Сначала Иван заглянул в Шестую палату, где все так же спал чернокожий гигант Джим. Храпел на всю палату. Иван вдруг с ужасом подумал, что соседу Джима по палате будет тяжело выносить этот богатырский храп...
ххх
– Я говорю правду... – Маша подняла голову и устремила взгляд в зарешеченное окно.
Солнечный луч коснулся ее лица, отчего оно стало невероятно светлым и чистым. Танцующие переливчатые пылинки над головой девушки создавали подобие золотого нимба.
Они сидели в ее палате, друг напротив друга: Иван – на стуле, она – на кровати, закинув ногу на ногу. Покачивала ступней в красном тапочке.
Иван скользнул взглядом по ее сложенным на коленях рукам, по ее ключицам в проеме полурасстегнутого халата.
– Давай, Мария, поговорим начистоту. Я не могу понять, когда ты говоришь правду, а когда, извини, врешь. Вначале, попав в наше отделение, ты уверяла меня, что занимаешься проституцией и страдаешь от хронической депрессии, чему я, честно признаюсь, поверил. Но спустя некоторое время ты вдруг изменила "биографию" и сказала, что ты – украинская пловчиха, приехала в Нью-Йорк на международные соревнования, заняла четвертое место и, дескать, на этой почве у тебя произошел нервный срыв. А теперь уверяешь, что ты – жена писателя, якобы не выдержала нищеты и невзгод и из-за этого едва не лишилась рассудка. Где же правда, черт возьми? Чему верить?! – Иван повысил голос.
Маша зажмурилась. Слезы полились из ее глаз. Но в этот раз Иван не дал воли своей жалости.
– Скажи, зачем ты здесь? Тебе нужна справка для суда, что ты психически больна? Если "да", то ты такую справку получишь и так. Все наши пациенты мечтают отсюда вырваться. А ты как будто специально делаешь все, чтобы здесь оставаться. Зачем ты продолжаешь таскать из столовой пластмассовые ножи, отлично зная, что ими все равно нельзя вскрыть себе вены? Зачем постоянно споришь с медсестрами, нарушаешь режим? Зачем прячешь под языком таблетки и потом их выплевываешь? С таким поведением тебя отсюда никогда не выпишут! Признайся, какую цель ты преследуешь?
Вместо ответа Маша спрятала лицо в ладонях. Ее плечи стали мелко вздрагивать.
– Можно я выпью воды? – спросила тихо, но голос ее звучал подозрительно спокойно.
– Да, конечно. Выпей воды и успокойся.
Она поднялась с кровати и, запахнув халат, по-свойски подмигнула ему. Направилась к столику, на котором стоял пластмассовый кувшин с водой и пластиковый стаканчик.
За спиной Ивана раздалось журчание льющейся воды. Но почему-то и через минуту Маша не вернулась на прежнее место. Шлепанье ее тапочек по полу удалились, и неожиданно хлопнула закрывшаяся дверь, – а пациентам без разрешения медперсонала закрывать двери своих палат строго запрещается, они все на этот счет предупреждены.
Доктор Селезень, однако, сидел, не двигаясь. Слышал за спиной приближающиеся Машины шаги. Затем – шуршание сброшенного с ее плеч халата…
Сердце его часто забилось. Он не решался обернуться, боялся увидеть молочную белизну ее кожи.
– А хорошо мы с тобой полетали, доктор? – услышал он вдруг ее шепот, над самым своим ухом. – Я знаю, что тебе понравилось.
Иван съежился.
– Сегодня ночью, доктор, я приду к тебе опять. Но только в этот раз мы поменяем позу: я буду снизу, а ты сверху, о'кей?
Иван согласно закивал головой. Вдруг вскочил со стула, рывком расстегнул и вытащил из петель кожаный ремень, специально купленный накануне. Сжимая кованую пряжку, поднял ремень:
– Ну, сейчас я тебе задам! – развернулся и...
Перед ним – колдун!
Колдун бросился от Ивана в угол палаты. Крыльями огромной черной птицы развевалась его мантия. Мантия была из шелка, расписанная загадочными иероглифами.
Иван бегал за ним вокруг стола, пытаясь схватить его, но колдун уворачивался, а затем кинулся к зарешеченному окну, просочился сквозь решетку и стекла и исчез.
Подбежав к окну, Иван дернул решетку на себя, но она была намертво прикреплена к оконной раме (не один пациент и до Ивана безуспешно пытался ее вырвать). Потрясая ремнем, Иван выбежал из палаты и помчался к лифту.
Нажал кнопку вызова. Однако кабина поднималась очень медленно, на электронной панельке сверху засветилась цифра "2" – второй этаж, а их отделение – на шестом! "Почему так долго? Что там случилось? Убежит ведь, убежит!"
Иван переминался с ноги на ногу, нетерпеливо ударял в стену кулаком, связывал в узлы ремень. Кабина лифта по-прежнему стояла на втором этаже.
Санитар, неподалеку охранявший одну из палат, во все глаза таращился на разъяренного, с ремнем в руке доктора Селезня.
"Побегу по лестнице пожарного выхода!"
Неожиданно из той самой двери, к которой несся Иван, выбежал колдун! Под черной мантией Иван успел разглядеть зеленый камзол с золотистыми пуговицами и черную бабочку на тощей шее. Заметил и его лукавую, но одновременно исполненную величайшего страдания и горечи улыбку... В руке колдун сжимал нос мистера Вильяма! Нос шевелился, раздувал ноздри и вел себя так, будто собирался чихнуть.
Колдун высоко подпрыгнул над полом и устремился в палату номер Шесть.
ххх
– Дорогой Иван Борисович, все-таки дождалась я вас! Хорошо, что вы работаете в такой чудесной больнице, где будут созданы все условия для вашего полноценного лечения. И кровать вам досталась комфортная, люксовая, такой не найдете даже в "Шератоне", – доктор Фролова сняла очки и мило улыбнулась.
Возле нее стояли медсестра Сандра, с заряженным шприцем, и два рослых санитара.
– Теперь вам не нужно ни о чем переживать, я обо всем позабочусь сама, поскольку вы будете находиться под моим наблюдением. Окружу вас поистине материнской заботой.
Фролова выразительно подмигнула, тем самым дав команду медсестре и санитарам.