Катя тоже возвращается на свое место. За столом начинается обычный разговор. Приходит Лина и спрашивает, понравился ли ее новый суп с "крикадельками". А мать говорит, что она даже не заметила, что суп был с фрикадельками.
– Ну, милушка, тебе и вола положи на тарелку, так ты не заметишь, – подозрительно оглядывая лица детей, отвечает Лина.
И понемногу все начинают улыбаться, на заплаканном лице Мышки тоже появляется прежняя улыбка, Катя перестает дуться, Алина шутит с мамой, а Динка сидит подавленная, низко опустив голову, словно ей на шею привязали большой камень и этот камень тянет ее книзу.
– Динка, – тихонько шепчет ей Мышка, – я тебе отдам свои ягоды из компота, хочешь?
Динка мотает головой, и нижняя губа ее набухает от подступающих к глазам слез. Мать незаметно взглядывает в сторону девочек, напряженно прислушиваясь к их разговору.
– Не сердись, – еще тише шепчет Мышка и, найдя под столом руку сестры, тихонько гладит ее.
"Не трогай. Мне это еще хуже", – хочет сказать ей Динка, но голос не слушается ее, и, вскочив из-за стола, она быстро убегает в комнату.
– А это еще что такое? – удивленно и холодно пожимает плечами Катя.
– А вот такое... чего ты не понимаешь, – тихо отвечает ей сестра.
– А ты понимаешь? – насмешливо спрашивает ее Катя.
– Я понимаю, – говорит та и ласково кивает Мышке: – Ешь сама свои ягоды, Мышка. – Хорошее должно быть лучшим, – говорит она Кате, когда они остаются наедине. – А у Мышки все-таки не хватает чуткости.
Глава 31
У каждого человека свои дела
Дни идут, а Костя не приезжает. Алина каждый вечер выходит к калитке и ждет. Динка знает, чего она ждет, и на всякий случай вертится тут же. Но вечером ей хочется побыть с мамой, и она скоро убегает. Алина тоже постоит, постоит и уходит. Она никого не спрашивает, когда приедет Костя, но вечером, ложась спать, долго и беспокойно ворочается в своей постели. То ей кажется, что Костя раздумал давать ей "тайное и важное поручение", что он считает ее еще маленькой девочкой, не способной участвовать в делах взрослых, то она начинает беспокоиться, что с самим Костей что-то случилось – ведь он обещал приехать очень скоро. Днем, положив на колени книжку, Алина вдруг задумывается об отце. Где он, почему не пишет? Может, его уже арестовали и посадили в тюрьму...
Алине чудятся толстые железные решетки и за ними дорогое лицо... Алина встает и, опустив книжку, ходит по террасе, по дорожкам сада, стараясь успокоиться. Если бы она была старше, отец взял бы ее с собой, он не побоялся бы дать ей любое поручение, он хорошо знает свою дочку... Он рассказывал ей, что среди политических заключенных в тюрьме и на каторге много девушек... Алина возвращается домой и долго сидит у пианино, тихонько трогая клавиши. Она вспоминает мотив и слова романса, который поет дядя Олег: "Кто мне она?" Там есть такие слова, которые всегда волнуют Алину:
Чудится мне, что в тюрьме за решеткою,
В мягкой сырой полутьме,
Свесились донизу черные, длинные
Косы тяжелых волос...
О ком это? Может быть, о Софье Перовской?
Алина трогает клавиши, и поющие звуки наполняют ее сердце глубокой грустью. Если бы Костя приехал и дал ей обещанное поручение, если бы ей удалось его выполнить, то она успокоилась бы, она бы написала отцу: "Папа, в одном большом общем деле есть и моя капелька". А может, она написала бы иначе, но так, чтобы никто не понял, кроме отца.
– "Чудится мне, что в тюрьме за решеткою..." – тихонько напевает Алина знакомый мотив.
И хочется ей, так хочется что-нибудь сделать настоящее, нужное! Ведь Костя сказал: "важное и тайное поручение". Но Костя не едет. Дни идут... Алина молчит и ждет...
А мать тревожно говорит Кате:
– Как мог Костя так опрометчиво обещать? Хоть бы посоветовался со мной... Посмотри, что с ней делается, – она же замучилась от этого напрасного ожидания!
Но Катя сразу прекращает всякий разговор, если он касается Кости. У Кати свои дела, свое наболевшее сердце, она тоже ждет, но она ждет иначе... Ей хочется бежать, когда хлопает калитка, скрыться, спрятать голову под подушку и ни с кем не разговаривать. А сестра, ничего не зная, уже несколько раз спрашивала, не забыла ли она ответить Виктору.
"Нет, не забыла", – коротко отвечала Катя и торопилась куда-нибудь уйти от вопросительного взгляда сестры. У каждого человека свои дела, но все-таки... Разве возможно укрыться от взгляда близкого человека?
"Катя, ты прямо сама не своя последние дни. Я начинаю очень беспокоиться. Скажи мне: может, ты поссорилась с Костей и потому он не едет?" – тревожно спрашивала старшая сестра.
"Да что за глупости! Вечно ты сама себе придумываешь всякие беспокойства! Я совсем не ссорилась с Костей..." – неизменно отвечала Катя.
Но старшая сестра не успокаивалась. Она написала Олегу: "Приезжай. Я не могу понять, что творится с нашей Катюшкой..."
А у Лины тоже невесело на душе. Если Малайка не приезжает в воскресенье, то всю неделю у Лины валится из рук то тарелка, то стакан, то опять стакан, то опять тарелка... И хотя "нехристь" и "бритая голова", но мало ли что может с ним случиться? По городу и лошади полощут копытами мостовую, и конка дребезжит. И лошади, и конка не больно-то разбирают, кого давить, они и на Малайку наскочут, коль зазевается.
