклеивая пластырь китайского лекарства под названием "Манкинко". Если его приклеить, то один день выдерживаю.
А как обстоят дела с памятью?
Подождите минутку, надо спросить жену (пошел спрашивать и вернулся). Она говорит, что с памятью стало ужасно плохо. Действительно, часто все забываю. Что-нибудь собираюсь сделать и забываю. Часто что-нибудь куда-нибудь положу и не могу вспомнить, куда.
Говорят, после инцидента я стал много и скучно говорить. Как только начинаю что-нибудь рассказывать, мои домашние сразу куда-то исчезают. Многословие у меня было и раньше, но в последнее время стало особенно заметно. После того инцидента стал больше пить. Если раньше пил только японское саке, то теперь стал пить виски. Двухлитровую бутылку осушаю за неделю. Пью один. Не могу спать, поэтому пью виски.
Выпив, засыпаю. Примерно через два часа встаю, чтобы пописать. Поспав восемь часов, просыпаюсь естественным путем. Затем, до половины четвертого, могу снова задремать. И в это время часто вижу один и тот же сон. Я откуда-то иду, и на меня натыкается человек. Я падаю, и меня тут же отвозят в больницу. Наткнувшийся на меня человек говорит: "Извините, пожалуйста". — Вот такой сон, и я его постоянно вижу. Просыпаюсь в холодном поту.
Перед всеми я это не говорю, но в личной беседе могу сказать: Асахару надо казнить. Без сомнения, хочу, чтобы его казнили. Похоже, суд затянется, но я хочу, чтобы он закончился, пока я еще жив. Если я совсем состарюсь и умру, то останусь в дураках. Я жду от суда только этого.
"Спасайтесь! " — громко повторял дежурный по станции.
Эцуко Сугимото (61 год)
Сугимото-сан для нас — последний непосредственный свидетель происшедших событий. На пленке с интервью, которое состоялось во второй половине дня 25 декабря в кафе гостиницы около станции Хаттёбори, от начала до конца фоном звучали веселые рождественские песни.
Сугимото-сан выглядит крепкой и здоровой, у нее хорошее настроение. Нельзя сказать, что ей уже за шестьдесят. Возможно, это связано с тем, что она работает, и каждый день для нее — источник вдохновения. "Вообще-то я не обладаю крепким здоровьем, вот только никогда не болею", — говорит она. Сугимото-сан производит впечатление человека, который не любит говорить обиняками.
Она состоит в "Обществе взаимопомощи метрополитена", имеющем статус юридического лица. От этого "Общества" ее направляют продавцом в киоски на станциях метро, где ее так и называют: "бабушка станционного киоска". Работает она в две смены: утреннюю и вечернюю. Утренняя смена начинается в 6:30 утра и заканчивается в 3:30 после полудня.
От своего дома в Мусасино она едет до станции Нака-Окатимати (в день инцидента она работала на станции Кодэмматё), поэтому приходится вставать каждое утро в четыре, чтобы успеть на первый поезд, который отправляется в 5:18. Для хорошего завтрака у нее, конечно, не хватает времени, а потом приходится проводить почти весь день на ногах. Тяжелая работа.
У нее трое детей, которые уже выросли и живут отдельно, а также пять внуков. Сейчас она живет с семьей старшего сына — тот работает учителем в средней школе. До смерти мужа, владельца торговой фирмы, она никогда не работала, но сейчас уже девять лет состоит в "Обществе взаимопомощи метрополитена". "Если не работать, то не прокормишься", — смеется она. Однако у меня создалось впечатление, что она работает скорее для того, чтобы чувствовать себя бодрой и полезной.
В тот день Сугимото-сан направили в киоск на станции Кодэмматё, расположенный на платформе поездов, идущих в сторону Кита-Сэндзю, то есть на стороне, противоположной той, где останавливались "зариновые поезда". Тем не менее окутавший платформу газ достиг и ее.
Утром в 6:30 я должна, прежде всего, поднять жалюзи киоска, разложить газеты и прочее. В это время мне помогает мужчина из нашего "Общества" — журналы и газеты тяжелые, я одна не справлюсь. В обед приходит замена, а остальное время я должна работать одна. На крупных станциях работают вдвоем, а на Кодэмматё выделяется только один человек.
