Особенностью гоголевской комедии "Ревизор" является то, что она имеет "миражную интригу", т. е. чиновники ведут борьбу против призрака, сотворенного их нечистой совестью и страхом расплаты. Тот, кто принят за ревизора, даже не предпринимает никаких обдуманных попыток обмануть, одурачить впавших в заблуждение чиновников.
Развитие действия достигает кульминации в III акте. Комическая борьба продолжается. Городничий обдуманно идет к своей цели: заставить Хлестакова "проговориться", "рассказать побольше", чтобы "узнать, что он такое и в какой мере его нужно опасаться". После посещения богоугодного заведения, где гостю был предложен великолепный завтрак, Хлестаков был на верху блаженства. "Обрываемый и обрезываемый доселе во всем, даже и в замашке пройтись козырем по Невскому проспекту, он почувствовал простор и вдруг развернулся неожиданно для самого себя, он разговорился, никак не зная в начале разговора, куда пойдет его речь. Темы для разговоров ему дают выведывающие. Они как бы кладут ему все в рот т создают разговор", ― пишет Н. В. Гоголь в "Предуведомлении". За несколько минут в сцене вранья Хлестаков делает головокружительную карьеру: от мелкого чиновника ("Вы, может быть, думаете, что я только переписываю…") до фельдмаршала ("Меня сам государственный совет боится"). Действие в этой сцене развивается со все нарастающей энергией. С одной стороны, это россказни Ивана Александровича, постепенно теряющие всякую правдоподобность и достигающие апогея в конце явления. С другой стороны, это поведение слушателей, приходящих во все больший испуг от речей гостя. Их переживания выразительно передают ремарки: в начале беседы "городничий и все садятся" по милостивому приглашению Хлестакова, однако при упоминании, что в его прихожей якобы можно встретить графов и князей, даже министра, "городничий и прочие с робостью встают со своих стульев". Слова: "И точно, бывало, как прохожу через департамент ― просто землетрясение, все дрожит и трясется, как лист" ― сопровождаются ремаркой: "городничий и прочие теряются от страха". В конце сцены городничий, "подходя и трясясь всем телом, силится выговорить" что то, но с перепугу не может вымолвить ни слова.
Во время своей речи Хлестаков как бы инстинктивно улавливает характер производимого им впечатления, подстегивают испытываемые слушателями страх, ожидание рассказов о необычных для провинциалов масштабах жизни и служебных отношений. Его преувеличения носят чисто количественный характер: в "семьсот рублей арбуз", "тридцать пять тысяч одних курьеров". Рисуясь перед дамами, он мобилизует весь свой скудный запас сведений о жизни петербургской знати, о событиях и литературе. "Хлестаков вовсе не обо всем врет, он порой просто сообщает сенсационные столичные новости ― о великолепии балов, о супе, который на пароходе прибыл из Парижа, о том, что барон Брамбеус исправляет чужие статьи, что Смирдин платит ему большие деньги, о том, что "Фрегат "Надежды" пользуется огромным успехом, и наконец, о том, что Пушкин, с которым он "на дружеской ноге", ― "большой оригинал", ─ пишет А. Г. Гукасова в статье "Комедия "Ревизор"".
Однако все эти реальные факты смещены и переадресованы, центральным лицом во всех событиях становится сам рассказчик.
В силу непреднамеренности Хлестакова его трудно поймать на лжи ― он, завираясь, с легкостью выходит из затруднительного положения: "Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж ― скажешь только кухарке: "На, Маврушка, шинель…" Что ж я вру – я и позабыл, что живу в бельэтаже".
Охваченный непреодолимым желанием сыграть роль немного повыше той, которая предугадана ему судьбой, в эту "лучшую и самую поэтическую минуту в его жизни", Хлестаков жаждет предстать не только светским человеком, но и человеком "государственным".
Ни городничий, ни чиновники не подвергают сомнению то, о чем болтает Хлестаков, наоборот, они укрепляются в вере, что присланный к ним ревизор ― значительное государственное лицо. "Происходит странная вещь. Фитюлька, спичка, мальчишка Хлестаков силою страха и благоговения к нему вырастает в персону, становится сановником, становится тем, кого в нем видят", ― делает вывод по этой сцене Г. А. Гуковский в статье "Реализм Гоголя".