Пусть вместе со мной провалится в Волгу этот утес, пусть убьет меня на этом камне гроза, если я не сбегу! – торжественно клянется Ленька. – Вот поклялся, теперь уже не отступлю, – серьезно говорит он. – И самая лютая смерть мне не страшна!
Динка молча прижимается щекой к его плечу. Спутанные волосы ее лезут Леньке в глаза.
– Погоди, – говорит он, осторожно отодвигая девочку, – весь свет ты мне своей гривой закрыла. На-ко вот гребень, расчешись!
Динка берет у него обломок гребешка и, морщась, старается расчесать густые пружинистые кольца своих волос.
– Э, нет! – отбирая у нее свой обломок и пряча его в карман, говорит Ленька. – Я тебе железный гребень куплю!
– Купи! А разве бывают железные? – удивляется она.
– Ну как же! Я на базаре видел. Может, они, конечно, для лошадей, но и тебе в самый раз! – серьезно говорит Ленька.
– Конечно! Они же не ломаются! А когда купишь?
– Вот заработаю и куплю... Ну, пойдем пещеру смотреть! – вспоминает он.
– Где атаман спал? Пойдем.
Ленька показывает подружке глубокую яму под камнем:
– Тут ни дождь, ни гроза не достанут! А сидеть и вдвоем можно!
– Это ты вырыл, Лень? – спрашивает Динка.
– Нет, она тут и была. Я только камни повыкидал.
– Она тут и была? Значит, верно, что Стенька Разин здесь спал?
– Может, и верно.
– Конечно... Чего же ему? Подумал, подумал да и заснул... Но в песне про это ничего не поется, – задумчиво говорит Динка, заглядывая в "пещеру".
Ленька извлекает откуда-то помятую жестяную кружку:
– Вот для воды я себе припас. А теперь начну сухари здесь копить!
– А когда хозяин твой приедет? – беспокоится Динка.
– Не знаю. Сказал: еду на неделю. Может, обманул? – хмурится Ленька. – Надо мне идти!
– Ну, пойдем! Мне тоже некогда.
Назад Динка идет по доске спокойнее. Ленька протягивает ей руку.
– Ну вот и обвыкли твои глаза! – хвалит он девочку, засыпая землей и валежником доску.
– Камни положи, – напоминает Динка.
– Непременно, а то видна будет.
– Опять по краю пойдем? – морщится Динка.
– Можно прямо наверх подняться, к дачам. Тут близко. А ты где живешь? – спрашивает Ленька.
– Я... на дачах живу.
– Ну так иди прямо. Там дорожка гладкая, без колючек. Найдешь сама? – спрашивает Ленька.
Динка кивает головой и скрывается между деревьями.
– Книжку поищи! – доносится до нее голос Леньки. – Эй, слышь, Макака?
Глава 27
Дедушка Никич в своей роли
Проплутав немного между деревьями, Динка вдруг попала на хорошо утоптанную тропинку и, поднявшись выше, уткнулась прямо в свой забор.
"Вот так штука! – удивилась она. – Мы так далеко шли с Ленькой по обрыву, а здесь, оказывается, сбежать – и все!" Значит, к утесу гораздо ближе от их дачи, чем к пристани. Вот хорошо! Динка подошла к забору и хотела уже нырнуть в лазейку, как вдруг около палатки Никича раздался голос Алины:
– Дедушка Никич! А Динки так и нет!
"Я здесь!" – хотела крикнуть Динка, но, вспомнив о своем платье, решила пройти через калитку. Если Алина у Никича, то Мышка тоже, наверное, там, а может быть, и Катя. Надо снять платье и пробежать в сад – там около крокетной площадки стоит кадушка с водой. Если немного обрызгаться и свернуть платье, как полотенце, то все подумают, что она купалась. А потом можно будет незаметно положить этот узелок в самый дальний угол шкафа. Сняв платье и сунув его под мышку, она помчалась вдоль забора в одной рубашонке и, завернув за угол, остолбенела от испуга и неожиданности. Прямо навстречу ей из калитки вышла Катя.