Некоторое время после открытия киоска все довольно спокойно, но напряженность постепенно нарастает, и самый тяжелый период падает на "час пик" между восемью и девятью часами. На линии Хибия чрезвычайно большой поток пассажиров, и около киоска между ними часто происходят ссоры, взаимные оскорбления, когда они толкаются и давят друг на друга. Молодые женщины иногда подвергаются нападению эротоманов.
В день инцидента 20 марта, примерно, в 8:10 — как раз когда начинался самый "час пик", — неожиданно раздался пронзительный сигнал тревоги.
Что бы это могло быть? — подумала я и посмотрела вокруг. Сразу появился дежурный по станции и начал что-то писать на доске объявлений. Сообщение было такое: "На станции Цукидзи произошел взрыв, поэтому движение поездов по линии Хибия прекращается". А сейчас только и начинается "час пик", подумала я тогда. К тому времени я уже подготовилась к наплыву покупателей, удобно все разложила и психологически настроила себя к напряженной работе. Но, прочитав объявление, почувствовала разочарование.
Что ж, ничего не оставалось делать, только закурить, сесть на стул и наблюдать за платформой. Высунувшись немного из киоска, я увидела, как к другой стороне подошел поезд и остался стоять с открытыми дверями. Вскоре из него качающейся походкой пьяного вышел мужчина, одетый в легкий коричневый плащ, и налетел на угол билетного автомата.
К нему подбежал дежурный по станции и стал спрашивать: "Что с вами? Что с вами?" — Но я так и не поняла, в чем дело. Обычно утром настолько пьяных пассажиров не бывает. В конечном счете, они вызвали полицейского, и мужчину куда-то увели. Что это был за человек, я до сих пор не знаю. Даже потом подумала, не имел ли он отношения к секте "Аум Синрикё".
Тем временем свет на станции вскоре как-то померк. Я спросила проходившего мимо дежурного, не упало ли напряжение в сети. Он ответил, что напряжение никак не может упасть, и мне даже стало неловко, что задала такой глупый вопрос. Однако он тут же остановился, покачал головой и сказал: похоже, вы правы — стало темнее. Тогда у нас уже началось сужение зрачков.
Взглянув случайно на платформу, я увидела, что на другой стороне упало несколько человек. Что бы это могло быть? — задумалась я. Такое в моей жизни впервые. Я даже не могла себе представить, что происходит, — это было выше моего понимания.
Тут неожиданно ко мне подбежал другой служащий и закричал: "Бабушка, убегай!" — "Что? Что вообще случилось?" — спросила я. От неожиданности я ничего не понимала. — "Что бы ни случилось, надо бежать. Убегай!" — вновь громко закричал он.
Раз так говорят, значит, происходит что-то ужасное, подумала я и сразу встала со стула. Но немедленно почувствовала, как дрожат ноги. Может, это от страха, подумала я тогда. Однако сейчас понимаю, что это был скорее не страх, а заболевание — незаметно для себя я надышалась зарином.
Итак, я решила закрыть киоск, но сразу это было не так просто сделать — многое лежало на выдвинутой вперед полке. Я стала все сбрасывать внутрь, без разбора газеты и журналы, затем, кое-как опустив жалюзи, в отчаянии бросилась вверх по лестнице на улицу. К этому времени дрожь в ногах стала сильнее, появился кашель. Поблизости я увидела знакомого служащего — у него глаза были совершенно красные. Мои тоже покраснели.
Снизу вынесли нескольких пассажиров. Служащим станции, несмотря на плохое самочувствие, по долгу службы приходилось спускаться вниз и оказывать помощь упавшим. Поэтому многие работники станции Кодэмматё сами падали, их отвозили в больницу, а у одного даже остановилось сердце, но его удалось как-то оживить и спасти.
Из телефона-автомата я позвонила в нашу контору в Хаттёбори, чтобы рассказать о случившемся и доложить, что по указанию служащего станции мне пришлось закрыть киоск и подняться на улицу. Однако телефон конторы стоял на автоответчике. После нескольких безуспешных попыток я все, что хотела доложить, записала на автоответчик.
К этому времени многие из поднявшихся на поверхность пассажиров лежали или сидели на земле. Мне самой пока удавалось стоять, хоть я и чувствовала дрожь во всем теле. Тут я заметила двух мужчин из нашего "Общества". Увидев меня, они быстро подошли и, удостоверившись, что я еще могу двигаться, сказали: в контору внутри станции Хаттёбори уже не войти, поэтому сразу езжайте в кафе наверху станции.