— Что вы говорите! Я влюблена? Ведь я только бедная рабыня! Увы!
И смысл её слов и её тон больно задели меня. Однако я надеялся, что это лишь уловка любви, хитрость, которую я охотно прощал ей. На Гайара её слова произвели приятное впечатление, и голос его сразу смягчился и повеселел.
— Ты — рабыня, красавица Аврора? Нет, в моих глазах ты королева! Рабыня? Ты сама виновата, что осталась невольницей. Тебе известно, кто может дать тебе свободу. Может и хочет — хочет, Аврора!
— Пожалуйста, не говорите об этом, господин Гайар! Я уже сказала вам, что не могу слушать такие разговоры. Повторяю: не могу и не хочу!
Твёрдость её голоса обрадовала меня.
— Что ты, прелестная Аврора! — взмолился Гайар. — Не сердись на меня! Я не могу иначе! Я не могу не думать о твоём счастье. Ты будешь свободна, перестанешь быть рабыней капризной хозяйки…
— Мсье Гайар, — воскликнула Аврора, прерывая его, — не говорите так о мадемуазель Эжени! Это неправда, она вовсе не капризна. Что, если бы она услыхала…
— Проклятье! — закричал Гайар, снова переходя на угрожающий тон. — Пускай слышит! Какое мне дело до неё? Все считают, что я ухаживаю за ней. Ха-ха-ха! И пусть себе считают! Дурачьё! Скоро они узнают, что это совсем не так. Ха-ха-ха! Они думают, что я езжу сюда ради неё. Ха-ха-ха!.. Нет, Аврора, любимая моя, я приезжаю не ради неё, а ради тебя — тебя, Аврора, моя любовь, моя…
— Мсье Гайар, повторяю вам…
— Дорогая Аврора, скажи, что ты полюбишь меня, скажи только одно слово! Скажи — и ты не будешь больше рабыней! Ты будешь так же свободна, как твоя госпожа. У тебя будет всё: платья, драгоценности, развлечения — всё, что пожелаешь! Мой дом будет весь к твоим услугам, ты будешь распоряжаться в нём, как хозяйка, как если бы ты была моей женой…
— Довольно, сударь! Перестаньте! Вы оскорбляете меня! Я вас больше не слушаю!
Голос её звучал решительно и возмущённо. Ура!
— Что ты, дорогая моя, любимая Аврора! Не уходи! Выслушай меня!..
— Я вас не слушаю, сударь. Я всё расскажу мадемуазель Эжени…
— Скажи мне хоть слово, хоть одно слово любви! Один поцелуй, Аврора! На коленях молю тебя!..
Я услышал, как он упал на колени, а затем шум борьбы и громкое, возмущённое восклицание Авроры.
Тут я решил, что пришло время действовать, и в два прыжка очутился в комнате, посреди которой стоял на коленях пылкий кавалер. Он крепко держал девушку за руки и пытался привлечь к себе. Аврора же, стараясь вырваться — а она была довольно сильна, — быстро тащила за собой по ковру своего страстного обожателя. Вид у него был уморительный.
Когда я вошёл, он не видел меня и узнал о моём присутствии по громкому смеху, который я не мог бы сдержать даже под страхом смерти. Я продолжал хохотать и после того, как он отпустил свою жертву и вскочил на ноги; я смеялся так громко, что не расслышал ругательств и угроз, которыми он осыпал меня в ответ.
— Что вам здесь надо? — были первые слова, которые я разобрал. — Что вам здесь надо?
— Ну, а мне незачем спрашивать вас об этом, мсье Гайар. Я и сам вижу, что вам надо. Ха-ха-ха!
— Я спрашиваю вас, — повторил он ещё более злобно, — что вам здесь надо?
— Мне ничего не надо, мсье, — ответил я всё так же насмешливо, — вернее, моё дело не похоже на ваше.
Мой намёк, казалось, привёл его в ярость.
