Из-за чего, вернее, из-за кого случилась драка, было неизвестно: таинственную незнакомку вынес из "Французской прачечной" в неизвестном направлении мутный поток событий, поэтому в своем рапорте Уолтер обозначил ее как "якобы проститутка номер один".
Теперь, когда инцидент, можно сказать, был исчерпан, в "Мандарине" снова воцарились тишь да гладь и бар снова открыли для ночных посетителей, Уолтер смог расслабиться.
Следует заметить, что "Мандарин" охранялся двумя службами: официальной и тайной. В официальную входили дежурные операторы и безграмотные, ленивые охранники, призванные скорее создавать впечатление надежной охраны.
Разумеется, реальную безопасность сложного гостиничного механизма такая команда обеспечить не могла. Подлинную безопасность обеспечивала внутренняя вооруженная служба, о которой мало кто знал. Она включала две дюжины бывших полицейских и военных: в обычных темных костюмах, плечистые и почти без шей, они появлялись в горячих точках отеля всегда неожиданно и всегда своевременно.
Только этим и ничем другим объяснялась беспечность Уолтера, постоянно курсирующего во время своих ночных дежурств от будуара своей герлфренд к пультам наблюдения и обратно. Уолтер знал, что в этой системе его роль — незначительная, почти бесполезная.
***
Третий час ночи, впереди еще почти шесть часов дежурства. Шесть долгих часов тупого смотрения на экраны.
— Мэн, у меня для тебя есть интересное предложение, — говорит Уолтер, вытирая шею влажной ароматизированной салфеткой.
Что ни говори, это маленькое ночное приключение вынудило Уолтера попотеть в буквальном смысле слова. Совершить двадцатиминутную пробежку по Манхэттену от будуара прекрасной Лизы до оцепленного полицией гостиничного бара! Потом еще корпеть над рапортом, что всегда давалось Уолтеру с невероятным трудом.
Он бросил скомканную салфетку в урну и, довольный попаданием, продолжал:
— Мой бывший шеф купил себе дом в Нью-Джерси. Роскошная вилла, с террасами, садом и бассейном. Обошлась ему в полтора миллиона, но он смог взять в банке кредит под хороший процент.
— А какое отношение имею я к вилле твоего бывшего босса? — Осип полез в карман брюк, достал оттуда крохотную пластиковую бутылочку с острым носиком.
Жжет глаза, жжет после долгого всматривания в экраны. Словно горячим песком посыпана роговица. И зрение, похоже, падает — постоянно приходится щурить то правый, то левый глаз. Запрокинув голову и подняв над ней руку с бутылочкой, Осип оттянул веко и легонько сдавил пальцами пластик. Из носика упала в глаз спасительная капля.
— При чем здесь ты? Объясняю: шеф хочет, чтобы ты отснял и его виллу, и, разумеется, его самого. Бассейн, сад, рядом с виллой — поле для гольфа и озеро с лебедями. Он хорошо заплатит, — продолжал Уолтер, расстегивая кобуру слева на груди и вынимая пистолет. — А еще помимо денег ты заведешь очень полезное знакомство с шефом отдела нью-йоркской полиции по борьбе с особо опасными преступлениями. Такими знакомствами, приятель, не разбрасываются. Джозеф, не будь зазнайкой, ближе к реальности! — завершил Уолтер любимой фразой, выражавшей его жизненное кредо. Поднявшись, направился к сейфу.
Осип сидел, наклонив голову и зажмурив глаза, откуда выбегали и катились по щекам тонкие ручейки, он называл их "мои слезки". Слышал, как за спиной что-то брякнуло, затем глухо захлопнулась металлическая дверца оружейного сейфа.
— О'кей, я подумаю.
— Или ты ждешь предложения из Голливуда? Чудак, знаешь, сколько таких, как ты, мечтают о Голливуде? — продолжал Уолтер, который, следует заметить, не имел ни малейшего понятия о жизни артистов или режиссеров, разве что по обложкам желтых журналов. — Вот ты снял фильм, так? Получил бабки и позолоченную фигурку, так? И что дальше? Ну поставил фигурку на полку, ну показали тебя разок-другой по телевизору, ну в газете что-то там тиснули. И что дальше? — допытывался Уолтер, пытаясь приподнять этот чугунный для него занавес и проникнуть за кулисы искусства.
— Дальше — ничего, — Осип пожал плечами. На Уолтера он не сердился, понимая, что с некоторыми людьми разговоры об искусстве вести не имеет смысла.
А и впрямь, что изменилось в его жизни после успеха на фестивале? Кажется, все это было еще вчера: во время показа его картины он напряженно считал, сколько зрителей покинуло зал. Ожидал-то, что выйдет почти ползала. Но вышли четыре зрителя! Потом он произнес со сцены короткую речь, ответил на какие-то вопросы зрителей. Когда в списке победителей назвали его имя, Осип почему-то даже не удивился. Лишь после вручения приза, когда возвращались в машине домой, он вдруг сбавил скорость и вытер слезы.
Телефон в те дни звонил, не умолкая, фейсбук и электронный почтовый ящик даже не хотелось открывать — столько там было поздравлений! Он почти что проснулся знаменитым. Но... где же выгодные предложения и контракты? Пару раз какие-то мелкие агентства предложили ему снять 15-минутные рекламные фильмы, толком не выделив ему на это ни средств, ни времени. Несмотря на ворох хвалебных рецензий, его фильм для проката пока никто не купил. Продюсеры ведут переговоры с дистрибьюторами об ограниченном прокате картины в США и Канаде. Заинтересовались в России. Пока всё. Короткий звон литавр перед гробовой тишиной.
