Ну-с?
Дух перехватило у Маргариты, и она уж хотела выговорить заветные и приготовленные в душе слова, как вдруг побледнела, раскрыла рот и вытаращила глаза. "Фрида! Фрида! Фрида! — прокричал ей в уши чей-то назойливый, молящий голос. — Меня зовут Фрида!" — и Маргарита, спотыкаясь на словах, заговорила:
Так я, стало быть, могу попросить об одной вещи?
Потребовать, потребовать, моя донна, — отвечал Воланд, понимающе улыбаясь, — потребовать одной вещи!
Ах, как ловко и отчетливо Воланд подчеркнул, повторяя слова самой Маргариты — "одной вещи"!
Маргарита вздохнула еще раз и сказала:
Я хочу, чтобы Фриде перестали подавать тот платок, которым она удушила своего ребенка.
Кот возвел глаза к небу и шумно вздохнул, но ничего не сказал, очевидно, помня накрученное на балу ухо.
Ввиду того, — заговорил Воланд, усмехнувшись, — что возможность получения вами взятки от этой дуры Фриды совершенно, конечно, исключена — ведь это было бы несовместимо с вашим королевским достоинством, — я уж не знаю, что и делать. Остается, пожалуй, одно — обзавестись тряпками и заткнуть ими все щели моей спальни!
Вы о чем говорите, мессир? — изумилась Маргарита, выслушав эти действительно непонятные слова.
Совершенно с вами согласен, мессир, — вмешался в разговор кот, — именно тряпками, — и в раздражении кот стукнул лапой по столу.
Я о милосердии говорю, — объяснил свои слова Воланд, не спуская с Маргариты огненного глаза. — Иногда совершенно неожиданно и коварно оно проникает в самые узенькие щелки. Вот я и говорю о тряпках.
И я о том же говорю! — воскликнул кот и на всякий случай отклонился от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши.
Молчи, — приказал ему Воланд и, обратившись к Маргарите, спросил: — Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?
Нет, — с силой ответила Маргарита, — я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло.
А, — сказал Воланд, — это понятно.
Так вы сделаете это? — тихо спросила Маргарита.
Ни в коем случае, — ответил Воланд. — Итак, я этого делать не буду, а вы сделайте сами.
А разве по-моему исполнится?
Ну, Фрида, — подсказал Коровьев.-
Фрида! — пронзительно крикнула Маргарита.
Дверь распахнулась, и растрепанная, нагая, но уже без всяких признаков хмеля женщина с исступленными глазами вбежала в комнату и простерла руки к Маргарите, а та сказала величественно:
Тебя прощают. Не будут больше подавать платок.
Послышался вопль Фриды, она упала на пол ничком и простерлась крестом перед Маргаритой. Воланд махнул рукой, и Фрида пропала из глаз".
Переказ:
Воланд, дивлячись на благородство Маргарити, виконує й бажання, яке стосується лише Маргарити — повертає Майстра, тяжко хворого на шизофренію. Маргарита з відвагою готова боротися за їхню любов, щоб врятувати коханого, вона готова розділити з ним і життя, і смерть.
Паралельно письменник створює п'яте Євангеліє — від Булгакова, у якому подає своє бачення біблійної історії про Іуду і його покарання.
Образ Понтія Пілата — "сильного світу цього" — виведено зовсім з іншого боку: перед нами проста людина, що вчинила зраду, її мучить каяття за хибний моральний вибір, спричинений внутрішньою слабкістю та духовною залежністю від земної влади. Понтій Пілат хоче розплатитися незвичним і ризикованим вчинком, що пом'якшить, хоча б в його очах, те боягузтво, яке він вчинив.
ГЛАВА 25
Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа
Цитата:
Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподромом, хасмонейский дворец с бойницами, базары, караван-сараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим — великий город, как будто не существовал на свете. Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях. Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана.
Она уже навалилась своим брюхом на Лысый Череп, где палачи поспешно кололи казнимых, она навалилась на храм в Ершалаиме, сползла дымными потоками с холма его и залила Нижний Город. Она вливалась в окошки и гнала с кривых улиц людей в дома. Она не спешила отдавать свою влагу и отдавала только свет. Лишь только дымное черное варево распарывал огонь, из кромешной тьмы взлетала вверх великая глыба храма со сверкающим чешуйчатым покрытием. Но он угасал во мгновение, и храм погружался в темную бездну. Несколько раз он выскакивал из нее и опять проваливался, и каждый раз этот провал сопровождался грохотом катастрофы.
Лежащий на ложе в грозовом полумраке прокуратор сам наливал себе вино в чашу, пил долгими глотками, по временам притрагивался к хлебу, крошил его, глотал маленькими кусочками, время от времени высасывал устрицы, жевал лимон и пил опять...