— В таком случае, чем скорей вы уберётесь отсюда, тем лучше! — закричал он, свирепо сдвинув брови.
— Лучше для кого? — спросил я.
— Для вас! — ответил он.
Я уже начал терять терпение, хотя держал себя в руках.
— Сударь, — сказал я, подходя к нему вплотную, — я впервые слышу, что дом мадемуазель Безансон принадлежит Доминику Гайару. Если бы это было так, я гораздо меньше уважал бы святость этого крова. Вы же совсем не уважаете его. Вы оскорбили эту молодую девушку, эту молодую леди, так как она достойна этого звания не меньше, чем самая знатная особа в вашей стране, Я был свидетелем вашего низкого поведения и слышал ваши гнусные предложения…
Гайар вздрогнул, но не сказал ни слова. Я продолжал:
— Вы не джентльмен, сударь, и недостойны встретиться со мной, как равный, с оружием в руках. Хозяйки этого дома сейчас нет. Вы здесь такой же гость, как и я. Так вот, даю вам слово, что, если вы не уберётесь отсюда через десять секунд, я отстегаю вас хлыстом!
Я говорил решительно и хладнокровно.
Гайар видел, что я не шучу и готов сдержать своё слово.
— Вы мне дорого за это заплатите! — прошипел он. — И увидите, что в нашей стране нет места шпионам.
— Вон!
— А вы, достойный образец добродетельной квартеронки, — добавил он, бросая злобный взгляд на Аврору, — помните: наступит день, когда вы будете менее щепетильны. Тогда у вас не будет такого любезного защитника.
— Ещё слово — и…
Я поднял хлыст, но Гайар не стал дожидаться удара и, поспешно юркнув в дверь, спустился с веранды. Я вышел за ним, желая убедиться, что он ушёл. Дойдя до конца веранды, я посмотрел в сад. Поднявшийся вдруг птичий гомон указывал, что кто-то пробирается сквозь кустарник.
Тем не менее я подождал, пока не открылись ворота. Вскоре над оградой показалась голова человека, идущего по дороге. Я сразу узнал уличённого соблазнителя.
Но стоило мне отвернуться от него и направиться в гостиную, как я уже забыл о его существовании.
Глава XXV. ЧАС БЛАЖЕНСТВА
Всегда приятно, если кто-нибудь выражает вам благодарность, но во сто крат приятнее читать её в глазах любимой и слышать из любимых уст!
Когда я входил в комнату, сердце моё трепетало от радостного волнения. Аврора бросилась благодарить меня в самых трогательных и пылких выражениях. И не успел я ответить ей, не успел протянуть руку, чтобы удержать её, как она подбежала и упала передо мной на колени. Она благодарила меня от всего сердца.
— Встаньте, дорогая Аврора! — воскликнул я и, взяв её за руку, подвёл к дивану. — Мой поступок того не стоит. Всякий на моём месте сделал бы то же самое.
— Ах, мсье, далеко не всякий! Вы не знаете этой страны. Кто станет здесь защищать бедную невольницу? Понятия о рыцарской чести, которыми тут так чванятся, не распространяются на нас. Мы, презираемое всеми племя, стоим вне законов чести и покровительства. Ах, благородный чужестранец! Вы даже не подозреваете, чем я вам обязана!
— Не называйте меня чужестранцем, Аврора! Правда, нам редко удавалось поговорить, но мы так давно знаем друг друга, что вы не должны считать меня чужим. Я хотел бы, чтобы вы относились ко мне, как к близкому человеку.
— Близкому? Я не понимаю вас, сударь! — Её большие карие глаза смотрели на меня с немым вопросом.
— Да, близкому… Я хочу сказать, Аврора, что вы не должны остерегаться меня, что вы можете быть искренни со мной и считать меня своим другом, братом.
