Как-то в воскресенье Федорка собралась в казенный лес под Ирпенью и зашла за Динкой.
– Пойдем с нами! Люди говорят, что в казенном лесу объявилось чудо! Там есть такая криничка, и вот когда нагнешься над ней и посмотришь на дно, то там божья матерь является!
– Да ну? – удивилась Динка. – Откуда же она является?
– Ну, в воде, конечно... Только не все ее видят; который человек очень грешный, тому ничего не видно... Вода и вода. А который безгрешный, тот видит... Вот бабка и посылает меня... Пойдем, может, сподобит нас господь! – перекрестившись, сказала Федорка.
– Пойдем! – равнодушно сказала Динка. – Только меня господь не сподобит, я неверующая!
Девочки пошли. Побегав по казенному лесу, они добрались до "святой кринички", как ее окрестили старухи, и с любопытством заглянули в нее. Криничка была неглубокая. Сквозь чистую прозрачную воду видно было дно. Динка нагнулась первая.
– Ничего тут нет! – засмеялась она.
Федорка, шепча какие-то молитвы и мелко крестясь, заглянула в криничку.
– Ой, мамонька моя! – простонала она. – Не вижу... Ничего не вижу... Не хочет мне божья матерь показаться. За грехи мои не хочет... – Федорка расплакалась. – Ну как я дома скажу, что не сподобил меня господь?
– Да чепуха это! Ничего там нет. Никто и не видит.
– Ох, нет, нет! В прошлое воскресенье сам батюшка в церкви говорил! И две старухи сами видели... Лежит в воде икона божьей матери с младенцем на руках. Безгрешные старухи, они и видели! А я, грешница, ничего не вижу...
Всю дорогу Федорка плакала, а Динка сердилась:
– Враки это все! Никто там ничего не видел!
На следующее воскресенье девочки опять пошли. На этот раз около "святой кринички" собрался народ: матери принесли детей, появились откуда-то батюшка и два монаха...
Люди заглядывали в криничку, били себя кулаком в грудь, плакали горькими, покаянными слезами... Динка, протиснувшись вперед, к своему удивлению, увидела в воде икону божьей матери и, подозвав Федорку, сказала:
– Смотри скорей, а то опять будешь плакать! Вот она, твоя божья матерь!
Федорка глядела, крестилась, радовалась:
– Сподобил господь...
Но на обратном пути ее одолели сомнения:
– А ты, Динка, тоже видела божью матерь?
– Конечно, видела. Это же икона! Ее сами монахи подложили! Вот хитрюги какие! – хохотала Динка.
– Смотри, накажет тебя бог! – пугалась Федорка. – Не насмехайся лучше!
– Да я ни во что это не верю! А вот хочешь, пойдем раным-рано на эту криничку, я прыгну туда и вытащу тебе эту икону? Хочешь?
– Нет, нет! – замахала руками Федорка. – Я боюсь! Накажет нас бог, отнимет руки и ноги! Калеками станем, лучше и не говори мне такого!
– Ну, как хочешь! Только подумай сама, почему же нам одинаковая честь – что тебе, то и мне? Ты верующая, тебе бы божья матерь и показалась, а мне зачем?
– Не знаю... – вздохнула Федорка. – Как я могу знать, что божья матерь об нас думает?
Динка снова захохотала. Федорка обиделась. Утром Динка прибежала к ней мириться.
– Не будем спорить, – сказала она. – Когда-нибудь ты сама узнаешь, что все это неправда.
Федорка узнала через несколько дней. Она прибежала к Динке с неожиданной новостью.
– Чуешь, Динка? – живо сказала она. – На святую криницу зашли какие-то хлопцы с Киева... Кто говорит, студенты... Зашли, заглянули в криницу да и говорят: вот как здесь народ морочат! Один разделся, нырнул в криницу и вытащил икону богоматери... Монах давай шуметь на него, старухи плакать начали, а эти хлопцы только смеются: "Кому вы верите? Попам да монахам?" И теперь все... Не стали люди туда ходить, и я не пойду больше, – закончила Федорка.
– Вот здорово получилось! – рассказывая об этом дома, заключила Динка.
Глава 29
Прощание с летом
Федорка была живая и любознательная девочка, а Динке нужна была слушательница. Усевшись на траву под тремя березками, Федорка могла без конца слушать Динкины истории. В этих историях вымысел был так искусно перемешан с правдой, что Федорка, слушая их, то смеялась, то плакала, то просто, удивляясь, говорила:
– И откуда ты так много знаешь? Как будто уже сто лет живешь на свете!
– А из книг! Я многое знаю из книг, – скромно сознавалась Динка.
– Вот если бы и мне выучиться читать! – сказала один раз Федорка.
Динка попросила маму привезти Федорке букварь и каждый день терпеливо показывала ей буквы. Память у Федорки была редкая, буквы она запоминала сразу.
– Когда я приеду на следующее лето, ты будешь уже читать! – радовалась Динка.
Незаметно шло время. Однажды Федорка пришла на хутор в красном монисто из калины; на голове у нее был венок из желтых осенних листьев.
Динка подняла глаза на три березки и увидела, что листья их тоже пожелтели.
– Федорка! – растерянно сказала она. – Ведь это осень! Уже наступила осень!
Федорка кивнула головой, и веселое круглое личико ее затуманилось.
– Наверно, скоро вам уезжать? – забеспокоилась она.
– Да-да, скоро... – машинально ответила Динка. Словно очнувшись от долгого сна, она вдруг увидела выросшие на полях стога, скошенное жито. Вспомнила песни жнецов.
Все это было уже давно-давно...
– Осень, осень! Значит, уже скоро у Лени экзамены!
