Там она до тех пор колотила ложкой по забору, пока кто-нибудь из детей или взрослых не выбегал к ней навстречу.
"Кисей будет?" – важно осведомлялась Марьяшка и, не ожидая ответа, торопилась к дому.
Марьяшку усаживали за стол, кормили и укладывали спать в гамаке. Спала она со своей неизменной ложкой, очевидно, считая ее главной подательницей земных благ.
Таковы были "всамделишные" и любимые гости Динки и Мышки.
Детей, как всегда, привела Анюта. Динка и Мышка засуетились. Гости уселись на низенькие скамеечки, которые смастерил дедушка Никич. Васятку усадила Мышка. Он поднял вверх пальчик и что-то сказал ей на своем языке. Мышка закивала головой, засмеялась и подвинула ему тарелку с широким красным ободком. Марьяшка поймала Мышку за белые длинные волосы и притянула к себе. Мышка легонько придавила пальцем красный носик Марьяшки и сказала:
– Дзинь!
Марьяшка взвизгнула от удовольствия, а Грушка моментально подставила Мышке свой носик. Мышка тоже придавила его пальцем и сказала: "Дзинь!" – а потом и Васятка подставил ей свой нос... Дети визжали от удовольствия, и сама Мышка весело смеялась.
Динка бегала и суетилась вокруг стола. От Васятки она отодвинула тарелку с красным ободком, и он очень разобиделся.
У Марьяшки Динка хотела взять ложку, но девочка вцепилась в нее обеими руками.
– Я только вымою, Марьяшка, я вымою и принесу, – уверяла ее Динка.
Но Марьяшка покраснела от обиды и замахнулась на нее ладошкой:
– Ты нехолосая...
Динка надулась и отступила.
– Нельзя так говорить! Нельзя! – подбежала к Марьяшке Анюта.
– Пускай говорит, мне-то что! – с напускным равнодушием махнула Динка рукой. Она ревновала своих гостей к Мышке.
Дети чувствовали доверие и симпатию к Мышке, они тянулись к ней через стол, прятались от нее, закрывая лицо руками, "пугали" ее, тараща глаза и открывая рот... Динка со своими неутомимыми хлопотами и громким голосом не вызывала в детях таких чувств, хотя она гораздо больше Мышки старалась, чтобы гостям было хорошо и удобно сидеть, чтобы у каждого из них была красивая тарелка, чтобы повкусней накормить их.
За обедом распоряжалась Алина. Она разливала по тарелкам суп, следила, чтобы у каждого был хлеб. Анюта, прямая и тоненькая, как палочка, обходила вокруг стола, держа сложенный вчетверо носовой платок и вытирая им носы сестренке и братишке. Потом, присев на краешек стула, нетерпеливо смотрела на дверь.
– Выйдет твоя мать или нет? Будет она играть нынче? – тревожно спрашивала она сидящую рядом Мышку.
– Будет, будет! – успокаивала ее Мышка. Марина была у Никича. Она пришла веселая.
– Ой, какие гости у нас! Ну, здравствуйте, гости! – ласково поздоровалась она.
Гости заулыбались, пытаясь что-то ответить. Но в это время на террасе появилась Лина с большой миской киселя.
– Кисей! Кисей! – закричала Марьяшка.
Дети засмеялись, задвигали тарелками, застучали ложками.
– Кто потише сидит, тому и киселя дам первому, – пошутила Лина.
Дети спрятали под стол руки и притихли. Кисель ели с аппетитом, размешивая его с молоком и сладко причмокивая. Лина с удовольствием смотрела на измазанные киселем курносые лица гостей.
– Хорош ли кисель-то? – спрашивала она.
– Хорош! – хором ответили гости.
– Може, еще принесть?
– Еще!
Лина снова наполнила миску.
К концу обеда глазки у Марьяшки закрываются. Марина относит ее на гамак и возвращается к детям. Надо бы уложить и Васятку, но Васятка стоит перед Динкиным ящиком с игрушками и, запустив туда ручонку, пробует вытащить за ноги куклу.
