Он же ответил ей, что "эти негодяи получили по заслугам, да ещё не всё сполна", а затем решительно поддержал негодяя Ларкина, которому явно покровительствует. Эжени молча выслушала его.
Сципион узнал это от Авроры. Его рассказ очень знаменателен.
Бедный Сципион поделился со мной ещё своей личной бедой. Он заметил, что надсмотрщик заглядывается на его малютку Хло. Каков негодяй! Неужели это правда? У меня кровь кипит от негодования! О рабство!
2 августа. Я снова услышал кое-что о Гайаре. Он был в большом доме и сидел у мадемуазель Эжени гораздо дольше, чем всегда. О чём они могли говорить? Неужели ей приятно его общество? Нет, быть не может! Зачем же эти частые посещения, эти долгие беседы? Если она выйдет замуж за этого человека, мне очень жаль её. Бедная жертва — ибо она, конечно, станет его жертвой. Видно, у него какая-то власть над ней, если он смеет так себя вести. Он держится на плантации, как хозяин, говорит Сципион, и приказывает всем, словно господин. Все боятся его и "погонялу", как называют темнокожие негодяя Ларкина. Больше всех боится его Сципион, который видел, как тот опять приставал к маленькой Хлое. Бедняга! Он просто в отчаянии. И вполне понятно, если даже закон лишает его права защитить честь собственной дочери. Я обещал ему поговорить с мадемуазель Эжени, но, судя по рассказам, боюсь, что она так же бессильна, как и сам Сципион.
3 августа. Сегодня я первый раз вышел из комнаты. Прошёлся по плодовому саду и среди цветников. Под апельсиновыми деревьями я встретил Аврору, собиравшую золотистые плоды; но с ней была маленькая Хлоя, державшая корзинку. Чего бы я ни дал, чтобы встретить Аврору одну! Увы, я мог только обменяться с ней несколькими словами, а затем она ушла.
Аврора поздравила меня с тем, что я уже могу выходить, и как будто обрадовалась, увидев меня, — так мне показалось. Она была прелестна, как никогда. Срывая апельсины, она разгорячилась, яркий румянец играл на её щеках, и тёмные глаза сияли, как сапфиры. Её грудь вздымалась и опускалась, а лёгкое платье не скрывало благородных линий её фигуры.
Я был очарован изяществом её походки, когда она удалялась от меня. На ходу её стан грациозно покачивался, что объяснялось характерной для женщин её племени склонностью к полноте. Она очень женственна и прекрасно сложена. У неё маленькие, изящные руки, а лёгкие ножки, кажется, едва касаются земли. Восхищённый, я долго смотрел ей вслед. И когда я вернулся в свою одинокую комнату, любовь моя разгорелась ещё сильнее.
Глава XXI. ПЕРЕЕЗД В ГОСТИНИЦУ
Я думал о моём кратком свидании с Авророй, с радостью вспоминал несколько сказанных ею ласковых слов и был счастлив, предвкушая, что теперь, когда я могу выходить в сад, наши встречи участятся, как вдруг в разгар моих сладких мечтаний в дверях моей комнаты, загораживая свет, выросла чья-то тёмная фигура.
Я поднял глаза и увидел ненавистное лицо Доминика Гайара.
Это было его второе посещение с того дня, как я попал на плантацию. Что ему надо от меня?
Я недолго ждал разгадки, так как мой посетитель, не извинившись за своё внезапное вторжение, приступил прямо к делу.
— Сударь, — сказал он, — я отдал распоряжение о вашем переезде в гостиницу в Бринджерсе.
— Вот как? — ответил я с возмущением, таким же резким тоном, как и он. — А кто, позвольте вас спросить, поручил вам эту заботу?
— А… а… — пробормотал он, слегка смущённый моим суровым приёмом.
— Простите, сударь, быть может, вы не знаете, что я доверенное лицо, друг и опекун мадемуазель Безансон и… и…
— Значит, мадемуазель Безансон желает, чтобы я переехал в Бринджерс?
— Гм… По правде сказать, это не совсем её желание, но, видите ли, дорогой сэр, дело очень деликатное. Если вы останетесь здесь теперь, когда вы уже почти поправились, — с чем я вас, конечно, поздравляю, — вы… вы…
— Продолжайте, сэр!
— Ваше пребывание здесь при данных обстоятельствах дало бы, вы сами понимаете, сэр… дало бы повод для разных толков среди соседей. Оно могло бы показаться неприличным…
— Постойте, господин Гайар! Я уже вышел из возраста, чтобы слушать ваши наставления.
— Простите, сэр. Я не хотел вас учить, но я… Поймите меня, я, как опекун молодой девушки…
— Довольно, сэр! Я вас прекрасно понял. Ради своих личных целей, каковы бы они ни были, вы хотите, чтобы я поскорее покинул плантацию. Ваше желание будет исполнено. Я уеду отсюда, хотя и не затем, чтобы вам угодить. Уеду сегодня же вечером.
Поняв скрытое значение моих слов, он вздрогнул, как от электрического тока. Лицо его побледнело, а брови нахмурились. Я коснулся тайных струн его души, и это было ему явно неприятно. Однако старый пройдоха тут же овладел собой и, словно не заметив моих намёков, сказал с лицемерным огорчением:
— Сэр, я очень сожалею, но это необходимо. Вы понимаете, мнение общества… суетного, назойливого общества…
— Избавьте меня от нравоучений, сэр! Вы добились своего, и в вашем обществе здесь больше не нуждаются.
— Гм… — пробормотал он. — Мне очень жаль, что вы так отнеслись к моим словам, очень жаль… — И, сказав ещё несколько бессвязных слов, он удалился.