Динку вдруг охватило страшное беспокойство, и утром, рано вскочив, она стала собираться в город.
– Мама, я поеду с тобой! Я очень соскучилась по Лене...
– У Лени через три дня экзамены, ты можешь ему помешать! – строго сказала Марина.
– Ни в коем случае не бери ее с собой, мама; она сорвет Лене все занятия, да еще в последние дни! – решительно запротестовала Алина.
– Конечно. Не надо тебе ехать, Диночка... Лене сейчас очень трудно, – вздохнула Мышка.
Но Динка как будто очнулась от долгого сна:
– Не говорите мне ничего, я все равно поеду! Я хочу быть с Леней...
Мать уехала. Сестры пробовали еще уговорить Динку, но она, молча сжав губы, собрала свой баульчик, сбегала попрощаться в экономию к Федорке:
– Вот тебе, Федорка, тетрадки, цветные карандаши... Я, может, еще приеду...
Федорка замигала длинными ресницами, вытерла концом платка круглые, как горошинки, слезы:
– Привыкла я до тебя...
Динка вытащила из кос новые ленты, сунула их Федорке и убежала. С Дмитро попрощалась весело, на ходу.
Видя, что все уговоры бесполезны, сестры тоже начали собираться.
Вечером, вернувшись со службы, Марина спокойно приняла эту новость.
– Ну что ж, ехать так ехать.
Потом она позвала Алину; они ходили по дорожкам, обнявшись, как две сестры, и о чем-то тихо, взволнованно говорили. Не говоря ни слова младшим детям, они допоздна мыли и прибирали хату, заставили Ефима наколоть дров и сложить их у печи.
– Я буду каждый день приезжать сюда, – говорила Марина.
Утром на пригорке Динка нежно гладила и целовала Приму. Они расставались на долгую-долгую зиму... Ефим брал лошадь к себе.
Лето кончилось... Динка шла через лес молча, с опущенной головой.
"Если б только Леня выдержал экзамены, – думала она, – если б только выдержал! Тогда и осень и зима – все было бы хорошо!"
Через час Динка уже нетерпеливо звонила у двери городской квартиры.
– Тише! Не бренчи так! – стоя сзади нее с сумками и баулами, предупреждали сестры. – Они же занимаются!
Но по лестнице раздались быстрые шаги.
– Макака, ты? – обрадовался Леня. Динка без слов повисла у него на шее. – А я думал, вдруг не приедешь, а у меня экзамены... А вот ты и приехала... Теперь не бойся! Я выдержу! – взволнованно говорил Леня, не замечая сестер и матери. – Я при тебе ни за что не провалюсь!
Сестры молчали. Они вдруг поняли, как нужна, как необходима была мальчику в эти трудные дни его Макака.
Мать тоже молчала, с горечью думая про себя: "А мы могли бы не пустить ее..."
Глава 30
"Мой час настал!"
Леня вскочил рано, распахнул окно и тихо, торжественно произнес:
– Мой час настал!
– Наш час... – поднимаясь с кушетки, поправил его Вася. – Твой экзамен – это и мой экзамен! И никогда еще в жизни у меня не было более трудного и ответственного экзамена!
В столовой уже собрались девочки. Покашливая, вышел из своей комнаты Никич. Марина торопливо готовила завтрак.
– Леня, съешь ветчины!
– Нет, лучше два яйца и кофе!
– Обязательно выпей кофе! – наперерыв предлагали и советовали девочки.
– Не закармливайте его и не разнеживайте, он готов к бою! – шутил Вася.
Из спальни вышла Динка; на ней была новая парадная форма с белым передником, в толстых косках пышные белые банты.
"А эта еще куда разоделась?" – хотел сказать Вася, но что-то в лице Динки остановило его. Может быть, от пышности белых бантов, но лицо ее казалось очень бледным, она все время ежилась, как будто ее знобило... Это была Динка, но в то же время какая-то другая, жалкая, оробевшая девочка.
Леня взял с блюдечка стакан кофе, положил в него большой кусок сахара и, кивнув ободряюще головой, протянул его Динке.
Она покорно выпила и встала у двери.
– Диночка! Пусть Леня идет один, а мы с тобой будем ждать его около гимназии, – ласково сказала Марина.
Динка вопросительно взглянула на Леню.
– Конечно, Макака!.. Ты зато самая первая и узнаешь! – сказал Леня.
– Что узнаю? – испуганно спросила Динка.
– Ну, узнаешь, как я отвечал, как выдержал...
На губах Динки появилась слабая, неуверенная улыбка.
– Ну, пошли, Леонид! Пошли! – бодро сказал Вася и, проходя мимо Динки, ласково погладил ее по голове.
За воротами Вася остановился:
– Ну, дальше иди один, а я подожду тебя здесь!
Леня пошел. На углу он оглянулся. Вася Гулливер стоял неподвижно, засунув руки в карманы и подпирая спиной ворота.
Вася думал о доме, который стал ему родным... Как омрачатся, как будут горевать все эти дорогие ему люди, если Леня не выдержит экзамен! Как переживет это сам Леня? Как и чем успокоит их он, Вася? Тем, что снова и снова часами и днями они будут сидеть с Леней над учебниками?.. Нет, этого не должно случиться.
Около мужской гимназии, где на аллее в желтеющей листве каштанов раскрываются колючие гнездышки и из них, как новенькие, отполированные шарики, падают на землю коричневые каштаны, где беззаботные дети набивают ими свои карманы, взволнованно прохаживаются взад и вперед Марина с Динкой. Сегодня у Лени самый важный, последний экзамен...
– Ой, мамочка, мамочка! – шепчет Динка. – Может быть, сейчас его уже вызвали?
Марина тоже волнуется. Вот будет беда, если мальчик провалится.