Поэтому он быстро продал все свои пакеты акций, кроме нефтяной кампании, перевёл рублёвые активы в валюту, вообще свернул свою деятельность, и стал терпеливо ждать развязки.
Ему пришлось пережить несколько неприятных месяцев, зато в августе его прогноз полностью подтвердился и во время известного кризиса он нисколько не пострадал, а наоборот, скупив временно упавшие в цене акции, неплохо нажился.
Миргородский мило улыбнулся, вспоминая об этом, и в Этот же момент настенные часы пробили двенадцать — наступил полдень.
"Виктор, как всегда опаздывает, — раздражённо подумал олигарх, — нужно решить столько важных дел, а его нет. Когда небудь моё терпение лопнет и тогда точно уволю мерзавца!"
V.
Самолёт из Нью-Йорка совершил посадку в "Шереметьево-2". В аэропорту Джека Эрикссона встречал его старый друг Кристофер Сильвер — официальный представитель нескольких американских компаний.
Джек и Крис знали друг друга ещё с операции "Буря в пустыни" — они служили в одном вертолётном полку.
Внешне оба были очень похожи — примерно одного возраста, высокие блондины с голубыми глазами и правильными европейскими чертами лица, они одинаково любили высоких красивых женщин, путешествия и спортивные автомобили, иногда не прочь были выпить и сыграть в карты, но на этом их сходство и заканчивалось.
Расчётливый, спокойный Джек был полной противоположностью вспыльчивому, а иногда и неуравновешенному авантюристу Крису, что, как не странно, только укрепляло их дружбу — противоположности ведь притягиваются.
Почти всю военную кампанию они были в одном экипаже, пока в последние дни войны иракская ракета не попала в их "Апач". Друзья не пострадали, чего было нельзя сказать об их "боевом орле" — для вертолёта полёты закончились навсегда.
После Залива дороги друзей разошлись — Эрикссон перешёл в ФБР, а Сильвер занялся бизнесом в пост советских странах — его бизнес-карьера началась в Польше, в которой он пробыл около года, затем из Варшавы он перебрался в Москву, где и пребывал до сих пор.
— Привет, Джек! — огромная ладонь Сильвера опустилась на плечо друга.
— Здравствуй, Крис! Как поживаешь?
— Всё хорошо. Сколько лет мы не виделись?
— Кажется, три?
— Нет, пять! Да, время летит. И как там у нас в Нью-Йорке?
Эрикссон на мгновение задумался.
— Всё нормально. Хотя у меня такое предчувствие, что клинтоновская эпоха процветания и неоправданного расточительства подходит к концу.
Сильвер ухмыльнулся.
— Понятно, — и Кристофер покачал головой. — Пошли, у меня тут на стоянке оставлена машина.
"Мустанг" Сильвера покинул стоянку аэропорта и на полной скорости устремился в город.
— Сожалею, Джек! То что произошло с твоей Джиной — ужасно! И ты прав — это нельзя так оставлять.
В памяти Джека снова и снова возникал страшный образ его мёртвой невесты, лежащей на полу своей квартиры; он нахмурился, тяжело вздохнул, и чтобы отвлечься от этих, угнетающих его, воспоминаний, решил расспросить друга поподробнее о жизни в России.
— Только не надо соболезнований. Ты сделал, что я просил?
— Да, хотя вначале твоя задача казалось невыполнимой.
— Благодарю. А как твои дела, Крис?
— Всё хорошо, бизнес здесь делать можно, особенно сейчас. Раньше всё было намного сложнее и куда опаснее.
— Ну ты кажется попал куда хотел, — поддел приятеля Джек, но Крис был настроен серьёзно.
— Если быть откровенным, то в Штатах я столько бы никогда не заработал. Но видел бы ты Москву в начале 90-х. Везде грязь, вонь, разруха, — Сильвер закурил "Мальборо", несколько раз затянулся и потушил сигарету — так он пытался бросить курить. — Местное метро вообще ад — кругом попрошайки, бандиты и проститутки, а в подземных переходах русские, казалось, только тем и занимались, что торговали, дрались, блевали и мочились.
— Ты ездишь в здешнем метро? — с деланным изумлением спросил Эрикссон.
— По возможности стараюсь не ездить. Но один раз у меня сломалась машина, и именно в метро мне тогда в первый раз едва голову не оторвали — помог один местный украинец, сейчас он у меня шофёром работает.
— А когда тебе отрывали голову во второй раз?
— В 94-м. Тогда "наехала" местная мафия, и сказали, чтобы катился в свою Америку — видимо кому-то очень приглянулся мой офис. Я в посольство — а там руки разводят, мол ничем помочь не можем, не пошлёшь же морских пехотинцев воевать с русскими гангстерами. Но меня выручил мой шофёр — он вызвал земляка с Украины и они за месяц всё уладили. И ты не поверешь, что они сделали.
— Перестреляли всю мафию? — с насмешкой произнёс Джек.
— Двое против нескольких сот бандитов? Нет подвиги суперменов здесь не проходят. Этот мистер Артур — земляк моего шофёра — сейчас он мой охранник — решил действовать по методу "выжженной земли".
— То есть? — Джек удивлённо поднял брови. О "выжженной земле" он читал в одной книге о второй мировой войне, но непонятно, как можно было применить эту тактику в условиях большого города.
— Мне они посоветовали на месяц исчезнуть — ты помнишь я тогда приезжал в Нью-Йорк, — а сами устроили небольшой фейерверк — за один день взорвали пару бензоколонок, подожгли несколько гостиниц, кафе и ресторанов, а затем надолго исчезли. После этого бандиты решили, что за мной стоит другая группировка, и больше меня не трогали. Да, кстати, ты, кажется, выучил русский?