— Что вы, сударь! Вас — моим братом? Вы белый, вы джентльмен, знатный, образованный! А я… О Боже! Кто я? Рабыня… Рабыня, которую каждый готов обидеть. Боже, Боже, за что ты послал мне такую тяжкую долю! — И она закрыла лицо руками.
— Аврора! — воскликнул я; её отчаяние давало мне надежду. — Аврора, выслушайте меня. Выслушайте вашего друга, вашего…
Она отняла руки от лица и подняла голову. Её полные слёз глаза пристально посмотрели в мои, и я снова прочёл в них вопрос.
В эту минуту у меня мелькнула мысль: "Долго ли мы будем одни? Нам могут помешать. И мне не представится другого случая объясниться с ней. Мне нельзя терять ни минуты. Я должен сейчас же сказать ей всё".
— Аврора, — начал я, — мы в первый раз остались наедине. Я страстно ждал этой встречи. Я должен сказать вам несколько слов — только вам одной.
— Мне одной, сударь? О чём?
— Аврора, я вас люблю!
— Меня? Ах, сударь, это невозможно!
— Не только возможно, Аврора, — это правда. Выслушайте меня. Я полюбил вас с первого взгляда, даже ещё раньше, потому что вы жили в моём сердце ещё до того, как я осознал, что видел вас… С той минуты я полюбил вас чистой и горячей любовью, а не той низменной страстью, какую вы только что отвергли. Это чувство безраздельно владеет моим сердцем. Днём и ночью я думаю только о вас, Аврора! Я вижу вас во сне и целый день храню в душе ваш образ. Не думайте, что любовь моя холодна, потому что я сейчас так трезво говорю с вами. Я должен держать себя в руках. Я пришёл к вам с твёрдым, обдуманным намерением, вот почему я могу спокойно говорить о своей любви. Я уже сказал вам, Аврора, что люблю вас. И повторяю: я вас люблю всем сердцем, всей душой!
— Вы любите меня? Ах, бедная девушка!
Её последние слова прозвучали так странно, что я невольно замолчал. Казалось, что это горестное восклицание относится не к ней, а к кому-то другому.
— Аврора, — продолжал я, — я всё сказал вам. Я был чистосердечен. Будьте и вы откровенны со мной. Скажите, вы любите меня?
Я задал бы этот вопрос с большей тревогой, если бы не был уже наполовину уверен в ответе.
Мы сидели рядом на низком диване. Я не успел ещё договорить, как почувствовал, что её лёгкие пальчики коснулись моей руки и нежно сжали её. Когда я замолчал, её головка опустилась ко мне на грудь, и она прошептала:
— Я тоже… с первого взгляда!
Мои руки обвились вокруг её стана, и несколько минут мы сидели молча. Истинная любовь не нуждается в объяснениях. Горячий поцелуй, глубокий взгляд, нежное пожатие руки или объятие понятны без слов. Долгое время мы обменивались лишь бессвязными восклицаниями. Мы были слишком счастливы, чтобы говорить. Мы молчали — говорили наши сердца.
Однако сейчас было не время и не место слепо отдаваться радостям любви, и вскоре осторожность заставила меня прийти в себя.
Надо было о многом условиться и обсудить дальнейшие планы, чтобы упрочить наше только что расцветшее счастье. Мы знали, какая пропасть разделяет нас сейчас. Мы понимали, что нам предстоит долгий и тернистый путь, прежде чем мы достигнем вершины счастья. Несмотря на минутное блаженство, будущее наше было темно и полно опасностей. Тревожные мысли вскоре развеяли наши сладкие грёзы.
Аврора теперь не боялась моей любви. Она никогда бы не заподозрила меня в обмане. Она не сомневалась, что я хочу жениться на ней. Любовь и благодарность внушили ей полное доверие ко мне, и мы говорили с такой откровенностью, какая возникает лишь после многолетней дружбы. Но надо было торопиться. Каждую минуту нас могли прервать.