"Засиделись мы с Катей в девках, уж обеим за двадцать перевалило, вот и таем, как две свечечки", – шумно вздыхает Лина, разглядывая в "зеркило" свои толстые румяные щеки и могучие плечи.
У каждого человека свои дела... Мышка готовится к приходу Гоги. Она уже извлекла с чердака маминого "медицинского человека" и пересчитала ему все ребра, все печенки, селезенки и берцовые кости... Теперь уж не Гога, а она сама задаст ему вопрос, как устроен человек. Пусть только попробует не ответить! Тогда она скажет:
"Но ведь это же необходимо знать каждому образованному субъекту... или типу. Нет, "типу", кажется, нельзя сказать, а "субъекту" плохо... Джентльмену? Вот-вот! Я скажу: каждому образованному джентльмену!" – веселится Мышка, заранее торжествуя свою победу над всезнайкой Гогой.
Дедушка Никич тоже не унывает, дела у него идут на радость и удивление: ровно в десять, точно по звонку, все три ученицы спешат к нему на урок. И, пожалуй, зря он их ругал: такие старательные девчонки! И главное, Динка совсем перестала исчезать из дому рано утром; она чинно идет гулять часов в двенадцать пополудни, не раньше. Видно, поняла, осознала, прочувствовала все, что ей говорили взрослые, и исправилась. "Надо же когда-нибудь", – думает дедушка Никич.
Но у Динки свои дела... О них разговор особый.
А вот у матери, у Лининой милушки, не только свои дела – к ней, словно ручейки, сбегаются отголоски всех дел: и Кати, и Лины, и дедушки Никича, и Мышки, и Динки, и Алины. Они собираются в ее душе все вместе, но внимания к себе требует каждый порознь. Но ведь она – мать и хозяйка дома. А кроме того, она тот безотказный человек, в сердце которого всегда есть горячая готовность помочь своим товарищам. Недаром вечерами она о чем-то шепчется с Катей и, опаздывая после службы на свой обычный пароход, спокойно объясняет детям:
"Я сегодня задержалась с работой..." – И, встречая вопросительный взгляд сестры, незаметно кивает ей головой... Марина нужна не только дома.
Глава 32
Дружба дает и требует
Динка действительно производила впечатление "взявшейся за ум". Она вставала вместе с сестрами, завтракала за общим столом и охотно шла на урок к Никичу.
– Подменили тебя, что ли? – ласково спрашивал Никич.
– Нет... я все такая же, – скромно отвечала Динка.
– Наша-то ветрогонка, гляди, какая усидчивая, – подмигивала Кате Лина.
"Тут что-то не так", – подозрительно думала тетка, но мысли ее не задерживались на поведении девочки.
– Динка ведет себя хорошо, – сообщала матери Алина. Мать ходила к Никичу посмотреть, что делает там каждая из ее девочек. Удивленный взгляд ее останавливался на Динкином сундучке.
– Зачем тебе он, Диночка? – спрашивала она. Динка, разговаривая с матерью, старательно избегала открытой лжи, она всегда держалась около правды.
– Я кому-нибудь подарю его, мамочка, – отвечала она.
– Может быть, она готовит его к Лининой свадьбе? – говорила сестре Марина.
– О свадьбе еще речи не было, – пожимала плечами Катя.
– Ну, она слышит все эти разговоры про Малайку.
Мышка после урока "выдавала" Динке книгу.
– На, почитай. Тут только в середине грустное немножко, но теперь ты уж не будешь так сердиться, – говорила она и, усаживаясь где-нибудь неподалеку, ежеминутно спрашивала: – Интересно?
– Угу! – отвечала Динка и быстро-быстро листала страницы.
– Зачем ты? Что ты делаешь? Здесь же каждое слово нужно!.. – кричала Мышка, вскакивая и хватаясь за книгу.
– Ничего не нужно. Это просто описание природы, тут целых две страницы идет дождь, – говорила Динка.
– Ну, так пусть идет! Пусть идет! Какое тебе дело, это сам писатель знает!
– А мне неинтересно про дождь. Я уже и так знаю, что раз он идет, то все герои мокрые.
– Но дождь бывает разный – вот он и описывает, какой был дождь!
– Отстань от меня! Я же не все пропускаю, а только вот эту размазню! – тыкая в страницы пальцем, сердится Динка.
– Грязь пропускаешь, да? А у мальчика рваные ботинки и все пальцы вылезают – тоже пропускаешь?
– Нет. Про мальчика я все читаю. Я только вот эти густые черные строчки не очень-то смотрю.
– Эх ты! А я тебе так завидовала, что ты еще не читала этой книги! – с горечью упрекает Мышка.
– Ну, на тебе! На! Читай про свой дождик, а я посмотрю, сколько времени.
Время близится к полудню, и Динке уже не сидится на месте: она виснет на заборе, заглядывает в самый дальний угол сада... Как только в этом углу на столбе появится маленький елочный флажок, Динка исчезнет, флажок означает, что Ленька уже пошел на утес и ждет ее на обрыве...
По утрам Ленька очень занят. Он торчит на пристани и старается что-нибудь заработать, предлагая свои услуги торговкам и дачникам, или уезжает в город вместе с Митричем продавать рыбу. Вечером Ленька ходит на рыбалку с белобрысым пареньком Федькой, но у Федьки нет лишней удочки, и Ленька ловит рыбу корзиной. Эту рыбу никто у него не покупает, потому что она очень мелкая, и, походив по базару, Ленька бросает ее в котелок и потом варит себе похлебку.
– Скоро вернется хозяин, – мрачно говорит он Динке, – а я еще и сухарей не запас...
– Мне так хочется сухариков, Лина...