– Ну, пускай поиграет, – говорит Марина. – А мы сейчас будем плясать. Кто хочет плясать?
Плясать хотят все. Пляшут отдельно, пляшут вдвоем и целым кругом. Грушка упирается ладошками в бока и топчется на месте, Динка кружится одна со стулом, но больше всех рвется к танцам Анюта. При первых звуках музыки щеки ее розовеют, глаза блестят и на губах расцветает неожиданная самозабвенная улыбка...
– Девочки, айдате польку! Айдате польку! – кричит она веселым окрепшим голоском и вытягивает на середину комнаты Мышку.
Но Мышка все делает невпопад, у нее совсем нет слуха, движения не совпадают с музыкой, и Анюта, стараясь направить девочку, беспомощно повторяет:
– Слушай музыку, слушай музыку, она же сама ведет!
– Давай со мной! – предлагает ей Алина.
Анюта отпускает Мышку и кружится с Алиной. Алина танцует хорошо, но с Анютой ей не сравниться – столько самозабвения и счастья, столько изящества и глубины чувства вкладывает в свои движения Анюта, что Марина, играя, не может оторвать от нее глаз. А Катя удивленно шепчет сестре:
– Совсем другая девочка! Ты посмотри на нее... Это просто талант!
– Сейчас я сыграю ей вальс отдельно... – шепотом говорит Марина.
Анюте играют вальс. Она танцует его одна, но это не вальс, это собственный танец Анюты, в котором расцветает ее душа и, словно вырвавшись на волю из тесной клетки нищенской жизни, ликуя и жалуясь, вызывает у всех слезы... Марина перестает играть, и Анюта останавливается. Она еще не пришла в себя, не спустилась на землю... И никто не смеет подойти к ней...
– Что это было, мамочка? – громко шепчет Динка. – Что это? У меня так бьется сердце...
Марина быстрым взглядом окидывает притихших детей и весело ударяет по клавишам.
– Девочки, айдате польку! – слышится голос Анюты.
Марина играет польку, венгерку, краковяк, мазурку, она хочет сыграть еще украинский гопак, но на террасе появляется Лина и машет руками:
– Гости пришли! Гости!
– Мы пойдем, – говорит Анюта, поспешно собирая детей.
– Да куда ты? Куда ты? Вы ведь тоже гости! – цепляются за нее Мышка и Дина.
– Ну, отведи детей, Анюта, а сама приходи назад. Сегодня же воскресенье, твоя мама дома, – говорит девочке Катя.
– Ладно, – обещает Анюта, – я отпрошусь и приду. – Но девочки с сожалением смотрят ей вслед: они знают, что она уже не придет – Анюта боится чужих людей.
Глава 17
Гога-Минога, "гостиный" гость
За калиткой веселый шум, повышенные голоса, смех. Мальчик в клетчатом костюмчике пропускает вперед маленькую женщину в английской блузе. На плечи ее небрежно наброшена жакетка, в пышной прическе черепаховые гребни.
– Прошу! – говорит мальчик, широким жестом открывая калитку перед своей матерью.
– Здравствуйте, моя дорогая! – восклицает гостья, приветствуя еще издали хозяйку дома.
– Здравствуйте, Полина Владиславовна! – приветливо откликается Марина, торопясь к ней навстречу.
Полина Владиславовна – жена очень известного в Самаре инженера Крачковского, мальчик в клетчатом костюмчике – ее сын Гога. У Крачковских великолепная собственная дача, одна из лучших дач в Барбашиной Поляне. Полина Владиславовна только недавно вернулась из-за границы и сочла своим долгом посетить "опальную" семью Арсеньевых.
"В конце концов, каждый может иметь свои взгляды, – любит говорить мадам Крачковская. – Россия – бедная и отсталая страна, в этом, конечно, можно обвинить самодержавие, но менять существующий строй путем революции – это значит пролить много крови".
