Поэма А. Блока "Двенадцать" — летопись революции

Школьное сочинение

Лишь наживая,

жря и спя,

капитализм разбух

и одряб,

и лег у истории на пути

в мир,

как в свою кровать.

Его не объехать,

не обойти,

единственный выход — взорвать!

В. Маяковский

Поэма А. А. Блока "Двенадцать" была написана в 1918 году. По признанию самого поэта, она создавалась "в порыве, вдохновенно", но в то же время была неразрывно связана со всеми предшествующими исканиями автора, с его трагедиями и прозрениями. Блок принадлежал к той части русской художественной интеллигенции, которая искренне, бесстрашно пыталась самоопределиться в сложной общественной и идейной борьбе, найти свое место в народной жизни России, в революции.

"Блок честно и восторженно подошел к нашей революции в своей знаменитой поэме "Двенадцать"", — писал поэт Владимир Маяковский. Эта поэма логически вытекает из всего творчества Блока и развивает его концепцию мира: в январе 1918 года поэту казалось, что близка реализация его давней и постоянной мечты о возрождении духовной гармонии. Сам Блок в "Записке о "Двенадцати" писал: "В январе 1918 года я в последний раз отдался стихии не менее слепо, чем в январе 1907 или в марте 1914. Оттого я не отрекаюсь от написанного тогда, потому что оно было написано в согласии со стихией".

В исполненных широкого философского видения строках поэмы "Двенадцать" воплощены раздумья Блока об историческом пути России, о том социальном и нравственном обновлении, которое могла принести стране социалистическая революция. Блок предчувствовал и ждал революцию, так как в старом мире, кроме жестокости и бесчеловечности, он видел нарастание народной стихии, стихии необузданной и неостановимой. Стихийность мира "Двенадцати" проявляется в слиянии, смешении противоположных начал: добра и зла, веселья и грусти, света и тьмы, веры и святотатства, Божеского и дьявольского. Таков "новый мир", где "ветер веселый" через несколько строф оборачивается "грустной злобой", и "горе-горькое, сладкое житье" слиты воедино так же, как слиты свет электрических фонарей и ночь, "черный ветер" и "белый снег", любовь и ненависть. Не случайно революция явлена у Блока в музыке, в музыке симфонической, всеобъемлющей музыке мирового оркестра, такой же неуправляемой, как и стихия.

Блок сравнивает революцию с мировым пожаром, в котором, как он надеется, словно в очистительном огне, погибнет ненавистный "старый мир" и родится мир обновленный:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем...

Революция представляется поэту могучим порывом ветра, сбивающим с ног, всепобеждающей стихией, против которой нет защиты:

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер —

На всем божьем свете!

В "музыке революции" он слышит, как завывает ветер перемен, слышит, как идут, чеканя "державный шаг", двенадцать красногвардейцев, вооруженный патруль, олицетворяющий двенадцать апостолов революции:

Вдаль идут державным шагом...

— Кто еще там? Выходи!

Это — ветер с красным флагом

Разыгрался впереди...

Но кроме положительных сторон, Блок видел в настоящем и отрицательные. Не случайно в красногвардейцах подчеркнуто разбойное, мятежное начало: "В зубах — цигарка, примят картуз, на спину б надо бубновый туз!" ("бубновый туз" — знак каторжника; в черновике к 10-й главе Блок так и писал: "Жило двенадцать разбойников "). В образах двенадцати красногвардейцев воплощены безвластие и вседозволенность, царившие в России в то время. Те, у кого в руках оружие, могут делать все что им вздумается:

И идут без имени святого

Все двенадцать — вдаль.

Ко всему готовы,

Ничего не жаль.

Двенадцать идут "без креста", без святости, без законов, идут без определенной цели и вообще действуют стихийно. Идея убийства Катьки, как и идея убийства вообще, рождается у них неожиданно:

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Так же стихийно их мщение проигравшему классу за собственные неудачи:

Запирайте этажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба —

Гуляет нынче голытьба!