— Пришлось по долгу службы, — с жутким акцентом ответил Джек на местном языке, и продолжил по-английски, — уж часто с "шутниками" с Брайтон-Бич приходилось сталкиваться. А ты, я вижу, стал московским крёстным отцом.
— Ха-ха! — Крису шутка явно понравилась. — Знаешь, иногда действительно приходиться применять гангстерские методы — здешние чиновники очень "голодные". Хотя, конечно, в большинстве случаев достаточно собрать компромат. Между прочим, а ты из "калашникова" стрелять случайно не разучился?
— Думаю, что нет, хотя после Залива практиковаться не приходилось.
— Возможно, придётся потренироваться.
"Мустанг" влился в поток машин, движущихся по Садовому кольцу, и до офиса Сильвера, размещённого на верхнем этаже гостиницы "Столица" остались считанные минуты езды.
Вскоре они уже сидели в рабочем кабинете Криса и пили бренди со льдом — в этом году начало июня было на редкость жарким. Сильвер курил — он никак не мог избавиться от этой вредной привычки; Джек, чтобы не клевать носом — смена временных поясов явно клонила на сон — внимательно осмотрел всё вокруг.
Кабинет был просторен и шикарно обставлен — все по классу "люкс" — от мебели до покрытия пола. У стены стоял громадный "домашний кинотеатр" фирмы "Сони" — по всему видно было, что Крис в Москве действительно не бедствовал.
А из окна открывался отличный вид — видневшаяся внизу Москва-река в этом месте имела живописный изгиб и её спокойная гладь серебряным блеском отливалась на солнце; машины снующие по мосту и двум набережным с большой высоты казались жуками, торопливо бегущими по своим делам по лесным тропинкам; вдали угадывались очертания Кремля, а на горизонте — тонкий как игла, острый шпиль Останкинской телебашни.
— Я вижу, ты тут неплохо устроился.
— Да, конечно. Однако здесь по скромному строгий деловой стиль не в моде, — Крис сразу понял намёк друга. — Если сразу не покажешь, что у тебя есть деньги, то с тобой никто не будет иметь дело.
А в соседней комнате Артур Аскольдов заканчивал чтение "Книги рун" Ральфа Блюма.
Книга вызывала у него противоречивые чувства — как автор изменил традиционную трактовку этих древних северных знаков, сломав при этом священный порядок следования Рун, для него казалось неприемлемым — если так плевать на старые традиции, то это вряд ли приведёт к чему-то хорошему. Гвидо фон Лист тоже занимался ревизией рунных традиций — и всё закончилось Гитлером, фашизмом, и Второй мировой войной. Но с другой стороны автор книги может и прав — от старого рунного искусства норвежских викингов и исландских поселенцев остались только жалкие крохи, и основанный на индивидуальном видении каждой руны метод Блюма может и позволит хотя бы приоткрыть завесу над старыми тайнами.
Только почему автор книги называет руны викингов целительными и милосердными? Ведь руны могут быть и мощным оружием. Так, один исландский рунный шаман, чтобы погубить христианского миссионера Таргбранда, вызвал землетрясение. Креститель Исландии чудом остался жив, зато его конь провалился в образовавшуюся расщелину.
Ещё один непонятный момент — круглая руна, веденная Блюмом. Этот круг вообще не лезет не в какие ворота — ведь остальные, традиционные руны старшего Футарка состоят исключительно из вертикальных и наклонных линий.
И почему, наконец, этот Ральф добавил только одну руну, а не три? С самого начала изучения этих древних знаков у Аскольдова возникло твёрдое убеждение, что рун не могло быть 24. Ведь "Эдды" буквально вдалбливают, что главное число одинизма — девять, и остальные священные числа могут лишь быть кратны ему. У Одина было девять сынов, и 63 имени, девять дней этот главный бог скандинавского языческого пантеона висел вниз головой под Мировым Деревом — ясенем Игдрассилем, — после чего он увидел девять палочек, из которых сотворил руны, и составил восемнадцать заклинаний. Поэтому рун в старшем Футарке по логике традиций должно было быть не 24, а 27, в младшем руническом ряде 18, а не 16.
И подтверждением этой гипотезы, хоть и косвенным, Артур считал тот факт, что почти все дошедшие до нашего времени камни с рунными надписями повреждены — слишком уж с них что-то усердно сцарапывали...
Аскольдов отложил книгу, и тут ему внезапно вспомнился дедушка; Артур загрустил — почему-то потянуло домой....
Трагическая гибель деда надолго потрясла впечатлительного подростка, но время лечит и жизнь постепенно вернулось в привычное русло. Уже к старшим классам школы Артур вполне сформировался как хоть и очень упрямая, но зато разносторонне развитая личность. Среди других занятий мальчишеских увлечений он отдавал предпочтение чтению книг (от деда осталась большая библиотека), шахматам, занятию единоборствам — сначала самбо, затем, так как каратэ в СССР было запрещено, дзюдо. Из школьных предметов Аскольдов — младший обожал химию — его "химическая карьера" началась ещё в детстве с изготовления самодельных ракет, и устраивания импровизированных фейерверков, из-за чего ему часто попадало от взрослых, и лишь позднее это мальчишеское увлечение переросло в серьёзное изучение этой науки.
Казалось, что всё в жизни идёт своим чередом — школа, политехнический институт, но началось лихолетье — горбачёвская Перестройка, и всё в обществе перевернулось верх дном.
Отслужив в армии, Артур закончил институт, но по специальности он успел проработать лишь около трёх лет — СССР распался, а независимой Украине такое большое количество специалистов с дипломами было явно не к чему — и молодого инженера-химика уволили.