В каком веке мы с вами живем? Разве медицина не ушла вперед? Разве у нас нет новых лечебных средств, лекарств, которые превращают буйно помешанных в кротких овечек? Неужели мы по-прежнему должны запирать своих больных в одиночные камеры и надевать на них смирительные рубашки? Как будто мы не умеем отличать опасных пациентов от безопасных.
Инспектор. Однако это ваше умение не помогло в случаях с Бейтлером и Эрнести.
Доктор. Увы! Это меня и беспокоит, а не ваш рассвирепевший прокурор.
Из комнаты номер два выходит Эрнести; в руках у него скрипка. Это худой, усатый человек с седыми, как лунь, длинными волосами.
Эйнштейн. Ну вот, я проснулся.
Доктор. Однако, профессор...
Эйнштейн. Я хорошо сегодня играл?
Доктор. Бесподобно, профессор.
Эйнштейн. А сестра Ирена Штрауб...
Доктор. Не надо об этом думать, профессор.
Эйнштейн. Тогда я, пожалуй, посплю еще.
Доктор. Вот это чудесно, профессор!
Эйнштейн возвращается в свою комнату. Инспектор вскакивает с места.
Инспектор. Так это он!
Доктор. Эрнст Генрих Эрнести.
Инспектор. Убийца...
Доктор. Я прошу вас, господин инспектор...
Инспектор. Ну, тот, который считает себя Эйнштейном? Когда его к вам поместили?
Доктор. Два года назад.
Инспектор. А Ньютона?
Доктор. Год назад. Оба они неизлечимы. Понимаете, Фос, я в моей профессии, слава богу, не новичок, это знаете и вы и прокурор — он всегда считался с моим диагнозом. Мой санаторий славится на весь мир, и плату я беру соответствующую. Ошибок я не могу себе позволить, а происшествий, которые привлекают в мой санаторий полицию, тем более. Если и можно говорить об ошибках, то это ошибка медицины, а не моя. Оба эти несчастные случая нельзя было предусмотреть — ведь и вы и я с тем же успехом могли удушить сиделку. Медицина но знает объяснений для таких случаев. (Берет новую сигарету.)
Инспектор дает ей прикурить.
Инспектор, а вам ничего не приходит в голову?
Инспектор. В каком смысле?
Доктор. Подумайте об этих больных.
Инспектор. Ну?..
Доктор. Оба они физики. Атомщики.
Инспектор. Ну?..
Доктор. Вы недостаточно наблюдательны.
Инспектор (напряженно думает). Фрейлейн доктор...
Доктор. Да, Фос?..
Инспектор. Вы полагаете?..
Доктор. Оба работали с радиоактивными веществами.
Инспектор. И вы подозреваете, что это связано?..
Доктор. Я только констатирую факты. Оба сошли с ума, у обоих заболевание развивается, оба представляют опасность для окружающих, оба удушили своих сиделок.
Инспектор. Вы думаете, что психические заболевания могут быть следствием радиоактивности?
Доктор. К сожалению, я должна предусмотреть такую возможность.
Инспектор(оглядывается). Куда ведет эта дверь? Доктор. В переднюю, в зеленую гостиную, на верхний этаж.
Инспектор. Сколько пациентов еще находится здесь?
Доктор. Трое.
Инспектор. Только?
Доктор. Сразу же после первого несчастного случая все остальные были переведены в новое здание. К счастью, мне вовремя удалось его закончить. Средства мне обеспечили богатые пациенты и мои родственники. Вое они один за другим поумирали. Главным образом тут, у меня. И я осталась единственной наследницей. Судьба, Фос. Я всегда остаюсь единственной наследницей. Род у нас такой древний, что только чудом медицины можно объяснить, почему я сама более или менее нормальная, — я имею в виду свою психику.
Инспектор (задумался). А третий пациент?
Доктор. Тоже физик.
Инспектор. Странно. Вы не находите?