Уж я ножичком

Полосну, полосну!..

Создается впечатление, что Блок не верит в возможность революции существовать классово, именно по причине ее стихийности. Он изображает революцию обобщенной. Действующие лица и персонажи, за редким исключением (Катька, Петька, Ванька — самые обыкновенные имена), безымянны: какой-то писатель-вития, барыня в каракуле, стоящий на перекрестке буржуй, "товарищ поп", не названы по именам и двенадцать красногвардейцев.

Революция, на которую возлагались большие надежды, обернулась общечеловеческой, всемирной катастрофой. Соответствен и масштаб поэмы — от всей Вселенной (революция — "ветер на всем божьем свете") до конкретного человека, его души. Поэтому в центре "Двенадцати" оказывается частная судьба человека, живущего в переломный исторический момент. Стихия революции, по мысли Блока, должна была увенчаться полным преображением личности. Человек обязательно найдет себя, но для этого ему нужно пройти через потрясения, страдания и нравственное очищение.

В Петьке, как и в остальных красногвардейцах, подчеркивается разбойничье, мятежное начало, но его внутреннее преображение возможно, вот только путь к нему не прост. Ведь в настоящем автор видит разгул мрачных сил, настоящее лишено высоких порывов и не способно к состраданию. Герой переживает серьезные испытания, личную утрату, но натыкается на равнодушие товарищей к его загубленной любви и вообще всем человеческим чувствам. Таким образом, любимая Петьки — Катька — становится жертвой революции, а не только "старого мира":

А Катька где? — Мертва, мертва!

Простреленная голова!

Красногвардейцы лишь стыдят потрясенного Петруху: "Не такое нынче время..." "Нынче" настало время торжества иной, новой, бездуховности: жестокости, презрения к человеческим чувствам. Красногвардейцы захвачены стихией. Ими владеет жажда разрушения. Так и в душе Петрухи побеждает сначала "скука скучная, смертная", а вслед за ней — страшная злоба, ненависть:

Ты лети, буржуй, воробышком!

Выпью кровушку

За зазнобушку,

Чернобровушку...

Так Блок воплощает еще один смысл своего восприятия революции: в горниле мук, потрясений, падений должен появиться новый свет. Революция, по Блоку, должна была родить "третью правду". Но надежды поэта, связанные с революцией, не оправдались. В России начала XX века удивительным образом переплелись два противоположных начала — "скифское", "азиатское", которое не могло больше сдерживаться потому что "срок настал", и европейское, "цивилизованное". Революция — неизбежное воплощение этой стихии в ее столкновении с силами европейской культуры. В результате этого столкновения должна была родиться новая Россия. Вслушиваясь в звуки революционного Петрограда, Блок стремился уловить в них звучание возможного, страстно им желаемого будущего слаженного "оркестра жизни", но новая Россия родилась не такой, какой мечтал ее видеть поэт. Разрушение "старого мира" обернулось страшной трагедией и для нового. "Ветер на всем божьем свете" хлещет и косит не только "буржуя", но одновременно и "рабочий народ". Тем не менее, Блок благословил революцию, поставив во главе красногвардейцев Иисуса Христа:

Впереди — с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим.

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз —

Впереди — Исус Христос.

"Мне тоже не нравится конец "Двенадцати", — писал поэт, — но я хотел бы, чтобы этот конец был другим. Когда я кончил, я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее видел я Христа..." Блок приветствовал и воспевал революцию как возмездие старому миру, но главным в ней для него было очищение и искупление. Именно поэтому в конце поэмы появляется образ Искупителя, принявшего крестную муку ради искупления рода человеческого. "Двенадцать" отрекаются от Христа, но он — символ святости, облагораживающей и очищающей силы добра, справедливости, милосердия, символ нравственности русского народа — не покидает их. Он идет поступью "надвьюжной", надстихийной, и должен, верит поэт, привести русский народ к возрождению и святости.