Наконец услышал прокуратор и долгожданные шаги, и шлепанье но лестнице, ведущей к верхней площадке сада перед самым балконом. Прокуратор вытянул шею, и глазка его заблистали, выражая радость.
Между двух мраморных львов показалась сперва голова в капюшоне, а затем и совершенно мокрый человек в облепившем тело плаще.
Прокуратору здравствовать и радоваться. — Пришедший говорил по-латыни...
Итак, — заговорил негромко Пилат, — что можете вы сказать мне о настроении в этом городе?...
Я полагаю, что когорта молниеносного может уйти, — ответил гость и прибавил: — Хорошо бы было, если бы на прощание она продефилировала по городу.
А теперь прошу сообщить мне о казни, — сказал прокуратор.
Что именно интересует прокуратора?
Не было ли со стороны толпы попыток выражения возмущения? Это главное, конечно.
Никаких, — ответил гость.
Очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла?
Прокуратор может быть уверен в этом.
А скажите... напиток им давали перед повешением на столбы?
Да. Но он, — тут гость закрыл глаза, — отказался его выпить.
Кто именно? — спросил Пилат.
Простите, игемон! — воскликнул гость, — я не назвал? Га-Ноцри.
Безумец! — сказал Пилат, почему-то гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка, — умирать от ожогов солнца! Зачем же отказываться оттого, что предлагается по закону? В каких выражениях он отказался?
Он сказал, — опять закрывая глаза, ответил гость, — что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.
Кого? — глухо спросил Пилат.
Этого он, игемон, не сказал.
Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии солдат?
Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
К чему это было сказано? — услышал гость внезапно треснувший голос.
Этого нельзя было понять. Он вообще вел себя странно, как, впрочем, и всегда.
В чем странность?
Он все время пытался заглянуть в глаза то одному, то другому из окружающих и все время улыбался какой-то растерянной улыбкой.
Больше ничего? — спросил хриплый голос.
Больше ничего....
Я счастлив служить под вашим начальством, игемон.
Мне это очень приятно. Итак, третий вопрос. Касается этого, как его... Иуды из Кириафа.
Тут гость и послал прокуратору свой взгляд и тотчас, как полагается, угасил его.
Говорят, что он, — понижая голос, продолжал прокуратор, — деньги будто бы получил за то, что так радушно принял у себя этого безумного философа.
Получит, — тихонько поправил Пилата начальник тайной службы.
А велика ли сумма?
Этого никто не может знать, игемон.
Даже вы? — своим изумлением выражая комплимент, сказал игемон.
Увы, даже я, — спокойно ответил гость, — но что он получит эти деньги сегодня вечером, это я знаю. Его сегодня вызывают во дворец Каифы.
Ах, жадный старик из Кириафа, — улыбаясь, заметил прокуратор, — ведь он старик?
Прокуратор никогда не ошибается, но на сей раз ошибся, — любезно ответил гость, — человек из Кириафа — молодой человек.
Скажите! Характеристику его вы можете мне дать? Фанатик?
О нет, прокуратор.
Так. А еще что-нибудь?
Очень красив.
А еще? Имеет, может быть, какую-нибудь страсть?
Трудно знать так уж точно всех в этом громадном городе, прокуратор...
О нет, нет, Афраний! Не преуменьшайте своих заслуг!
У него есть одна страсть, прокуратор. — Гость сделал крохотную паузу. — Страсть к деньгам.
А он чем занимается?
Афраний поднял глаза кверху, подумал и ответил:
Он работает в меняльной лавке у одного из своих родственников.
Ах так, так, так, так. — Тут прокуратор умолк, оглянулся, нет ли кого на балконе, и потом сказал тихо: — Так вот в чем дело — я получил сегодня сведения о том, что его зарежут сегодня ночью.
Здесь гость не только метнул свой взгляд на прокуратора, но даже немного задержал его, а после этого ответил:
Вы, прокуратор, слишком лестно отзывались обо мне. По-моему, я не заслуживаю вашего доклада. У меня этих сведений нет...
Переказ:
Понтій Пілат із допомогою таємного агента Афранія, лише натякаючи на можливість замаху на Іуду, примушує свого підлеглого організувати напад на зрадника, його вбивство та передачу грошей — 30 срібних монет — Сінедріону, що і був замовником зради.
Лише Левію Понтій Пілат зізнається, хто вбив зрадника, коли той жадає помсти Іуді:
Цитата:
Ты, игемон, знай, что я в Ершалаиме зарежу одного человека. Мне хочется тебе это сказать, чтобы ты знал, что крови еще будет.
Я тоже знаю, что она еще будет; — ответил Пилат, — своими словами ты меня не удивил.