Крачковские предпочитают, чтобы все оставалось так, как есть. Зиму Полина Владиславовна с Гогой проводят за границей, но в летнее время их привлекает дача на Волге.
Подвижная фигурка Крачковской, мелкие черты ее лица, каждую секунду меняющие свое выражение, знакомая манера ее поправлять прическу и даже непомерно толстое обручальное кольцо на маленькой пухлой руке живо напоминают Марине шумные "званые" вечера на элеваторе, большую гостиную, бойкие, кокетливые голоса дам... Товарищи заботились о том, чтобы вечера на элеваторе считались "модными". Они приглашали известных артистов и кое-кого из местной знати. Среди этих чужих и напыщенных лиц мелькали светлые лица товарищей. Многие из них готовились к переправке за границу. Они исчезали незаметно среди общего веселья... Никич провожал уезжающего через сад...
Крачковские часто посещали эти вечера. Их экипаж с важно восседающим на козлах кучером вводил в заблуждение сыщиков...
– Здравствуйте, Полина Владиславовна! – машинально повторяет Марина, и щеки ее вспыхивают густым румянцем.
Полина Владиславовна, улыбаясь, протягивает Марине обе руки и вместе с сыном шествует по дорожке к дому.
– Гога! Посмотри, какая прелестная дачка! Ну, вы великолепно устроились! А мы ужасно скучаем в наших хоромах... Мой муж сейчас на Урале... Осенью мы всей семьей отправимся путешествовать по Италии, – непринужденно болтает Крачковская.
Она кажется старшей сестрой своему сыну. Они почти одного роста. Гога – худой и высокий. Короткие штанишки не закрывают его колен, от этого ноги мальчика кажутся слишком длинными. Кроме того, Гога носит темные очки и поэтому кажется старше своих лет.
– Ах, какие славные девочки! Как они выросли – ведь я видела их прошлым летом! Гога! Вот идут твои юные подружки... Ха-ха! Он очень смущен, мой бедный мальчик! – перебивая себя, болтает мадам Крачковская; она болтает без умолку, задает вопросы и не слушает ответов, поминутно поворачиваясь к своему Гоге, который обращается с ней рыцарски вежливо, с оттенком мужской снисходительности.
– Маме свойственно сильно преувеличивать. Я нисколько не смущен, – поправляя отложной воротничок и торопясь навстречу девочкам, заявляет Гога.
– Зачем, однако, вы забрались в такую глушь? Это же совсем не фешенебельное место! Узнаю вашу скромность, моя дорогая! – бойко тараторит Крачковская, не давая раскрыть рот хозяйке.
Но Марина и не стремится поддерживать эту болтовню, она слушает свою гостью с любезным вниманием, ощущая пустоту и глубокую усталость.
Динка останавливается на дорожке и толкает сестру.
– Это Гога-Минога, – недовольно говорит она. Мышка хочет что-то ответить, но Гога уже подходит к ним с громким приветствием:
– Здравствуйте, девочки! Вы очень выросли с тех пор, как я видел вас!
– Здравствуй, Гога! Ты тоже вырос! – отвечает ему Мышка.
Гога старше ее только на один год, но он держится так самоуверенно, что девочка совершенно подавлена его превосходством.
Динка, наоборот, с открытым любопытством разглядывает старого знакомца; она еще в прошлом году дала ему прозвище Гога-Минога и запомнила его взрослый тон. Но Гога не подавляет ее этим тоном, он просто кажется ей забавным кривлякой.
– Посмотрите, какая прелестная группа! – указывая на детей, говорит Крачковская и, снизив голос, интимно спрашивает: – Скажите, как самочувствие вашего мужа? Есть ли от него какие-нибудь вести?
– Спасибо, он за границей, – кратко отвечает Марина.
Полина Владиславовна прижимает к себе ее локоть и хочет продолжить свои участливые вопросы, но Динка и Мышка подходят здороваться.
– Ах вы, мои милые! Ну, как вам здесь живется? – наклоняясь к девочкам, спрашивает Крачковская.
– Спасибо.