Они вдвоем пробежали на коньках от Каслфорда до Или, потом до Литлпорта и даже еще дальше. Они мчались на коньках так долго, что девушка стала засыпать на ходу, и ей приснилось, что они с возлюбленным докатили до самого моря и скользят по гладким замерзшим волнам в дальние страны.
Хетти смеялась от души, а Барти-младший принялся мечтать, как они будут кататься на коньках и этой зимой, и следующей. Он любил коньки не меньше Хетти.
Том счел беседу малоинтересной, главным образом потому, что не мог принять в ней участия. Он сердился на Хетти — она вела себя так, будто совершенно забыла о нем или в упор его не видела, а может, и то и другое вместе. Пару раз, взмахнув рукой, она задевала его, и рука проходила насквозь. Потом, повернувшись, чтобы лучше слышать Барти-младшего, она положила руку на спинку сиденья — и прямо Тому на горло. Странное ощущение, особенно при глотании.
Наконец они добрались до станции в Каслфорде. Последний поезд еще не ушел, но надо было долго дожидаться, и Барти предложил довезти ее до самого дома. Хетти не возражала. Том был против, но как он мог спорить? Он так надеялся на пустое купе, на долгий, сокровенный, со всеми объяснениями разговор: ему надо поговорить с Хетти как можно скорее.
Двуколка тронулась. Том сидел в одиночестве, погруженный в раздумья, а эти двое со все возрастающей симпатией болтали над его головой или, вернее, сквозь него. Из темноты донесся бой часов на деревенской церкви, и Том вспомнил о Времени: он-то думал, что подчинил его, что сумел перейти из своего Времени в Вечность, чтобы счастливо жить в саду. Сад никуда не делся, но Время Хетти, между тем, обошло его, превратив саму Хетти из девочки-подружки во взрослую женщину. Питер совершенно прав.
Сквозь цоканье копыт Том прислушался к беседе — это был настоящий взрослый разговор, для него он не представлял ни малейшего интереса, а собственные мысли вгоняли в тоску. Мало-помалу мысли исчезли, и мальчик заснул. Не то чтобы он особенно устал или по позднему времени хотел спать, нет, его усыпил однообразный стук копыт. А может, странная догадка, что он больше не нужен Хетти, лишала его бодрости и живости.
Он смутно ощутил, как качнулась двуколка, огибая беленый домик, как выехала на аллею, ведущую к дому.
Взбешенная миссис Мельбурн вышла им навстречу из парадной двери. Она, как и следовало ожидать, увидела в двуколке только двоих. Но и Хетти видела рядом с собой только одного человека, и это был Барти-младший.
Глава 25
ПОСЛЕДНЯЯ НАДЕЖДА
В пятницу утром тетя Гвен встала раньше всех. Пока остальные мирно спали, она вскипятила электрический чайник и заварила чай. Налила чашечку мужу, другую себе, а третью собралась отнести Тому.
Проходя с чашкой по коридору, она в панике замерла на месте. Входная дверь, которую Алан собственноручно запер вчера вечером, стояла приоткрытая. В одну минуту она вообразила себе все сразу: грабителей с отмычками, грабителей с ломиками, грабителей с мешками для добычи, в черных масках и с оружием — дубинками, револьверами, кинжалами, свинцовыми трубами…
Гвен Китсон очнулась от боли в пальцах — она так дрожала, что чай сначала пролился на блюдце, а потом и руку обжег. Она наклонилась, чтобы поставить чашку с блюдцем на ближайший стул, и поняла, почему дверь не закрывалась — ее удерживала пара домашних тапочек, и это были тапочки Тома.
Воображаемые грабители исчезли. Должно быть, во всем виноват Том. Она вспомнила — однажды он уже отправлялся бродить по дому. Ей припомнились и высокопарные речи Алана по этому поводу. Лучше будет разобраться во всем самостоятельно.
Первым делом она выглянула на площадку — ни следа Тома. Тогда она вынула тапочки, заперла дверь и направилась в комнату Тома. Мальчик крепко спал, не притворялся, тетя была в этом совершенно уверена. Она постояла над ним с предательскими тапочками в руках, раздумывая, что сказать. Мальчика необходимо побранить, но не слишком сурово, не стоит портить ему последний день.
Но разбудив мальчика, тетя Гвен не решилась даже на самый мягкий попрек, слишком ее встревожило состояние Тома. Он открыл глаза и сразу же опять зажмурился, словно увидел что-то страшное. Потом быстро забормотал: "Нет! Только не это Время! Не сейчас!" — слова, показавшиеся тете Гвен совершенно бессмысленными.
Она выронила тапочки, упала на колени рядом с кроватью и обняла мальчика.
— Том, что случилось? Проснись, уже утро. Ты цел и невредим, я с тобой.
Том открыл глаза и огляделся. Вид у него был озадаченный, словно он ожидал увидеть кого-то другого — или что-то другое.
— Ты видел дурной сон? Ну ничего, теперь все прошло. Уже утро, сегодня пятница, а завтра ты едешь домой.
Взгляд его мало-помалу прояснялся. Тетя поцеловала Тома и отправилась за новой чашечкой чая.
Мужу она сказала только:
— Как удачно, что он возвращается домой. Надеюсь, ему это пойдет на пользу. У мальчика явно нервы не в порядке — страшные сны, кошмары, — ей пришло в голову новое объяснение загадки домашних тапочек. — Не удивлюсь, если он ходит во сне.
