Любовная лирика занимает значительное место в поэтическом наследии А. А. Фета. Поэт полагал, что любовь "всегда останется зерном и центром, на который навивается всякая поэтическая мысль ". Он создал настоящие шедевры любовной лирики, запечатлев малейшие оттенки этого нежного чувства, зафиксировав беглые настроения и оттенки переживаний лирического героя. "Если счастливо одаренный поэт имеет дар уловить внутренние движения души своей — они для нас всегда будут драгоценны. Вот почему ценим мы произведения г. Фета", — писал В. Боткин и подчеркивал, что со времен Пушкина и Лермонтова не знает "между русскими стихотворцами таланта более поэтического, как талант г. Фета". Главным достоинством поэта он считал "лиризм его чувства".
К числу лирических шедевров Фета, посвященных теме любви, можно отнести стихотворение "Сияла ночь. Луной был полон сад...".
Композиционно стихотворение разбито на две равные части, рисующие два лучших мгновения жизни лирического героя. Между ними — "много лет", "томительных и скучных". Вторая и четвертая строфы почти повторяют друг друга, полностью совпадая в последней строке: "Тебя любить, обнять и плакать над тобой". Состояние героя вызвано образом любимой, новой встречей с ней.
Ситуация, воссозданная в этом произведении, напоминает ситуацию в стихотворениях "Я помню чудное мгновенье" А.С. Пушкина, "Я встретил вас..." Ф.И. Тютчева. Это стихотворение-воспоминание о былой встрече с возлюбленной. Память заставляет оживать: все внутренние струны в душе лирического героя, и все, что когда-то волновало, тревожило его сердце, но казалось, ушло безвозвратно, — проснулось вновь. Вновь возник перед глазами образ любимой, и печаль развеялась, ушли грустные и тяжелые мысли, осталось только светлое, радостное чувство, только счастье и тепло, которое разлилось по всему сердцу от этого воспоминания.
Стихотворение "Сияла ночь. Луной был полон сад..." является свидетельством необыкновенной музыкальности Фета. К его особому эмоциональному восприятию подготовляет чудесный живописный пейзаж, сотканный из ярких "мазков" и освещения. Пространство залито волшебным лунным светом, и оттого ночная пора и мир природы предстают в своем неожиданном сиянии.
Эта зарисовка дана в свойственной Фету манере — очень лаконично, в пределах одной строки, которая при помощи переноса плавно и мягко переходит ко второму стиху.
И вот перед нами уже интерьер, обогащенный светотенью: полумрак "гостиной без огней", рояль, и только лучи лунного света освещают людей и предметы. И снова в пределах одной строки плавный переход — живопись, преодолевая границу другого искусства, незаметно переходит в музыку. Дрожащие струны рояля вторят биению сердец.
Длинные шестистопные ямбические строки звучат лирической мелодией. И вот перед нами возникает образ лирической героини. Мы видим и слышим необыкновенную, глубоко чувствующую певицу, "до зари" выплакивающую свои переживания, свою любовь, единственную на свете. Лирический пейзаж незаметно преобразовался в любовное признание, такое же страстное, как и исполнение певицы.
Искусство и встреча с необыкновенным талантом рождают в душе лирического героя гамму эмоций: потрясение, завороженность, восхищение женщиной, любовь. А музыка продолжает звучать. Поэт не только повторно воспроизводит вокальное исполнение, звучание того же голоса, тех же звуков и вздохов, но и строит композицию своего шедевра по музыкальным законам. Вторая строка второй строфы оживает и повторяется в окончании третьего четверостишия: "Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь", а четвертый стих той же второй строфы: "Тебя любить, обнять и плакать над тобой", повторяется в заключительном четверостишии, становясь его мелодическим завершением.
В этом прекрасном стихотворении слились волшебным образом воедино живописное и музыкальное начала, чтобы прославить искусство певицы, красоту женщины, очарование лунной ночи и силу любовного чувства.
П.И. Чайковский называл Фета "поэтом-музыкантом", "поэтом безусловно гениальным", полагал, что "нет никакой возможности сравнивать его с другими... поэтами", потому что "Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзии... ему дана власть затрагивать такие струны нашей души, которые недоступны художникам..."