Доктор. Ничуть. Я распределяю своих пациентов. Писателей к писателям, тузов промышленности к тузам промышленности, миллионерш к миллионершам и физиков к физикам.
Инспектор. Его фамилия.
Доктор. Иоган Вильгельм Мебиус.
Инспектор. От тоже работал с радиоактивным веществом?
Доктор. Нет.
Инспектор. А он не может...
Доктор. Он у меня пятнадцать лет, все в одном и том же состоянии, совершенно безобиден.
Инспектор. Фрейлейн доктор, прокурор категорически требует, чтобы к вашим физикам были приставлены санитары. Вам этого но избежать.
Доктор. Хорошо.
Инспектор (берет шляпу). Превосходно. Меня радует, что вы это понимаете. Я был всего два раза в "Вишневом саду", доктор фон Цанд. И от души надеюсь, что больше мне здесь бывать не придется. (Надевает шляпу и уходит налево, через дверь, ведущую на террасу и оттуда — в парк.)
Доктор Матильда фон Цанд задумчиво смотрит ему вслед. Справа входит старшая сестра Марта Боль.
Старшая сестра (принюхивается, возмущенно). Прошу вас, фрейлейн доктор...
Доктор. О! Извините меня. (Гасит сигарету.) Тело убрали?
Старшая сестра. Да. Оно под органом.
Доктор. Поставьте там свечи и возложите венки.
Старшая сестра. Я уже позвонила садовнику.
Доктор. Как себя чувствует тетя Зента?
Старшая сестра. Она возбуждена.
Доктор. Удвойте дозу. А кузен Ульрих?
Старшая сестра. Без перемен.
Доктор. К сожалению, я вынуждена нарушить одну из традиций "Вишневого сада". До сих пор у нас были только сиделки. Завтра медицинских сестер сменят санитары.
Старшая сестра. Фрейлейн доктор Матильда фон Цанд, предупреждаю вас, что я никому не отдам моих трех физиков. Это самые интересные случаи в моей медицинской практике.
Доктор. Своего решения я не изменяю.
Старшая сестра. Интересно, где вы возьмете санитаров? При нынешней-то нехватке рабочей силы!
Доктор. Это уж моя забота. Эта Мебиус пришла?
Старшая сестра. Они в зеленой гостиной.
Доктор. Попросите их сюда.
Старшая сестра. Вот история болезни Мебиуса.
Доктор. Благодарю вас.
Старшая сестра (отдает историю болезни и идет направо, у двери она оборачивается). Но все же...
Доктор. Прошу вас, старшая сестра Марта, прошу вас...
Старшая сестра выходит. Доктор фон Цанд кладет историю болезни на круглый стол и просматривает ее. Справа старшая сестра вводит Лину Розе и трех мальчиков четырнадцати, пятнадцати и шестнадцати лет. У старшего в руках портфель. Шествие замыкает миссионер Розе. Доктор приподнимается.
Моя дорогая госпожа Мебиус...
Лина Розе. Розе. Жена миссионера Розе. Вас это, конечно, глубоко поразит, но я не могу от вас скрыть, что три недели назад я вышла замуж за миссионера Розе. Может, это поспешный шаг, мы ведь познакомились только в сентябре, на одной конференции... (Краснеет и беспомощно кивает на своего нового мужа.) Оскар был вдовцом.
Доктор (пожимает ей руку). Поздравляю, поздравляю от всей души. И вас также, господин миссионер. Желаю вам счастья. (Кивает ему головой.)
Лина Розе. Вы одобряете наш поступок?
Доктор. Ну конечно! Жизнь ведь не остановишь.
Миссионер Розе. Как здесь тихо! Как мирно. На этом доме божие благословение. Как говорится в псалме: господь внемлет сирым и не пренебрегает узниками.
Лина Розе. Оскар — прекрасный проповедник, фрейлейн доктор! (Краснеет.) А это мои малютки.
Доктор. Здравствуйте, мальчики.
Трое мальчиков. Здравствуйте, доктор!