Тетя Гвен так и не сказала Тому о тапочках, найденных в дверях. А Том позже обнаружил их у себя в спальне, но задумываться не стал — понять бы, как он сам здесь очутился. А под одеялом он сжимал левой рукой коньки Хетти, на которых вчера доехал до самого Или, и ремешки обвивались вокруг его пальцев. Итак, он все еще в квартире Китсонов, сегодня утро пятницы. Он был так уверен, что сумеет перейти из своего Времени в Вечность, а вернулся всего через несколько часов.
"Наверно, это потому, что я заснул в повозке, — размышлял Том. — Больше такого не случится. Осталась последняя возможность — сегодняшняя ночь. Отправлюсь в сад и пробуду там, сколько захочу".
Брать ли коньки? Если все еще стоят морозы, можно покататься на пруду или по замерзшим заливным лугам, но не хотелось бы, как в прошлый раз, совсем отказываться от сада.
А может, в саду уже опять лето?
Он откроет дверь, и из сада повеет теплым, нежным ароматом цветов. Тисы на той стороне лужайки встретят его с распростертыми объятиями. Он пройдет по дорожке, ведущей к солнечным часам, свернет направо, пробежит по тисовой аллее, вынырнет на солнечный свет возле грядок спаржи, может быть, увидит, как Авель выкапывает корни хрена из-под яблони-скороспелки, встретит Хетти — маленькую девочку в голубом переднике с ворохом смешных историй.
"Время в саду может идти вспять, — твердил Том. — Сегодня она снова станет маленькой, и мы будем играть вместе".
Пятница в основном прошла в сборах. Вещи перебрали и сложили, чемодан вычистили и сменили на нем наклейку. Тетя потащила Тома в магазин — выбрать чего-нибудь вкусненького на дорогу и купить подарочки маме, папе и брату. У Тома не получалось даже изобразить интерес, таким далеким казался родной дом. Пройдут годы, прежде чем он увидит его завтра.
На ночь тетя оставила открытыми обе двери в спальни, чтобы услышать, если Тому вздумается опять ходить во сне. Но Том не попался на тетину уловку. Недели практики выработали у него совершенно бесшумную походку — он ухитрился выбраться из квартиры, никого не потревожив.
Из окна спальни он заметил, что небо затянуто тучами, не видно ни луны, ни звезд. На лестничной площадке он с трудом различил прямоугольник окна.
— Это совершенно неважно, — сказал сам себе Том и уверенно спустился в прихожую.
Он остановился, вслушиваясь в тиканье часов. Не хотят ли они сказать что-то именно ему? Сердце колотилось как бешеное, и в мерном тиканье старинных напольных часов Тому послышался укор.
Он прошел через прихожую, повернул налево, обогнул старый шкаф с обувью и остановился перед дверью. Как страшно открыть дверь! Он рванул засов. Ему показалось, что замок какой-то не такой, но он отогнал эту мысль.
— Я иду в сад! — пробормотал он сквозь зубы.
Часы продолжали тикать, не подтверждая и не опровергая его слов.
Том распахнул дверь, снаружи тоже была ночь, такая же темная, как ночь внутри. Он ничего не видел. Том стоял в дверях, вдыхая ночной воздух. Никакого мороза, но и благоухания летних цветов, листьев и травы он тоже не ощущал. Ничем не пахло, кроме какого-то слабого, непонятного запаха, Том никак не мог определить, что это.
— Какая разница, — убеждал сам себя Том.
Темнота тоже ничего не значила, к этому времени Том знал сад наизусть и мог найти дорогу даже с завязанными глазами. Куда пойти сначала? Через лужайку, к тисам.
Он рванулся вперед и побежал. Босые ноги ощутили холод камня, он стукнулся о какую-то металлическую штуковину, с которой слетела крышка и задребезжала по камням. Том шарахнулся в сторону и понесся дальше, к тисам, но почти сразу же врезался в деревянный забор. И тут он узнал запах креозота. Забор из пропитанных креозотом досок огораживал задний двор, где стояли мусорные ящики, а рыжебородый жилец держал свою машину.
Том ринулся обратно к дому, будто за ним кто-то гнался. Больше попыток он делать не собирался и даже дверь за собой не закрыл. Не собирался он и возвращаться в постель. Он так и застыл, рыдая, посреди прихожей, а часы продолжали равнодушно тикать.
Где-то наверху зажегся свет, и Том разглядел, что кто-то спускается по лестнице. В душе мальчик понимал — это не она, это не может быть она, но все-таки закричал, моля о помощи:
— Хетти! Хетти!
Он перебудил весь дом. Отчаянный крик, высокий и тонкий, словно птичий сигнал тревоги, донесся даже до верхнего этажа и разбудил миссис Бартоломью, которой снилась ее свадьба на Иванов день шестьдесят лет назад. Со сна ей показалось, что кто-то ее зовет. Она зажгла свет и стала выбираться из постели.
Алан Китсон перепрыгнул сразу несколько ступенек лестницы и схватил Тома в охапку. Мальчик кричал и вырывался, но постепенно обмяк и только всхлипывал. Почему-то было понятно — скоро он не успокоится.
Дядя Алан отнес Тома наверх, к тете, и спустился закрыть дверь и извиниться перед нижними жильцами. Потом опять поднялся к себе на второй этаж объяснить соседям, что случилось, — понимаете, просто племянник жены ходит во сне. Потом пришлось лезть наверх к миссис Бартоломью. Дверь была открыта, но на цепочке. Бледная, дрожащая, взволнованная домовладелица выслушала его объяснения, но, казалось, не поверила или просто не поняла.