– Ой! – шлепаясь с размаху в траву, прошептала Динка.
Но Катя не видела ее, она смотрела прямо перед собой и шла медленно, как будто не хотела идти, но все-таки шла. Лицо Кати поразило Динку: оно было такое белое, как будто с него сошел весь загар, не оставив ни кровинки даже на щеках, а зеленые глаза Кати казались такими светлыми и грустными, что Динке вспомнилась сказка о немой русалочке. Она, наверное, была такая же, как сейчас Катя. Вот так же солнце просвечивало насквозь ее кудри, и крупные кольца их сверкали, как темное золото. Лежа в траве, Динка в молчаливом изумлении провожала взглядом свою молоденькую тетку. Ах, если бы у Кати был рыбий хвост, и если бы она внезапно онемела, то ничего не могло бы быть лучше! Динка сама водила бы Катю на берег, и они вдвоем ждали бы там ее принца. Но у Кати нет рыбьего хвоста, и, наверное, она еще не совсем онемела – во всяком случае, она всегда сумеет сказать Динке что-нибудь неприятное... И куда она идет? Не искать ли "подлую девчонку", это "убоище", которое опять убежало из дому, надев самое лучшее платье? Но нет, в руках у Кати запечатанное письмо, она, наверное, хочет отправить его на пристани.
Не смея верить удаче, Динка долго смотрит вслед своей тетке, и, когда фигура Кати скрывается за деревьями, она в один миг влетает в калитку и мчится по дорожке к дому. На террасе никого нет, в комнатах тоже пусто. Динка открывает дверцу шкафа, засовывает в самый дальний угол свой узелок и, найдя вчерашнее платье, поспешно облачается в него. Теперь все! Можно спокойно подумать о чем-нибудь другом... Почему, например, Алина у дедушки Никича? Она так редко ходит к нему в палатку... Может, рано утром у них побывал Костя и теперь Алина выполняет уже его "тайное и важное поручение"? Но при чем тут дедушка Никич? И где Мышка?
– Мышка! Мышка! – выбегая на террасу, кричит Динка.
– Ау! Иди сюда! – раздается голос Мышки.
Динка бежит на ее голос и видит обеих сестер у палатки Никича. Ого! Да они работают! Алина выпиливает что-то из фанеры, а Мышка стругает дощечку. А сам дедушка Никич ходит между ними и все что-то объясняет, указывает... Дедушку Никича совсем нельзя узнать. Он такой торжественный, в начищенных ботинках и в синей рубашке с галстучком. И лицо у него светлое, доброе, совсем как на Пасху, когда он приходит христосоваться. Динка подбегает к сестрам и подозрительно обходит вокруг Алины... Гм... фанерка... пилочка...
– Становись на работу! Почему опоздала? – кричит дедушка Никич, и голос у него такой зычный, требовательный, что Динка невольно робеет.
– На какую работу? Куда опоздала? – спрашивает она.
– Опоздала ко мне на урок, – сильно окая, говорит дедушка Никич. – Сейчас сестер отпущу, а ты останешься!
– Да она, дедушка Никич, не знала. Нам Катя только после чая сказала, что мы будем с вами заниматься, – объясняет Алина.
– Ну, не знала, так на первый раз прощаю... А то вон они, часы-то. И звонок я себе завел!
Старик показывает детям будильник и блестящий школьный звонок.
– Вот как зазвоню, чтобы мигом собирались! Ну, говори, Динка, что тебе по душе? Скамеечку ли будешь мастерить или рамочку выпиливать себе? Одним словом, ставь перед собой цель, а поставишь цель – добивайся. Не так, чтоб какое дело начать, а потом бросить и другое начать. Этого я не позволю. Ну, выбирай, что будешь мастерить?
Девочка вспоминает Леньку.
– Я сундучок такой, легонький, с ручкой, чтобы взять и идти с ним куда глаза глядят!
