Ленька усадил обеих девочек на извозчика и вернулся. Увидев ослабевшую от слез Алину, он тихо сказал:
– Ишь как наревелась! Держись вот за меня. Пойдем! – И, осторожно взяв ее за плечи, повел к извозчику.
За ними вышла Марина. Кулеша и Никич заперли двери. Дворник взял ключи.
– Подождите! Я забыла сумочку! – крикнула вдруг Марина.
– Ну вот! Все не слава богу... – заворчал Никич, пропуская ее в дом.
Ленька, усадив девочек, стоял около извозчика.
– Я поеду на облучке. Извозчик, подвиньтесь! – сказала вдруг Динка.
– Это неприлично! – напала на нее Алина. – И потом, ты изомнешь свой плащ.
Сестры заспорили.
– Хватит вам! Вон мать идет! Макака, сядь на свое место. А ты, Алина, молчи! Помни себя! – строго сказал Ленька, стаскивая Динку с облучка.
Обе замолчали. Но через минуту Алина снова сделала замечание, на этот раз Мышке.
– Да замолчи ты!.. Что тебе, больше всех надо? – с укором сказал Ленька.
Алина пожала плечами и отвернулась.
– Ну, тогда распоряжайся сам, – неуверенно сказала она.
– Поехали, поехали! – подходя к извозчику и усаживаясь рядом с детьми, сказала Марина. – Леня, садись с Никичем и Кулешей!
– Нет... – рванулась было Динка, но мальчик погрозил ей пальцем и побежал к другому извозчику. По дороге Кулеша сказал:
– Привет тебе, Леня, от Степана!
– Он вышел? – обрадовался Ленька.
– Конечно. Держали, держали, но улик-то ведь нет! Улики все в бубликах спрятались! – весело подмигнув мальчику, сострил Кулеша.
Оба расхохотались. А Никич озабоченно сказал:
– Смех смехом, а вот не опоздать бы к поезду!..
– Не опоздаем! – сказал Кулеша. – Я все часы перевел на двадцать минут вперед. Это совершенно необходимо, когда едут женщины и дети!
На вокзал приехали к первому звонку. Суетились. Наскоро забрасывали в купе картонки, чемоданы. Марина, открыв окно, давала последние наставления Никичу:
– Скажите Лине и Малайке, что как только мы устроимся, то сейчас же выпишем их к себе. Скажите Олегу, чтоб не беспокоился. Я напишу ему...
Никич стоял на перроне и махал рукой детям. Кулеша делал какие-то гримасы Динке; девочка смеялась.
Наконец поезд двинулся. Марина прислонилась к окну и закрыла глаза.
– Не тревожьте ее... – тихо сказал девочкам Ленька.
Глава 86
Брат и сын
За окном стояла черная осенняя ночь. В купе слабо мерцал фонарь, внутри его коптила и оплывала свеча. Утомленные сборами и волнениями, дети крепко спали. Динку и Мышку уложили внизу на одну полку, против них лежала Марина. Алина устроилась на верхней полке, Ленька тоже взобрался наверх. Но мальчику не спалось... Непривычно и громко стучали колеса, лязгало и скрежетало под вагоном железо, неожиданные толчки замедляли ход поезда.
"Не смазали колеса, видать... – думал мальчик и, опустив голову, смотрел вниз, на спящих детей. – Не разбудили бы, а то опять матери забота... – Он очень жалел Марину: – Беда ей с девчонками! Ревут как белужки. То одна, то другая... Но я их отучу матери нервы портить..."
Динка уже сообщила мальчику, что "мама ждала его до последней минуты и со всеми спорила и даже на Алину не обращала внимания...".
Ленька был глубоко тронут и, приглядываясь в сумерках к усталому лицу Марины, тревожился.
Марина не спала... Утомительные сборы, боязнь опоздать на поезд, слезы Алины и отчаяние Динки отняли у нее последние силы. Нервы Марины не выдержали, и, уложив детей, она долго стояла у окна. Плечи ее вздрагивали, слезы неудержимо бежали по лицу... Ленька лег последним. С тревогой поглядывая на Марину, он не решался залезть на свою полку.
