Зато следующей весной, надеюсь, все получится. – Она вдруг устремила взгляд на икону, висящую на стене. Подвела к ней Гурия.
На иконе была изображена женщина неопределенного возраста в темном плаще, с поднятыми для благословения руками.
– Это Мария Египетская – великая грешница, ставшая великой святой. Как бы я хотела быть похожей на нее... Знаете ее историю?
ххх
"Преподобная Мария Египетская жила в VI веке. Родом была из Египта. Когда ей исполнилось двенадцать лет, она своевольно покинула родительский дом, ушла в Александрию, бывшую тогда столицей Египта. И долгие годы предавалась там разврату, причем не столько ради денег, сколько ради удовлетворения похоти и пристрастия к распутной жизни.
Однажды, когда ей было двадцать девять лет, она присоединилась к группе паломников, направлявшихся из Египта в Иерусалим на праздник Воздвижения Креста. На корабле она тоже блудила, как продолжала блудить и попав в Иерусалим. Когда же она вместе со всеми попыталась войти в церковь, какая-то сила не позволила ей это сделать и отбросила ее назад. Она попыталась снова, но незримая рука продолжала отбрасывать ее от храма под общий смех и укоры окружающих.
Смущенная, стояла Мария на площади, среди толп благочестивого народа, до тех пор, пока глаза ее не открылись и она не увидела всю мерзость своей жизни. Мария залилась покаянными слезами, и тогда вход в храм ей был разрешен.
После этого она возжелала глубокого, истинного покаяния. И услышала глас, велевший ей идти в пустыню, за Иордан, и там искать спасения. На следующий день, взяв с собой лишь три хлеба, Мария перешла реку и исчезла в пустыне...
Вскоре все хлебы были съедены, ее одежда истлела и распалась. Страшные искушения она претерпевала первые семнадцать лет. Ходила нагой, под палящим солнцем и ледяным ветром, питалась кореньями и злаками, терпела всевозможные телесные и душевные мучения. В пустыне она прожила сорок семь лет.
Почти перед самой кончиной Марии ее увидел старец Зосима, пресвитер, живший в одном палестинском монастыре. Во время Великого Поста старец Зосима покинул обитель и отправился в пустыню, где иноки в одиночестве проводили весь Пост.
Старец встретил преподобную Марию, которая поначалу хотела скрыться от него, но, упрошенная, осталась для беседы. Он дал ей, нагой, плащ. Она рассказала ему всю свою жизнь. Зосима поразился, когда Мария, не зная его прежде, назвала его по имени. И другие чудесные явления поразили старца: во время молитвы Мария на локоть приподнялась над землей, перешла Иордан "яко по суху", предсказала Зосиме его недуг в следующем году.
Он видел ее еще дважды: через год, тоже на Великий Пост, когда по ее просьбе он принес в пустыню Святые Дары, и Мария причастилась; и в последний раз – уже мертвой: она лежала в месте их первой встречи, предсказав за год свою смерть.
Зосима оросил ее ноги слезами, пропел над нею псалмы, однако колебался, где похоронить праведницу. Но увидел начертанную на песке надпись, где Мария просила похоронить ее здесь же, в пустыне.
Зосима пытался выкопать могилу, но не смог: он был слишком стар, а земля очень тверда и камениста. Внезапно откуда-то из пустыни явился лев. Вырыл лапами яму. И тогда старец предал тело Марии земле".
…….……………………………………………………………………………….
Этот пересказ жития Марии Египетской Гурий перечитал несколько раз. В истории великой святой забрезжил для него огонек надежды.
ххх
Он продолжал приходить к Мариам. С красными от мела и пыли глазами, с пятнами побелки на лбу и в бороде. Вены на его руках были вздуты от постоянных нагрузок, плечи под рубашкой утомленно опущены. Реконструкция зданий – не игра в бильярд или карты.
У стены в ряд стяли три столика для иконописи. На столиках лежали загрунтованные доски, палитры, кисточки и карандаши.
Мариам обучала иконописи всех желающих, это мастерство осваивали прихожане разного возраста, и мужчины и женщины. Перед каждым стояла копия одной и той же иконы Марии Египетской, но у каждого святая выглядела совершенно по-своему.