Механизм киноиндустрии, как известно, весьма громоздкий и запутанный. Новичку Осипу было совершенно непонятно, какие колесики и шестеренки взаимодействуют, приводя этот механизм в движение. Но уже было очевидно: для того чтобы стать звездой, только успешного дебюта недостаточно.
Фильм "Призраки Бруклин Хайтс", во время съемок казавшийся Осипу шедевром, теперь как-то поблек, потерял свою призовую золотистость, уже зиял огрехами и виделся ему рядовым фильмом, который скоро забудут, если уже не забыли.
А ведь нужно теребить продюсеров, связываться с новыми агентствами, совать им всем под нос свою призовую статуэтку, унижаться, предлагать новый сценарий.
Да, кстати, немаловажный вопрос — о чем будет его новый фильм? Долгое время он вынашивал художественный замысел — снять картину о детях, больных раком на последней стадии. Когда-то, работая санитаром в хосписе, он познакомился с некоторыми из них и их родителями. Эти дети еще не знали, что такое смерть, но как будто понимали, что из хосписа уже никогда не выйдут, поэтому как-то не по-детски ценили каждую минуту жизни...
Но сценарий до сих пор так и не написан, несколько раз он принимался за него, но в конце концов отложил в долгий ящик. Пока хочется снимать только Стеллу.
— Смотри, к старому хрычу из 218-го номера опять идут две шлюхи. Ну-ка увеличь, — распорядился Уолтер, указывая на один из экранов.
Щелчок — и две вытянутые фигуры девушек возникли в полный рост. Коротенькие платьица, туфли, по-видимому, на очень высоких каблуках, потому что походка у девушек шаткая.
— Знаешь, что в сумочках у этих красавиц? Думаешь, только презервативы и виагра? Нет, там самый чистый, самый свежий колумбийский кокаин. Наверное... — Уолтер сощурил один глаз, будто мысленно проникая в сумочки пришедших дам. — Грамм пять, не меньше. Интересно, сколько они сегодня вытрясут денег из этого старого пердуна?
Что ни говори, Уолтер — профи: сидит, болтает о всякой чепухе, а замечает каждую мелочь.
Уолтер еще что-то рассказывал, но Осип его не слушал. Он внимательно присмотрелся:
— Извини, мне нужно срочно, — промолвил Осип, поднявшись и направившись к выходу.
Чтобы сократить себе путь и не ждать лифт, он воспользовался дверью пожарного выхода. На лестничной клетке, на ступеньках, спал молодой негр в униформе охранника, прислонившись спиной к стене. Возле него на полу лежала раскрытая газета и окурки. Охранник открыл глаза, бормоча извинения, стал было подниматься — решил, что перед ним новый начальник. Но этот странный господин с рацией в руке, ни слова не говоря, продолжил свой путь по лестнице вниз.
***
В длинном светлом платье, перекинув ногу на ногу, она сидела в широком кожаном кресле. Ее красивые руки свободно лежали на широких подлокотниках, выкрашенные бордовым ногти легонько по ним барабанили.
Увидев перед собой Осипа, она удивленно подняла брови, но в то же время, почему-то улыбнулась, глаза ее радостно сверкнули.
На ее лице лежал тонко, со вкусом подобранный макияж, волосы хорошо уложены. Словом, Стелла производила впечатление светской дамы, ожидавшей мужа-миллионера, который задерживается в гостиничном номере.
Осип стоял перед ней, сжимая рацию, не зная, что сказать.
— Как ты здесь очутилась? — спросил наконец.
— Как очутилась? Как все шлюхи сюда входят — дала швейцару двадцать баксов, — ответила она простодушно, поднимаясь с кресла.
Присмотрелась к нему, словно пытаясь разгадать ход его мыслей, понять, почему у него сейчас такое хмурое и злое лицо.
— Эй, выбрось из головы все, что ты сейчас обо мне думаешь. Я просто провела эксперимент, хотела убедиться, действительно ли ты можешь заметить меня в любой точке этой огромной гостиницы, — Стелла скорчила виноватую рожицу.
Неожиданно приблизилась к нему вплотную, обвила его шею руками и, привстав на цыпочки, поцеловала так, как не целовала до сих пор ни одного мужчину.
***
Как ни в чем ни бывало, будто после освежающей прогулки, Осип вернулся в Операционый центр. Лицо его сияло.
Уолтер уже спал. Он склонил голову с густыми черными, зачесанными назад волосами, упер подбородок в грудь. Профессионал Уолтер мог спать в любом месте, и никакой шум, будь то хоть пушечная канонада, не мог его разбудить. Он никогда не храпел, воздух тихо и мерно проходил через ноздри его утиного носа в мощные легкие. Губы были сомкнуты, ровные тонкие губы, которые во время бодрствования были очень подвижны, как, впрочем, и его темно-карие глаза, ни на миг не прекращавшие наблюдения за всем вокруг. Широкогрудый, дремлющий, со склоненной головой и вздымающимися плечами, Уолтер напоминал древних исполинов времен битв римлян с кельтскими племенами.
Сон его, правда, в ту летнюю ночь длился недолго. Разбуженный странной силой Уолтер раскрыл глаза и не сразу поверил, что проснулся.