Разутые, раздетые… Вася пишет, зимой прислали сапоги, и всё какие-то недомерки, у всех ноги растерты, портянки от пота и крови заскорузли… А кому дело до солдат? Посмотрели бы, что в госпитале делается, когда раненых привозят! Класть негде! Мышка по два дня домой не приходит. Ужас какой-то! Бросили людей на бойню с голыми руками! Ничего толком не заготовлено! Пушек нет, ружей и тех не хватает! А кому нужна эта бойня? Солдаты не хотят драться! – возбужденно говорит Динка.
Дмитро поднимает голову и торжествующе смотрит на остолбеневшую Федорку.
– Да что же это ты, Диночка, говоришь? Солдат – он человек, призванный на военную службу, тут хочешь не хочешь, а свою землю от ворога боронить надо! – всплескивает руками Татьяна.
– А то его земля? Панская земля! – сердито вступает в спор Дмитро. – Когда б за свою землю, так каждый пошел бы! В чем стоит, в том и пошел бы! – дергая свой армяк, горячится Дмитро.
– Вы не понимаете, Татьяна, – торопится ему на помощь Динка, но Татьяна, не слушая ее, наступает на Дмитро:
– Смотри какой пан объявился! Да где ж у солдата та земля? Ну вот, к примеру, у тебя, Дмитро, – где твоя земля? Або у нашего батька?
– Так ведь про то же и говорим, – снова беспомощно вступает Динка, но Татьяна машет рукой.
– Обожди, Диночка, обожди! Нехай он мне сам ответ подает… Нехай скаже, где его земля?
– Земля скрозь наша, крестьянская, не паны ее своим потом поливали, а мужики… Вот и придет такой час, когда надо будет отбивать ее от панов, вот тогда и драться будет за што! – сердито говорит Дмитро.
– Ой, божечка, божечка! – всплескивает руками Татьяна. – Да кто ж с тобой, дурень, даже балакаты будет? Скрутят тебе паны по рукам, по ногам, ще и в железо закуют!
– Не скрутят… – усмехается Дмитро.
– Да что ж он, один, что ли, будет? – врывается опять Динка. – С ним весь народ встанет! Вы думаете, народ ничего не понимает, да? Посидите-ка в окопах да послушайте, что солдаты говорят, тогда узнаете! Да рабочих в городе послушайте! – размахивая руками, кричит Динка, но Татьяна с горькой усмешкой смотрит на Дмитро.
– Ох ты ж смутьян, смутьян! – прижимая к щеке ладонь и качаясь из стороны в сторону, горестно причитает она.
– Хватит, мамо! Молчите хоть за ради бога! Почует кто из экономии, всем нам тюрьма будет! – кричит Федорка и, как вспугнутая птица, бежит к двери и выглядывает во двор.
– Всех в тюрьму не посадишь, – усмехается Дмитро.
– Молчи, дурень! Тебя первого схватят да и пристрелят как собаку!
– Ну годи, – поднимается Дмитро. – Извиняйте за беседу…
Напуганные ребятишки тихо сидят под лавкой. Динка, чтобы переменить разговор, вдруг спрашивает:
– А где ж у вас люлька? Всегда висела в углу, а сейчас нету?
– Яка, Диночка, люлька? – сморкаясь в передник, спрашивает Татьяна.
– Ну та, где новорожденные спят?
– А на что она нам? – улыбается Татьяна. – Повырастали дети, батька и снял!
– А разве у вас никто не родился этой зимой? – интересуется Динка.
– Оборони боже! – смеется Татьяна. – И так семеро с ложкой…
Федорка вдруг поднимает красное сердитое лицо.
– Не хватало еще! Да я б его, как котенка, придушила в той люльке!
– От комусь жинка будет! – неожиданно весело говорит Дмитро.
– Комусь будет. В девках не останется, – многозначительно бросает Татьяна.
– Добре, – неопределенно бурчит Дмитро и по-дружески трогает за плечо примолкшую Динку: – А что, Ефим будет вас перевозить с города?
– Да, он уже поехал… К вечеру вернется. Ну, пока мы одни с Мышкой жить будем. Мама уехала, Леня тоже уехал…
– А Вася ваш где? – спрашивает Дмитро.
– А Вася на фронте. Давно уже…
– А Мышка, значит, коло раненых? Вот это ей самая работа. Вот же добрая душа, пошли ей господи! – вздыхает Татьяна.
Динка смущенно улыбается:
– Мы с Мышкой вам гостинцы приготовили, да они на подводе едут. И тебе, Дмитро, тоже… Я тебе складной ножик купила, а Федорке платочек.
– Да чего ты беспокоишься, Диночка, разве теперь такое время, чтоб подарки возить? – расчувствовавшись, говорит Татьяна.
– Да я только вам и еще Якову-музыканту канифоль для скрипки…
– Кому? – с ужасом переспрашивает Татьяна, уронив полотенце.
– Мамо! – тихо и предостерегающе бросает Федорка. Дмитро, шумно вздохнув, опускается на лавку.
– Якову Ильичу… для скрипки, – недоумевающе глядя на всех, повторяет Динка.
– Ой, боже! А я думала, кому это? – в смятенье говорит Татьяна, суетливо прибирая со стола. – Вот уж не догадалась бы… А на что он тебе, Диночка?.. Обыкновенный человек.
– Что вы, Татьяна! Это же замечательный музыкант! Играет Яков теперь на свадьбах? – спрашивает она Дмитро.
– Э… Яка вже ему свадьба, – машет рукой Дмитро.