Я подошёл к двери, чтобы взглянуть, куда он пойдёт от меня. Он направился прямо к дому. Я видел, как он в него вошёл.
Это посещение застало меня врасплох, хотя и не было для меня полной неожиданностью. После слышанного мною разговора Гайара с доктором всё это можно было предвидеть. Однако я не думал, что мне придётся так скоро покинуть плантацию. Я собирался прожить здесь ещё неделю-другую и переехать в гостиницу, когда окончательно поправлюсь.
Я был огорчён по многим причинам. Меня возмущало, что этот негодяй пользуется здесь такой властью, ибо я был уверен, что мадемуазель Безансон не причастна к моему изгнанию. Наоборот, она была у меня всего несколько часов назад и ни словом не обмолвилась о моём отъезде. Быть может, она знала о нём, но не хотела со мной говорить? Нет, вряд ли. Я не заметил никакой перемены в её обращении. Она была так же приветлива, также беспокоилась о моём здоровье, так же заботилась о моих удобствах, пище, обо всех мелочах моей жизни, как и всегда. Она, конечно, не предвидела той внезапной перемены, о которой говорил Гайар. Подумав, я пришёл к убеждению, что он даже не посоветовался с ней. Какова же власть этого человека, если он может заставить её нарушить законы гостеприимства! Мне было больно думать, что это прелестное создание находится во власти такого негодяя.
Но другая мысль была для меня ещё мучительней — мысль о разлуке с Авророй. Конечно, мне и в голову не приходило, что я расстаюсь с ней навсегда. Нет! Иначе я не уступил бы так легко. Гайару пришлось бы силой выгнать меня из дому. Разумеется, я не думал, что переезд в гостиницу лишит меня возможности бывать на плантации.
В сущности, переезд мало изменит моё положение. Навещая их как знакомый, я буду чувствовать себя более независимо, чем когда жил у них в доме. Быть может, мне станет даже легче встречаться с той, кого я люблю. Я могу приезжать сюда так часто, как мне вздумается. У меня останутся те же возможности увидеть её. Я жаждал только одного — свидания наедине с Авророй, а затем — либо блаженство, либо разбитые надежды!
Однако в ту минуту меня тревожили и другие заботы. На что я буду жить в гостинице? Поверит ли хозяин мне на слово и захочет ли ждать, пока я получу деньги из дому? Платье у меня было, хоть я и получил его таинственным путём. Однажды, проснувшись утром, я нашёл его у своей постели. Я не стал расспрашивать, откуда оно, предпочитая поговорить об этом позже. Но как мне быть с деньгами, откуда их достать? Неужели просить в долг у мадемуазель Безансон? Или занять у Гайара? Трудное положение!
Но тут я вспомнил о докторе Рейгарте. Я представил себе его спокойное, приветливое лицо.
"Вот выход! — подумал я. — Он мне поможет!" Казалось, мои мысли передались ему, так как в ту же минуту вошёл мой милый доктор, и я поведал ему все свои затруднения.
Я не ошибся в нём. Он тотчас положил на стол свой кошелёк, предложив взять из него столько денег, сколько мне нужно.
— Меня очень удивляет желание Гайара поскорее удалить вас отсюда, — сказал он. — Тут кроется не только беспокойство о репутации молодой девушки. Нет, здесь что-то другое. Но что?
Доктор говорил, словно обращаясь к самому себе и ища ответа в собственных мыслях.
— Я очень мало знаю мадемуазель Безансон, — продолжал он, — иначе я счёл бы своим долгом докопаться, в чём тут дело. Но Гайар — её опекун, и если он настаивает, чтобы вы уехали, то, пожалуй, вам следует исполнить его желание. Она, кажется, не вправе даже распоряжаться собой. Бедняжка! Боюсь, что за всем этим скрывается крупный долг. А если так, она скоро попадёт в худшую неволю, чем все её рабы. Бедная девушка!
Рейгарт был прав. Если бы я остался, это могло бы только повредить ей. Я согласился с ним.
— Я хотел бы сейчас же уехать, доктор.
— Моя коляска стоит у ворот. Пожалуйста, я могу доставить вас в Бринджерс.
— Спасибо! Это как раз то, о чём я хотел вас попросить. С радостью принимаю ваше предложение. У меня сборы короткие — через несколько минут я буду готов.
— А я, пожалуй, пойду в большой дом и предупрежу мадемуазель Безансон о вашем отъезде.
— Будьте так добры. Гайар, наверно, ещё там?
— Нет. Я встретил адвоката недалеко от ворот, он шёл домой. Думаю, она теперь одна. Я поговорю с ней и вернусь за вами.
Доктор оставил меня и направился к дому. Вскоре он вернулся и передал мне всё, что узнал. Он был очень удивлён тем, что услышал от мадемуазель Безансон. Час тому назад Гайар сказал ей, что я заявил ему о своём желании переехать в гостиницу. Она очень удивилась, так как я ни словом не заикнулся об этом во время нашей последней беседы. Сначала она не хотела и слышать о моём отъезде, но Гайар привёл веские доводы, чтобы убедить её в разумности такого шага; доктор от моего имени тоже настаивал на этом. В конце концов она согласилась, хотя и очень неохотно. Сообщив мне всё это, доктор прибавил, что она ждёт меня.
Сципион провёл меня в гостиную. Мадемуазель Эжени сидела на диване, но, когда я вошёл, встала и пошла мне навстречу. Я увидел слёзы на её глазах.
— Правда ли, сударь, что вы собираетесь покинуть нас?
— Да, сударыня.