Младший поднимает что-то с пола.
Иорг-Лукас. Шнур от лампы, фрейлейн доктор. Он лежал на полу.
Доктор. Спасибо, мой мальчик. У вас чудесные мальчики, госпожа Розе. Вы можете с надеждой взирать на будущее.
Лина Розе садится на диван справа, доктор — за стол слева. Позади дивана разместились трое мальчиков, в кресле справа — миссионер Розе.
Лина Розе. Я привела своих малюток не зря. Оскар принял пост миссионера на Марианских островах.
Миссионер Розе. На Тихом океане.
Лина Розе. И я сочла неправильным, чтобы мои малыши уехали, так и не узнав своего отца. Они должны его повидать в первый и последний раз. Ведь они были слишком малы, когда он заболел, а теперь им надо хоть попрощаться с ним, может быть, навеки.
Доктор. С медицинской точки зрения это, может быть, противопоказано, но по-человечески я вас понимаю. И я разрешаю вам эту встречу.
Лина Розе. Как поживает мой Иоган Внльгельмхен?
Доктор (заглядывает в историю болезни). Состояние нашего милого Мебиуса не ухудшается, по и по улучшается. Он по-прежнему живет в своем вымышленном мире.
Лина Розе. Он продолжает уверять, будто ему является царь Соломон?
Доктор. Да, по-прежнему.
Миссионер Розе. Какое пагубное заблуждение!
Доктор. Ваша строгость меня несколько удивляет, господии Розе. Как человек духовного звания, вы ведь должны считаться с возможностью чуда.
Миссионер Розе. Само собой разумеется, но не при психическом заболевании.
Доктор. Что касается видений, которые посещают душевнобольных, то не дело психиатрии судить, насколько они реальны. Все, что нас должно заботить, — это состояние психики больного и его нервной системы, а с этим у нашего Мебиуса довольно печально, хотя болезнь его протекает достаточно вяло. Помочь ему? Боже мой! Курс инсулина, правда, мог быть уместен, но, поскольку остальные способы лечения были безрезультатны, я отказалась и от этого. Я, госпожа Розе, увы, но волшебница и не могу вернуть нашему милому Мебиусу здоровье, но мучить я его тоже не хочу.
Лина Розе. А он знает, что я... я хочу сказать, знает ли он о нашем разводе.
Доктор. Я ему сообщила.
Лина Розе. Он понял?
Доктор. Его теперь мало интересует все, что происходит в мире.
Лина Розе. Поймите меня, доктор. Я на пять лет старше Иогана Вильгельма. Я познакомилась с ним в доме моего отца, где он пятнадцатилетним гимназистом снимал каморку на чердаке. Он был сиротой и нищ, как церковная крыса. Я помогла ему получить аттестат зрелости, а затем стать студентом-физиком. В тот день, когда ему исполнилось двадцать лет, мы поженились. Вопреки воле моего отца. Мы работали день и ночь. Он писал свою диссертацию, а я поступила на службу в транспортную контору. Четыре года спустя родился наш старший Адольф-Фридрих, а за ним и эти двое малюток. Наконец появилась надежда, что он станет профессором и мы сможем вздохнуть, но тут Иоган Вильгельм заболел, и его болезнь стоила огромных средств. Я поступила на шоколадную фабрику, чтобы прокормить семью. К Тоблеру. (Молча вытирает слезы.) Всю жизнь я мучилась...
Все взволнованы.
Доктор. Вы — мужественная женщина!
Миссионер Розе. И хорошая мать!
Лина Розе. До сих пор я платила за пребывание Иогана Вильгельма в вашем санатории. Это было свыше моих сил, но бог неизменно приходил мне на помощь. Теперь мои средства исчерпаны. И я не смогу больше вносить платы за санаторий.
Доктор. Понятно.
Лина Розе. Я боюсь, как бы вы но подумали, будто я вышла замуж за Оскара только для того, чтобы избавиться от забот о Иогане Вильгельме.