На пристань съезжались возы. Половой в сером холщовом фартуке подметал крыльцо столовой. Рабочие шли завтракать.
Глава 43
Предсвадебная кутерьма
Волнение началось с утра. День был воскресный и почему-то напоминал праздник Пасхи. Всю ночь Лина пекла пироги, Марина и Катя убирали комнаты, гладили, помогали Лине. Утром явился Олег, нагруженный покупками, среди которых выделялся большой длинный ящик – сервиз.
Узнав от Кости, который теперь почти всегда ночевал в любезно предоставленном ему маленьком флигеле, о предстоящем событии, Крачковская немедленно напросилась в гости.
В углу террасы был установлен небольшой столик, заваленный подарками. Самый богатый подарок был от Олега. Крачковская подарила молодоженам еще один сервиз, на этот раз столовый. Отдельные скромные знаки любви и внимания были от Марины, Кати и от детей. Динка, с помощью Никича, закончила свой сундучок и все время ревниво следила, чтобы он стоял на самом видном месте.
Все эти хлопоты и суета трогали Лину, и, вынимая из духовки пироги, она обильно поливала их слезами... Малайка, явившийся сказать, что он договорился и поп будет ожидать их завтра в двенадцать часов утра, был смущен и до глубины души тронут заботливыми приготовлениями к свадьбе.
А задерганные хлопотами Катя и Марина думали только об одном: чтоб все было хорошо!
Потихоньку от Лины они закладывали вещи, тратили деньги Олега и мастерили приданое для невесты.
* * *
Утром в знаменательный день приехал Малайка. В новом чесучовом костюме, с неизменной тюбетейкой на голове, он выглядел очень торжественно и нарядно.
– Жених приехал! Жених! – забежав вперед, крикнула Динка. И скромный Малайка, который обычно никому не доставлял хлопот, сейчас вызвал целый переполох на маленькой даче. Взрослые засуетились, начали одеваться.
– Скорее, скорее! – торопила всех Алина, нагревая утюг. Марина и Костя должны были сопровождать молодых к венцу. Из детей в город брали только Алину; Динка и Мышка оставались дома. Катя велела им нарвать цветов и, когда Лина вернется из города, встретить ее у калитки.
А пока все собирались и прихорашивались. Малайка, не зная, как вести себя в своем новом положении, растерянно стоял посреди террасы, а Динка, заложив за спину руки, молча и удивленно разглядывала его со всех сторон.
Все это было похоже на пестрый сон, но Лина ни в чем не изменила себе и своим деревенским обычаям; выбрав посаженым отцом Никича, а посаженой матерью – Марину, она взяла за руку Малайку и перед отъездом торжественно подошла под благословение "родителей".
– Пусть будет этот день самым счастливым днем вашей жизни! – растроганно сказала молодым Марина.
Когда взрослые уехали, Динка и Мышка бросились собирать цветы. Никич, уставший от беготни, присел на крыльцо выкурить цигарку.
– Мышка, – сказала сестре Динка, срывая вдоль забора васильки и ромашки, – все-таки свадьба – это очень веселая кутерьма! Когда я вырасту и буду богатой, я каждую неделю буду устраивать себе свадьбу!
Мышка, оживленная общим волнением, пожала острыми плечиками.
– Я еще не знаю, грустно это или весело, – с недоумением сказала она.
– Если совсем ни о чем не думать, то это весело. Просто так: Карл у Клары украл кораллы! Вот и все! Хочешь, давай летать и кружиться? У нас белые платья и банты. Давай попробуем увязаться за бабочками! – весело предложила Динка.
Мышка согласилась сначала робко, потом разошлась. Динка, взмахивая руками, как крыльями, летела впереди и, указывая на стайку желтеньких бабочек, кричала:
– За ними! За ними!
А у лазейки стоял Ленька и смотрел на обеих девочек. Он вернулся рано, гордый выполненным долгом.
Первые десять бубликов уже были розданы. Ловкий и неприметный Ленька толокся среди рабочих, сидя с ними за одним столом, пил чай в столовке и, внимательно глядя на лица, обдумывал каждый свой шаг... Бублики его исчезали в рабочих кошелках, в ящиках с инструментами, а иногда и в глубоких карманах засаленных брюк. Раздав все до последнего бублика, Ленька вытащил тщательно завернутый в тряпочку заветный полтинник и пошел в булочную. Купив фунт хлеба и рассовав по карманам новую партию пухлых бубликов, он разменял полтинник и заторопился к пароходу. На пристани какая-то женщина попросила поднести ей к дому вещи, но мальчик отказался. Перед глазами его стояло несчастное лицо Макаки, и он спешил домой. Теперь, стоя у забора и глядя издали на свою подружку, Ленька не знал, уйти ему или остаться... Динка была в том самом платье, в котором когда-то шла на утес, волоча за собой оборку. Теперь оборка была пришита и разглажена, а на голове девочки торчал, как пропеллер, огромный белый бант. Это была еще одна, чужая ему, Макака.
Ленька тихо повернулся и хотел уйти, но Динка заметила его и, размахивая руками, подлетела к забору.
– У нас свадьба, – шепнула она и, оглянувшись на Мышку, которая словно заведенная кружилась на одном месте, добавила: – Я не могу уйти. Сейчас все приедут из церкви. Но ты подожди здесь!.. – Накрахмаленные оборки ее замелькали в кустах.
"Чего мне ждать?" – устало подумал Ленька.
Через минуту Динка вернулась.
– Возьми, возьми скорей! – громко зашептала она, протягивая через забор слипшиеся в руке пирожки.
Но Ленька, круто повернувшись, зашагал на утес.
