В нем она разделилась на три потока: прямо в противоположную уборную, направо в кухню и налево в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула дверь в переднюю. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеенке — весь мокрый.
— Еле заткнул, напор большой,— пояснил он.
— Где этот? — спросил Филипп Филиппович и с проклятьем поднял одну ногу.
— Боится выходить,— глупо усмехнувшись, объяснил Федор.
— Бить будете, папаша? — донесся плаксивый голос Шарикова из ванной.
— Болван! — коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами и Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами, шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу, прямо в пролет лестницы, и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже на паркете передней и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
— Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры, отойдите от двери, у нас труба лопнула.
— А когда же прием? — добивался голос за дверью.— Мне бы только на минуту…
— Не могу.— Борменталь переступал с носков на каблуки.— Профессор лежит, и труба лопнула. Завтра прошу. Зина, милая! Отсюда вытирайте, а то она на парадную лестницу выльется.
— Тряпки не берут!
— Сейчас кружками вычерпаем! — отзывался Федор.— Сейчас!
Звонки следовали один за другим, и Борменталь уже всей подошвой стоял в воде.
— Когда же операция? — приставал голос и пытался просунуться в щель.
— Труба лопнула…
— Я бы в калошах прошел…
Синеватые силуэты появлялись за дверью.
— Нельзя, прошу завтра.
— А я записан…
— Завтра. Катастрофа с водопроводом.
Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный Шариков придумал новый способ. Он скатал громадную тряпку в трубку, лег животом в воду и погнал ее из передней обратно к уборной.
— Что ты, леший, по всей квартире гоняешь? — сердилась Дарья Петровна.— Выливай в раковину!
— Да что в раковину! — ловя руками мутную воду, отвечал Шариков,— она на парадное вылезет.
Из коридора со скрежетом выехала скамеечка, и на ней вытянулся, балансируя, Филипп Филиппович в синих с полосками носках.
— Иван Арнольдович, бросьте вы отвечать. Идите в спальню, я вам туфли дам.
— Ничего, Филипп Филиппович, какие пустяки!
— В калоши станьте!
— Да ничего, все равно уж мокрые ноги…
— Ах, боже мой! — расстраивался Филипп Филиппович.
— До чего вредное животное,— отозвался вдруг Шариков и выехал на корточках с суповой миской в руке.
Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись, и очки вспыхнули.
— Вы про кого говорите? — спросил он у Шарикова с высоты.— Позвольте узнать?
— Про кота я говорю. Такая cв****ь! — ответил Шариков, бегая глазами.
— Знаете, Шариков,— переведя дух, отозвался Филипп Филиппович,— я положительно не видел более наглого существа, чем вы.
Борменталь хихикнул.
— Вы,— продолжал Филипп Филиппович,— просто нахал! Как вы смеете это говорить! Вы все это учинили сами и еще позволяете… Да нет! Это черт знает что такое!
— Шариков, скажите мне, пожалуйста,— заговорил Борменталь,— сколько времени еще вы будете гоняться за котами? Стыдитесь, ведь это же безобразие!
— Дикарь!
— Какой я дикарь? — хмуро отозвался Шариков.— Ничего я не дикарь. Его терпеть в квартире невозможно. Только и ищет, как бы что своровать. Фарш слопал у Дарьи. Я его поучить хотел.
— Вас бы самого поучить! — ответил Филипп Филиппович.— Вы поглядите на свою физиономию в зеркало.
— Чуть глаза не лишил,— мрачно отозвался Шариков, трогая глаз черной мокрой рукой.
Когда темный от влаги паркет несколько подсох и все зеркала покрылись банным налетом и звонки прекратились, Филипп Филиппович в сафьяновых красных туфлях стоял в передней.
— Вот вам, Федор…
— Покорнейше благодарим…
— Переоденьтесь сейчас же. Да вот что: выпейте у Дарьи Петровны водки.
— Покорнейше благодарю.— Федор помялся, потом сказал: — Тут еще, Филипп Филиппович… Я извиняюсь, уж прямо и совестно. Только за стекло в седьмой квартире… Гражданин Шариков камнями швырял…
— В кота? — спросил Филипп Филиппович, хмурясь, как облако.
— То-то, что в хозяина квартиры. Он уж в суд грозился подавать.
— Черт!..
— Кухарку Шариков ихнюю обнял, а тот его гнать стал… Ну, повздорили…
— Ради бога, вы мне всегда сообщайте сразу о таких вещах. Сколько нужно?
— Полтора.
Филипп Филиппович извлек три блестящих полтинника и вручил Федору.
— Еще за такого мерзавца полтора целковых платить,— послышался в дверях глухой голос,— да он сам…
Филипп Филиппович обернулся, закусил губу и молча нажал на Шарикова, вытеснил его в приемную и запер его на ключ. Шариков изнутри тотчас загрохотал кулаками в дверь.
— Не сметь! — явно больным голосом воскликнул Филипп Филиппович.
— Ну уж это действительно,— многозначительно заметил Федор,— такого наглого я в жизнь свою не видел!
Борменталь как из-под земли вырос.
— Филипп Филиппович, прошу вас, не волнуйтесь!
Энергичный эскулап отпер дверь в приемную, и оттуда донесся его голос:
— Вы что? В кабаке, что ли?
— Это так! — добавил решительный Федор.— Вот это так! Да по уху бы еще!..
— Ну что вы, Федор,— печально буркнул Филипп Филиппович.
— Помилуйте, вас жалко, Филипп Филиппович!
7
— Нет, нет и нет,— настойчиво заговорил Борменталь,— извольте заложить!