Во время разговоров с Мариам Гурий порой с мучительной завистью поглядывал в сторону тех начинающих иконописцев. Пару раз Мариам и ему предлагала попробовать себя в этом искусстве, тем более что знала со слов Гурия об его художественном прошлом. Он каждый раз отказывался, переводил беседу на другую тему.
Но однажды он подошел к столику, взял из стакана стоявшую там кисточку, поднес ее к своему лицу и поцеловал ее гибкий кончик.
– Вот и хорошо. Наконец-то. Я знала, что это рано или поздно случится, – сказала Мариам, не сводя с него глаз. Она пыталась понять, что сейчас с ним происходит и отчего он едва ли не дрожит от воления.
хxx
Ремонтные работы в "коптском подворье" (так Гурий называл тот храм с пристройками) были закончены. Но в условленные часы, дважды в неделю, он приходил туда писать икону. Случалось, что в комнате вместе с ним сидели другие начинающие иконописцы, а порой он там оставался наедине с Мариам.
День за днем икона открывала Гурию свои необъятные пространства, впуская его в свои владения...
Глава 7
Весенний Нью-Йорк быстро расцветал. Едва ли не на глазах распускались магнолии, вишневым и яблоневым цветом покрывались сады и парки.
Фимка Ройзман отмечал свою сорок первую весну. Дата хоть и не круглая, но ради нее был заказан стол в "Гамбринусе" – заокеанском филиале одноименного знаменитого одесского ресторана.
Фимка-Джеффри, хоть и американизировался, в душе оставался одесситом. Имея богатый опыт знакомства с кухнями народов мира, в итоге пришел к заключению, что нет лучшей кухни, чем одесская с ее коронными блюдами: фаршированной рыбой, баклажанной икрой и вареными раками к пиву. Все это и многое-многое другое было заказано в "Гамбринусе" и подавалось к столу.
На стенах ресторана красовались рыбачьи сети и рынды, столы были в виде бочек, звучал одесский "шансон". Словом, все отвечало высшим стандартам русского ресторана в Нью-Йорке, где аромат блюд отдает легкой ностальгией.
Гурий тоже был среди приглашенных. Ел салаты, лущил раков. В общем, ничего особенного, обычные ресторанные посиделки.
Необычной была встреча: в зал вошел не кто иной, как Никита, собственной персоной. Бывает же такое! И где? В Нью-Йорке! За тридевять земель от Одессы! Вот это да!
Все трое – Фимка, Гурий и Никита – земляки, бывшие студенты одного института, стояли в центре зала, хлопая друг друга по плечам. Повторяли неизбежное в таких случаях: надо же... вот так встреча...
Никита был не один – с небольшой шумной компанией. Он как-то огрубел, заматерел за эти годы. Голос его оставался таким же – прокуренным, с прорывающимися звонкими нотками. И смех такой же – козлиный. Как осталась неизменной идеальная выбритость круглой головы, напоминавшей костяной бильярдный шар. Зато некая уверенность и твердость появились в его осанке и жестах. А на руках – новые татуировки.
Вскоре все трое вернулись к своим столам, условившись поболтать попозже, времени еще – целый вечер.
...– Да, брат, вот так складывается жизнь: сегодня ты супермен, а завтра – кусочек дерьма в Черном море, – веско произнес Никита, когда они вышли с Гурием из ресторана на улицу освежиться.
Никита относился к тому типу людей, которые в свою болтовню любят вплетать якобы мудрые фразы: жизнь – это русская рулетка, судьба всех сломает, начало может стать и концом, и т. д.
С Гурием он был откровенен. Да и кого ему стесняться? Мало ли он с Греком "делал делов" в Одессе? Мало ли они ограбили галерей и арт-салонов? Мало ли выколотили денег из жертв? Вместе они как-то раз шли по одному делу, сидели в разных камерах в КПЗ. Грек тогда держался бойцом, никого не сдал.
Но с грабежами и рекетом районного масштаба покончено, время уголовной романтики ушло. Никита нынче работает на международном уровне: через Одессу удобно сплавлять за бугор паленый антиквариат. Можно вывозить через Турцию или Египет, а можно через Болгарию или Румынию. Визы туда не нужны, таможни там слабые, можно дать взятку.