– Ложись, Леня, – не оборачиваясь, сказала она.
Мальчик лег; Марина оторвалась от окна и, оглядев спящих детей, тоже легла. Но в темноте Ленька видел, как зажатый в руке беленький комочек непрерывно прижимается к ее лицу. Сквозь шум колес ему даже слышались тихие горькие всхлипы...
"Плачет... Замучилась..." – с глубоким сочувствием подумал Ленька и, отвернувшись к стене, закрыл глаза.
Сердце его было спокойно за Макаку. Он вспомнил, как радовалась девочка его подарку, как в узком купе отплясывала она в своих красных сапожках.
"Как раз по ноге пришлись. Ловко ей в них бегать-то..." – удовлетворенно подумал Ленька. Но сквозь эти мысли о себе, о Макаке, о красных сапожках он все время прислушивался, спит ли Марина. Но она не спала, и Ленька не выдержал... Стараясь не разбудить детей и повиснув на одной руке, он бесшумно спрыгнул вниз.
Марина, увидев его, поспешно вытерла глаза.
– Ты хочешь выйти, Леня? – шепотом спросила она, приподнимаясь на локте.
– Нет, – так же тихо прошептал Ленька и, несмело подойдя к ее постели, опустился на корточки. – Я так встал... Поглядел и встал... Только что ж плакать? Теперь будем вместе с ими валандаться... – кивая на спящих детей, прошептал он.
Марину не удивило это слово "валандаться", горло ее сжалось от нахлынувших слез, и, обхватив шею Леньки, она неожиданно для себя тихо пожаловалась:
– Трудно мне, Леня. Так трудно бывает...
– Как не трудно! Одной-то... Только теперь я буду... Они ко мне живо привыкнут... – боясь пошевелиться, сказал Ленька.
Марина еще крепче обняла его:
– Леня, я так рада тебе, потому... что ты как сын... Ты будешь мне сыном, Леня?
Ленька, растроганный и смущенный, улыбнулся в темноте:
– Ну что ж... Я еще никому сыном не был, а здесь буду. Я вас всех жалею...
Алина свесила голову с полки и тревожно спросила:
– Мамочка, кто с тобой?
– Спи, спи... Это Леня, – поспешно ответила ей мать.
– А когда же, мама... Может быть, встать? – снова спросила Алина.
– Нет-нет! Мы еще недалеко отъехали. Спи, еще рано, – успокоила ее мать.
Ленька, вслушиваясь в эти загадочные слова, полез на полку.
"Ждут чего-то..." – удивленно подумал он.
Глава 87
"Папа, я не успела исправиться!"
Но Алина все-таки встала. За ней поднялись и другие дети: Динка, сонно хлопая глазами, натягивала свои сапожки; Мышка попросила пить; Ленька опять слез со своей полки.
Алина, отдернув занавеску, поглядела в окно... Поезд пробегал мимо лесов и полей. В поле был туман, за деревьями мутно и серо вставал рассвет... Младшие дети тоже потянулись к окну.
– Лень, – шептала Динка, – мы уже далеко заехали? Мы уже никогда не вернемся на наш утес?
– Вернемся еще, – сказал Ленька и посмотрел на Марину. Черное шелковое платье с высоким воротником оттеняло ее бледное лицо, но она спала крепко и спокойно. Мышка и Алина, сидя на полке, вытащили свои книги.
– Не видать ничего... – сказал Ленька. – Пошто глаза портите?
– Леня! – робко сказала Алина. – Ты много слов говоришь неправильно. Ты не обидишься, если я буду поправлять тебя?
– За науку не обижаются, – улыбнулся Ленька.
– И потом, он теперь наш брат, он не будет обижаться, – тихо сказала Мышка.
– Ну да! Он не всехний брат, а только мой! – ревниво загораживая Леньку, заявила Динка.