— Ну что, ей-богу,— забурчал недовольный Шариков.
— Благодарю вас, доктор,— ласково сказал Филипп Филиппович,— а то мне уже надоело делать замечания.
— Все равно не позволю есть, пока не заложите. Зина, примите майонез у Шарикова.
— Как это так "примите"? — расстроился Шариков.— Я сейчас заложу.
Левой рукой он заслонил тарелку от Зины, а правой запихнул салфетку за воротничок и стал похож на клиента в парикмахерской.
— И вилкой, пожалуйста,— добавил Борменталь.
Шариков длинно вздохнул и стал ловить куски осетрины в густом соусе.
— Я еще водочки выпью,— заявил он вопросительно.
— А не будет ли вам? — осведомился Борменталь.— Вы в последнее время слишком налегаете на водку.
— Вам жалко? — осведомился Шариков и глянул исподлобья.
— Глупости говорите…— вмешался суровый Филипп Филиппович, но Борменталь его перебил:
— Не беспокойтесь, Филипп Филиппович, я сам. Вы, Шариков, чепуху говорите, и возмутительнее всего то, что говорите ее безапелляционно и уверенно. Водки мне, конечно, не жаль, тем более что она и не моя, а Филиппа Филипповича. Просто это — вредно. Это раз, а второе — вы и без водки держите себя неприлично.
Борменталь указал на заклеенный буфет.
— Зинуша, дайте мне, пожалуйста, еще рыбы.
Шариков тем временем потянулся к графинчику и, покосившись на Борменталя, налил рюмочку.
— И другим надо предложить,— сказал Борменталь,— и так: сперва Филиппу Филипповичу, затем мне, а в заключение — себе.
Шариковский рот тронула едва заметная сатирическая улыбка, и он разлил водку по рюмкам.
— Вот все у нас как на параде,— заговорил он,— салфетку туда, галстух — сюда, да "извините", да "пожалуйста", "мерси", а так, чтобы по-настоящему,— это нет. Мучаете себя, как при царском режиме.
— А как это "по-настоящему" — позвольте осведомиться?
Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес:
— Ну, желаю, чтоб всё…
— И вам также,— с некоторой иронией отозвался Борменталь.
Шариков выплеснул водку в глотку, сморщился, кусочек хлебца поднес к носу, понюхал, а затем проглотил, причем глаза его налились слезами.
— Стаж,— вдруг отрывисто и как бы в забытьи проговорил Филипп Филиппович.
Борменталь удивленно покосился:
— Виноват?..
— Стаж,— повторил Филипп Филиппович и горько качнул головой,— тут уж ничего не поделаешь! Клим!..
Борменталь с чрезвычайным интересом остро вгляделся в глаза Филиппа Филипповича.
— Вы полагаете, Филипп Филиппович?
— Нечего и полагать. Уверен в этом.
— Неужели…— начал Борменталь и остановился, покосившись на Шарикова. Тот подозрительно нахмурился.
— Später… [3] — негромко сказал Филипп Филиппович.
— Gut [4],— отозвался ассистент.
Зина внесла индейку. Борменталь налил Филиппу Филипповичу красного вина и предложил Шарикову.
— Я не хочу, я лучше водочки выпью.— Лицо его замаслилось, на лбу проступил пот, он повеселел. И Филипп Филиппович несколько подобрел после вина. Его глаза прояснились, он благосклоннее поглядывал на Шарикова, черная голова которого в салфетке сидела, как муха в сметане. Борменталь же, подкрепившись, обнаружил склонность к деятельности.
— Ну-с, что же мы с вами предпримем сегодня вечером? — осведомился он у Шарикова.
Тот поморгал глазами и ответил:
— В цирк пойдем, лучше всего.
— Каждый день в цирк? — довольно благодушно заметил Филипп Филиппович.— Это довольно скучно, по-моему. Я бы на вашем месте хоть раз в театр сходил.
— В театр я не пойду,— неприязненно отозвался Шариков и перекрестил рот.
— Икание за столом отбивает у других аппетит,— машинально сообщил Борменталь.— Вы меня извините… Почему, собственно, вам не нравится театр?
Шариков посмотрел в пустую рюмку, как в бинокль, подумал и оттопырил губы.
— Да дypakа валяние… Разговаривают, разговаривают… Контрреволюция одна!
Филипп Филиппович откинулся на готическую спинку и захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол. Борменталь только повертел головой.
— Вы бы почитали что-нибудь,— предложил он,— а то, знаете ли…
— Я уж и так читаю, читаю…— ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки.
— Зина! — тревожно закричал Филипп Филиппович.— Убирай, детка, водку, больше не нужна! Что же вы читаете? — В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма и человек в звериной шкуре, в колпаке. "Надо будет Робинзона…"
— Эту… как ее… переписку Энгельса с этим… как его, дьявола… с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил:
— Позвольте узнать, что вы можете сказать по поводу прочитанного?
Шариков пожал плечами.
— Да не согласен я.
— С кем? С Энгельсом или с Каутским?
— С обоими,— ответил Шариков.
— Это замечательно, клянусь богом! "Всех, кто скажет, что другая!.." А что бы вы, со своей стороны, могли предложить?
— Да что тут предлагать… А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… голова пухнет! Взять все да и поделить…
— Так я и думал! — воскликнул Филипп Филиппович, шлепнув ладонью по скатерти.— Именно так и полагал!
— Вы и способ знаете? — спросил заинтересованный Борменталь.
— Да какой тут способ,— становясь словоохотливее после водки, объяснил Шариков,— дело нехитрое.