Смотрит телевизор.
Но перед его мысленным взором – образ Маши. Вот она сидит, закинув ногу на ногу. Бедро у нее налитое, упругое. А лицо – заплаканное, слезы, словно жемчуг, блестят, сверкают. Панночка...
Иван взял пульт, попереключал каналы. "Сон у меня совсем нарушился. Может, принять снотворное? Да, пожалуй". Он поднялся, достал из кладовки большую пластмассовую коробку с лекарствами, нашел там снотворное.
...Лежит Иван, глаза его смыкаются, сладостный покой нисходит на его сердце. И далекий шум, будто от весеннего ручья в лесу, доносится в комнату.
Когда-то в детстве пускали с друзьями в глубоких ручьях кораблики из сосновой коры. Порой из воды там выныривала черная выдра и, блеснув шерстью, исчезала под корягой...
Шум, однако, усиливается, где-то явно льется вода.
Иван с трудом открывает глаза – тяжело просыпаться в четверть третьего ночи, особенно после принятого снотворного. Не глядя вниз, машинально надевает тапочки, стоящие у кровати. Идет в ванную, проклиная свою забывчивость – не закрутил кран.
Но – чудо, чудо! Ванна более чем наполовину наполнена водой. А в ванне лежит Мария – белая, как молоко. Груди ее колыхаются под водой, и тело ее все в струящихся изгибах плеч, талии и бедер.
Легким движением кисти она плеснула на него водой и звонко захохотала. Жемчугом сверкнули зубы. И проник ее звонкий смех в самое сердце Ивана.
"Как же она попала сюда? Я же ее еще не выписал из больницы. Неужели сбежала? Колдун! А-а... Вот кто открыл окно в палате! Вот кто ей показал, где я живу!"
Стоит Иван, боясь шевельнуться.
А Маша тем временем, не переставая хохотать, встает. Вода стекает с ее волос на плечи, течет по ее волшебному телу.
– Ха-ха-ха!..
Она протягивает к нему руки, желая обнять. А в лесном ручье – лягушки квакают, черные выдры, вынырнув из воды, снова устремляются под коряги. И сосны шумят, и дубы. Весь лес поет – кукушки, соловьи, вороны...
Хохочет Маша. Но! – шприц в ее руке! Шприц!
– Не бойся, не бойся... – шепчет она ласково. Распрямив левую руку, внимательно рассматривает вены на ней. Колет, введя себе наполовину раствор из шприца. – А теперь ты. Это – яд любви, чистый, без примеси. Ты уколешься сам или тебе помочь? А-а, ты же врач, я совсем забыла, – она хищно улыбается, протягивая ему шприц.
Ее глаза становятся мутными, и все ее тело быстро темнеет. Берет руку онемевшего Ивана, прищуривается – смотрит, в какую вену его уколоть. Нашла хорошую. Искривив лицо, с выпученными глазами, занесла над ним шприц...
– А-а-а! – закричал Иван и... проснулся.
Вся подушка была мокрой от пота. И простыня тоже. В комнату сквозь окно лился тонкий лунный свет.
"Ну и чертовщина приснилась! Настоящий кошмар. Значит, не зря пишут, что некоторые снотворные имеют сильный побочный эффект и лучше их не принимать".
Вытерев ладонью взопревший лоб, он перевел дыхание. Медленно повернул голову и... Не может быть! Рядом с ним – женщина, лежит на боку.
"Как же она попала в мой дом?" Иван больно щиплет себя за ноги, чтобы убедиться, что это уже не сон. Да – это явь! Голая женщина в его постели! Но ведь он же ни с какими женщинами не встречается уже давно. Как же она очутилась здесь? Откуда у нее ключи? Может, это одна из тех проституток, которых он когда-то водил к себе домой, та, которая однажды обворовала его? Да, это она! Решила вернуться. Сюрпризом.
Иван наклонился поближе к девушке, к самому ее лицу. Так близко, что услышал ее дыхание. И уловил аромат ее тела.
Но не видно лица девушки, не различить его в темноте.
И затрепетало сладкой дрожью все естество Ивана. Никогда в жизни он так не любил ни одну женщину, как эту! За одно прикосновение к ней был готов сейчас отдать свой дом, дачу в горах, жизнь!..
И обняла его девушка. Но почему-то руки ее оказались не ласковыми и нежными, как этого ожидал Иван, а напротив, – неимоверно сильными.
– Ах! Ведьма! – воскликнул он.
Одним рывком она неожиданно перевернула его на живот и вдавила лицом в матрас. Потом взобралась на него сверху:
– Ты в этой позе никогда не пробовал? – спросила, наклонившись к его уху.
...И вылетел Иван в раскрытое окно. А прекрасная амазонка – на нем верхом. ...Они парили над ночным Нью-Йорком, над его небоскребами, кружились над Эмпайр-стейт билдинг и вокруг небоскреба Крайслер, в четырех углах которого под шпилем – гигантские статуи орлов, говорят, в голове одного из них спрятаны слитки золота!
Ветер обвевал Ивана теплыми струями. Внизу, по тоненьким лентам дорог, проезжали редкие машины. Миллионами ярких неоновых ламп пылали рекламные щиты на Таймс-сквер. Стены небоскребов из стекла и железа, нагретые за день, медленно остывали, отдавая воздуху свое тепло.
В некоторых окнах Иван успевал заметить отражение своего летящего тела, оседланного ведьмой. Где-то вдали, кажется, в Гарлеме или Бронксе, пылал дом, его тушили пожарные. А в Бруклине полицейские машины, сверкая мигалками, преследовали какой-то белый лимузин, окружая его со всех сторон.
– Эй, вы, в лимузине! Уходите по Пятой авеню. Вас берут в кольцо! – кричала ведьма – сверху ей было хорошо видно, что белому лимузину остается лишь одна улица, чтобы вырваться из окружения.
Иван крепко сжал в кулаке нательный серебряный крестик: "Господи, Господи... Спаси и сохрани..." И почувствовал, что руки ведьмы, сжимающие его горло, стали ослабевать...
Он упал на какую-то скалу. Внизу ревел океан. Иван еще не верил, что спасся. Лежал, продолжая крепко сжимать крестик в кулаке. Его зубы стучали. "Убить ее! Убить!" Свободной рукой Иван нащупал какой-то камень. Занес камень вверх, чтобы обрушить смертельный удар, размозжить ведьме голову, и... проснулся!
Вскочив с кровати, Иван ринулся в кладовку. Вытащил оттуда коробку с лекарствами. Не одеваясь, в одних трусах и даже без тапочек, выбежал из дома и выбросил коробку в мусорный бак. Плотно накрыл бак крышкой. Отряхнул ладони и вернулся в дом. "Вот и ночь скоротал. А переживал, что не могу заснуть".
Глава 7
– Нет, Иван Борисович, позвольте с вами не согласиться.