Глава 44
Проводы Лины
Когда вернувшаяся из города веселая процессия подошла к калитке, Лина предстала перед детьми как сказочное видение.
Муаровое платье ловко обтягивало ее статную фигуру, пышные кисейные рукава оттеняли полные руки; на шее в два ряда блестели бусы, а легкий бледно-розовый шарф с разлетающимися концами красиво оттенял золотые волосы.
– Лина, ты ужас какая красивая! – с восторгом сказала Динка, прижимая к груди свой букет. – Ты можешь цвести, Лина, в нашем саду! Как яблоня! Она была весной такая же красивая, как ты!
– Мама! Наша Лина лучше всех! – прошептала матери Мышка.
Лина обняла обеих девочек и засмеялась счастливым, звонким смехом. Все вокруг тоже засмеялись, а Олег сказал:
– Вы не видели, как смотрели на Лину в городе! Я просто серьезно опасался, что кто-нибудь выкрадет у нас невесту прямо из-под носа!
– Не выкрадет теперь, Малай не даст! – заявил одуревший от счастья Малайка и, подхватив обеих девочек, закружился с ними на дорожке.
Но Лина, поравнявшись с ним, степенно заметила:
– Малай Иваныч, что это вы на виду у всех с ума сходите?
Выйдя из церкви, Лина сразу начала называть мужа на "вы" и по имени-отчеству. Это очень веселило присутствующих. Костя хохотал от всей души.
Под вечер пришли Крачковские. Олег и Костя весело прислуживали, наливая вино и разнося закуски.
Динку Лина посадила рядом с собой; Алина, к своему неудовольствию, сидела около Гоги, а Мышка – с Малайкой. Марина и Катя были счастливы, что все так хорошо и красиво, что, несмотря на все трудности, им удалось сделать настоящую свадьбу. Олег острил и дурачился; Костя, хохоча, уверял Малайку, что теперь он пропал, так как самое главное в процедуре венчания – это первому стать хотя бы одной ногой на коврик, подстеленный под ноги молодым.
– Хотя бы одной ногой, Малай Иваныч! Хотя бы одной... – хохотал Костя. – Ведь теперь Лина всю жизнь будет командовать вами!
– Пускай командывает! Что захочет, то и будет! – соглашался на все Малайка.
– Нет уж, Малай Иваныч, – с улыбкой говорила Лина, – теперь уж вы командуйте! Какая радость жене над мужем верх держать!
Смущенное лицо Малайки, не привыкшего к покорности Лины, вызвало новый взрыв хохота. Громче всех хохотала Крачковская, хотя глаза у нее были усталые и лицо озабоченное.
– Гога, подними бокал и провозгласи тост, а потом мы сообщим дорогим хозяевам нашу новость, – тихонько шепнула она сыну.
Гога поднял бокал.
Любовь и дружба двух людей
Соединяют.
Пусть эти чувства вечно с вами
Пребывают! —
громко сказал он заранее приготовленный тост и, смутившись, подошел к Лине чокнуться.
Лина чокнулась, поцеловала его в лоб и подошла к Крачковской.
– Спасибо вам за вашу доброту! – растроганно сказала она, кланяясь в пояс.
Крачковская еще раз пожелала молодоженам счастья и торжественно сказала:
– А теперь мы с Гогой должны сообщить вам новость! Мы уезжаем. Муж срочно вызывает нас к себе!
Слова Крачковской ошеломили присутствующих. За столом наступила полная тишина.
– Мы уезжаем завтра, мои дорогие! Мне очень жаль расставаться с вами. Я очень благодарна Константину Федоровичу за Гогу! Он столько возился с ним последнее время... – приятно улыбаясь, сказала Полина Владиславовна и при общем молчании обратилась к сыну: – Гога, ты хотел, кажется, предложить Константину Федоровичу ключ от флигеля...
Гога вскочил:
– Константин Федорович! Мы с мамой просим вас чувствовать себя полным хозяином флигеля до самого конца лета! Торжественно передаю вам ключ!
Все сразу ожили, зашевелились. Костя трогательно поблагодарил за гостеприимство.
– "В вашем доме, как сны золотые..." – дурачась, пропел Олег.
Марина и Катя с искренним чувством обняли Полину Владиславовну.
Гога подошел к Мышке и, стоя за ее стулом, сказал:
– В память нашей дружбы я оставлю тебе полное собрание сочинений Толстого.
Мышка вспыхнула от радости, застеснялась.
– А я что?.. – робко пролепетала она. – Я тебе Пушкина...
– Не надо... У меня есть! – великодушно ответил Гога. Провожали Крачковских шумно и весело, но после их ухода все вздохнули свободнее. За столом стало как-то уютнее и проще. Никто уже не острил, не хохотал, всем хотелось посидеть одним, своей семьей, и разговор перешел в тихую беседу. Обсуждались всякие мелочи будущей жизни Малайки и Лины.
– Помещение хозяин дал Малайке хорошее, но мебели там нет. Один стол и стул да поломанная кровать... – сказала Катя.
Марина задумалась:
– Тогда надо хоть из кухни перевезти им Линину кровать и стол.
– Вот уж нет! – сразу заволновалась Лина. – Не порушайте моего ничего. Я свою кровать старенькой одеялкой покрыла и подушку оставляю. Как было, так пусть и будет. И кажное воскресенье приезжать стану. Не порушайте моего ничего!
– Конечно, конечно! Пусть все так и останется! – заторопилась успокоить ее Катя. – Можно взять что-нибудь с городской квартиры...
Дети, сидя между взрослыми, впитывали в себя все впечатления праздника и, притихнув, машинально запихивали в рот сладости.