– Молчи, дурень, – тихо огрызается Федорка и громко объясняет: – Какие теперь свадьбы! Нема никаких свадеб зараз. За войну только приказчик Павло оженился!
При имени приказчика Динка вспоминает давнюю мечту Дмитро сделаться старшим пастухом.
– А что, Дмитро, – улыбаясь, спрашивает она, – тебя уже сделали главным пастухом?
Но Федорка не дает товарищу раскрыть рот.
– Эге! Ему до старшего пастуха, как мне до неба…
– Ну да, как тебе до неба, – ворчит Дмитро. – У нас три пастуха, у меня у самого подпасок есть… А вот как помрет дед, так и старшим поставят! Только и делов!
– Жди, когда дед помрет! Он еще здоровый, как тот дуб! – усмехается Федорка.
Дмитро переминается с ноги на ногу, щеки его заливает темный румянец.
– Сегодня здоровый, а завтра может и помереть, – говорит он, задетый за живое насмешливым тоном Федорки. – Мало ли с чего человек помереть может. Схватит ему живот, или болячка какая прикинется, а может, и убивец какой-нибудь гакнет по голове топором, – неожиданно увлекаясь, говорит Дмитро, не замечая предостерегающего взгляда Федорки. – Вот тебе и мертвое дело…
– Чего? – весело удивляется Динка и, подметив тревожные знаки Федорки, останавливается. Улыбка сбегает с ее лица. – Вы что-то скрываете от меня?
– Оборони боже! Что нам скрывать? Хиба ты не знаешь Дмитро? Он такое набормочет, что и век не разберешься! – обнимая Динку и ласково заглядывая ей в лицо, пытается успокоить Федорка.
Дмитро, чувствуя свою промашку, угрюмо стоит посреди хаты, почесывая ногтем свой обветренный нос.
– Не колупай носа! – кричит на него в раздражении Федорка.
– От характер! Никакой самостоятельности хлопцу не дает! – качает головой Татьяна.
– А мени без вниманья, – надевая шапку, говорит Дмитро и идет к двери.
– Подожди, Дмитро! Вместе пойдем… Спасибо за вареники! Приходи, Федорка! – приглашает Динка, выходя вместе с Дмитро на крыльцо.
Федорка с матерью провожают их тревожными взглядами.
– Эй, Дмитро, смотри у меня! – грозится вслед товарищу Федорка.
Дмитро, не отвечая, машет рукой.
– Развели бабскую канитель, – хмуро бормочет он.
Глава 5
Страшная новость
Динка не хочет идти через панскую экономию, они обходят ее узкой тропинкой вдоль забора: Динка – впереди, Дмитро – сзади. Динка идет молча, не оглядываясь. По правую руку ее далеко-далеко расстилается желтеющее поле, высокие колосья с сухим шелестом гнутся под легким ветерком. С пригорка уже виден утонувший в зелени хутор. Динка внезапно останавливается.
– Дмитро, – строго говорит она, – я хочу знать правду! Что вы скрываете от меня? Может, это касается Якова? Где он? Где его маленький Иоська?
Дмитро мнет в руках шапку, долго чешет затылок; лицо у него хмурое, взгляд убегает куда-то далеко, за желтеющее поле.
– Иоська-то, может, и живой… – нехотя мямлит он.
– Как это "может, живой"?.. А где Яков? – холодея, допрашивает Динка.
– Ну что тебе сказать?.. – Дмитро вздыхает и оглядывается по сторонам, словно боясь, что его услышит Федорка.
– Дмитро! Не играй со мной в прятки! Говори правду… Где Яков? – еще ближе подступает к нему Динка.
– Да это уже давнее дело. Нема Якова… Упокойник он… Еще осенью, как вы уехали, так его вскорости и убили… – медленно цедит слова Дмитро.
– Убили?.. – с ужасом переспрашивает Динка, отступая от Дмитро и глядя на него широко открытыми, остановившимися глазами. – Как это… убили?
– Ну как… Обыкновенно… Пришли вдвох да и зарубили в хате. Тут и скрывать бы нечего, да твои как прослышали от Ефима, так и прискакали к Федорке. Леня да Вася этот ваш длинный. Как раз он в то время в отпуск, что ли, наезжал с фронта… Ну и меня позвали, конечно. Чтобы вам с Мышкой не говорили, значит, ничего.
– Леня… Вася… – машинально повторяет Динка, а в глазах ее, словно в тумане, вырисовывается белая, обитая дождями хата в лесу. Знакомый выщербленный порог, раскрытая настежь дверь, и на полу в луже крови… – Нет, нет! – кричит она. – Этого не может быть! Он так хорошо играл, он никому не делал зла…
– Да тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом искали…
Но Динка не слушает Дмитро.
– Боже мой… Боже мой… – шепчет она, бессильно опускаясь на траву. – Убили… такого человека…
– Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают… У нас только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев…
– Дмитро, – вдруг шепчет с надеждой Динка, – может, ты спутал, может, это не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. – Побелевшие губы Динки не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая кровью хата…
– Ну годи, годи, – касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. – Ты думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать… И прямо при всех на Матюшкиных показывает… Ведь как дело-то получилось? В ту пору Иоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на дачах, в репетиторы, значит… Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой. Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Иоська хоть маленький, а дуже разумный хлопчик…
– Иоська… Иоська… – Динка проводит рукой по лбу.
Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете, прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его коленям, стоит маленький кудрявый мальчик…
Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.
– Где Иоська?
– Да был в Киеве.