– Ишь ты! Сундучок с ручечкой! – усмехается дедушка Никич, разглаживая свою бородку. – Немалая задача! Ну, между прочим, я помогу, конечно. Гм... да... А какой же размером ты хочешь?
Динка разводит руками:
– Ну, просто, не маленький и не большой, вот как моя спина... Померяй по моей спине, дедушка Никич! – Динка поворачивается и подставляет спину.
– Зачем тебе? – удивляется Мышка. – У тебя целый ящик есть для игрушек.
– Ну, пускай, пускай делает! Вещь должна быть по душе! – добродушно говорит дедушка Никич и ведет Динку отбирать дощечки. – Погоди, не ворочай зря. Чего копаешься без толку? Какой толщины тебе нужна доска? Говоришь, чтоб был легонький, ну и бери потоньше. А теперь давай сантиметром смеряем длину и ширину твоего сундучка...
Девочки работают охотно. Алина старательно выпиливает по рисунку; Мышка, розовая от непривычных усилий, стругает вторую дощечку. Она хочет сделать скамеечку маме для ног. Никич обещал покрасить ее в зеленый цвет с нарядным ободочком. Динка тоже старается вовсю, но, чувствуя себя более умелой, чем сестры, вдруг вмешивается в их работу.
– Не так, не так стругаешь! – кричит она Мышке. – Дай я!
Мышка пищит и изо всех сил тянет к себе дощечку.
– Дети! Дети! – строго покрикивает Алина, не поднимая головы от своей фанерки.
– Прекратить возню! Стань на свое место! Не указывай! Я сам укажу, что надо! – стучит по верстаку Никич.
Динка принимается за свое дело, но, взглянув на Алину, шепчет:
– Алина, ты бы взяла пилочку потоньше... Дать тебе?
– Дина, не мешай... – рассеянно откликается Алина.
Динка успокаивается, но ненадолго.
– Смотри, дедушка Никич, так я делаю? – поминутно дергает она старика.
– Ты смотри не торопись! Испортишь мне материал, другого не дам! – угрожает дедушка Никич. – Что ты рвешься, как щенок на привязи? Работать надо с толком, с терпением.
Конец урока дедушка Никич торжественно возвещает звонком.
– Складывайте работу, – довольно говорит он, – теперь до завтра!
Девочки складывают работу, каждая отдельно: Никич для всех троих находит удобные местечки.
– Спасибо, дедушка Никич! – степенно говорит Алина.
– Спасибо... – тянется к старику Мышка и звонко чмокает его в морщинистую щеку.
– Спасибо, Никич! – шлепая ладошкой по ладони старика, дурачится Динка. – Давай в окунька и рыбочку сыграем!
– Иди вон с Мышкой сыграй, а я тут маленько приготовлю кое-что к следующему уроку.
Лицо старика сияет. Ну вот, наконец уговорил он мамашеньку, и все пошло нормальным ходом. "Девочки ничего, послушные, задору, правда, в работе у них нет, от себя ничего не придумают, но старание есть. Обвыкнут помаленьку, смелей будут браться – может, и задор явится... А приедет Саша и скажет: "Я думал, белоручки у меня растут, ан нет! Видно, повернул их мой Никич на свою трудовую стезю... – глядя вслед своим ученицам, радостно думает старик. – Спасибо скажет Саша... скажет спасибо", – приговаривает он про себя, готовясь к завтрашнему уроку.
Глава 28
Хорошие и плохие концы книг
Окончив занятия с Никичем, Динка наскоро позавтракала и пошла в комнату. Она вспомнила, что обещала Леньке поискать "Пещеру Лихтвейса".
"Надо посмотреть в той пачке, что привезла мама", – думает она.
Книжки, аккуратно сложенные, лежат на этажерке около пианино. В комнате никого нет.
Динка усаживается на полу около этажерки и кладет на колени несколько книжек.
– "Толстой, – читает она. – "Бог правду видит, да не скоро скажет".