– Неправда! – строго остановила ее Алина. – Мама так не говорила. Леня – общий брат.
– А кто нашел его?! – вскинулась Динка. Но мальчик, смеясь, потрепал ее по голове.
– Я вам всем брат, – серьезно сказал он. – Всех охранять буду, а за матерю вашу душу отдам!
Девочки примолкли и с уважением посмотрели на своего нового брата. Марина спала... Ленька умылся и велел Алине умыть сестер. Свежие, розовые лица их наполнили его сердце незнакомым теплом и уютом. За окном быстро светлело.
– Лень, Лень! Вон домички... А вон река!.. – глядя в окно, радовалась Динка.
И вдруг дверь купе распахнулась, и на пороге стал человек. Осторожно прикрыв за собой дверь, он обернулся к детям. Черная борода закрывала половину его лица, но глаза ярко синели.
– Леня... – испуганно пробормотала Алина.
– Что надо? – загораживая собой сестер, строго спросил Ленька, но из-под его руки вдруг выскользнула пушистая голова Динки.
Глядя в упор на стоящего перед ней человека, девочка вдруг увидела смеющиеся глаза молодого железнодорожника. И, прижав к груди руку, боясь назвать вслух дорогое имя и чувствуя испуг оттого, что он может не узнать свою дочку, она неуверенно двинулась к нему, повторяя с робкой мольбой:
– Я – Динка... Динка...
Отец протянул к ней руки и, подняв ее, прижал к своей груди.
– Папа, я не успела исправиться! – прошептала ему на ухо Динка.
В купе все зашевелились. Алина и Мышка бросились к отцу.
Марина вскочила.
– Леня, посторожи... – взволнованно шепнула она.
Ленька бросился в коридор.
– Родные мои... Чижики мои... – обнимая всех сразу, шептал отец. – Я теперь в России, мы будем часто видеться... Но сейчас у меня три минуты... Я должен соскочить на следующем разъезде... Только не плачьте, не скучайте обо мне! Скоро мы все будем вместе! Скоро наступит такая жизнь... такая... – Он посмотрел на младшую дочку и, подхватив ее на руки, весело добавил: – Что даже моя Динка исправится!
Часть III
Глава 1
Волга, Волженька...
Киев встретил Арсеньевых холодным осенним дождем. Мокрые улицы казались пустынными и неприветливыми. Динка помнила, с каким восторгом мама говорила о цветущих каштанах... Но теперь они стояли почерневшие от дождей, ветер сбивал с них последние листья, под кучами мокрых листьев валялись гладенькие, коричневые, словно полированные каштаны... Динка присаживалась на корточки, пробовала каштаны на вкус, разгрызая твердую корку, но жесткая молочно-белая сердцевина их была горькой и несъедобной...
И все же эти "каштанчики" некоторое время утешали девочку, она набивала ими свои карманы, таскала их домой и, играя в них, как в камешки, задумчиво говорила Мышке:
– Здесь все такое хорошее, а я никак не могу привыкнуть... Люди улыбаются, а спросишь что-нибудь и не понимаешь, что они такое говорят... У меня еще ни с кем ни одного разговора не вышло, – шепотом добавила она.
Сестры говорили шепотом, чтоб не обидеть маму, ведь Украина была маминой родиной и мама так мечтала о Киеве.
– Я тоже никак не могу привыкнуть, – соглашалась Мышка. – Но ты молчи...
– Да я молчу... Мне надо скорей Днепр посмотреть... Мне бы увидеть большую воду, такую же, как у Волги...
– Днепр тоже большой, – тихо говорила Мышка.
– Ох, нет, нет, нет...
Динка садилась на пол и, натянув на коленки платье, крепко зажмуривала глаза. В ушах ее с тихим шумом плескалась желтенькая водичка...
– Волга, Волженька, голубочка моя родная, зачем же мы от тебя уехали?..
Динка вспоминала пароход, который вез ее мимо утеса...