Двадцатый век — это век колоссальных общественных противоречий и потрясений. Каждый век нуждается в собственном поэте, который сделал бы "боль времен своею собственной болью". Таким поэтом своего времени был В. Маяковский. С его мощной, властно вошедшей в наше сознание и литературу поэзией связано очень многое. Он первый, используя свой необыкновенный ритм, соединил политику и лирику. Вся его любовь к человеку вылилась в мощную струю нового искусства.
Судьба и творческий путь В. Маяковского — яркий пример страстного служения искусству в трагическое для родины время. Его называли "поэтом-бунтарем", "поэтом-трибуном", потому что в своих стихах он выступал против тех норм и правил общественной жизни, которые уничтожают в человеке человеческое, призывал "давать" такое "новое искусство, чтобы выволочь республику из грязи".
Тема назначения поэта и поэзии — особая в творчестве каждого поэта. Но у Маяковского эта тема наиболее глубоко выявила особенности его лирического героя. В стихотворении "А вы могли бы?" (1913) Маяковский создал яркий образ своей поэзии: он вынужден играть ноктюрн на флейте водосточных труб. В этом стихотворении была сформулирована творческая задача поэта — преображение жизни средствами поэзии. Но в творчестве зрелой поры эта задача обретает иной смысл: поэзия должна "стать на службу" "приближения будущего", утверждать новые человеческие отношения, основанные на принципах свободы личности, радости творческого труда, любви и братства. В поэме "Человек" поэт пишет: "И только боль моя острей, стою, огнем объят, на несгораемом костре немыслимой любви".
Ранние стихотворения Маяковского считаются футуристическими. Но он пошел дальше своих собратьев по перу, он сумел раздвинуть рамки своего творчества, чтобы стать на голову выше всех. После революции имя Горького стало символом буревестника, Блок воспринимался "как трагический поэт эпохи", услышавший музыку революции, Маяковский вошел в нашу культуру ее поэтическим знаменосцем, верящим в светлое будущее страны. Каждый поэт рано или поздно дает оценку своему творчеству. Маяковский верил, что его поэзия будет нужна народу. Многие не понимали и не понимают поэта, считая его временным глашатаем революции, сам же поэт Маяковский утверждал обратное:
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
И я думаю, что он четко предопределял значение своей поэзии для русского народа. Маяковского волновал вопрос о роли и месте искусства. В стихотворении "Разговор с фининспектором о поэзии" (1926) он продолжает традиции разговора о литературе, ее месте в жизни общества, ее гражданственности:
Гражданин фининспектор!
Простите за беспокойство.
Спасибо…
не тревожьтесь…
я постою…
У меня к вам
дело
деликатного свойства:
о месте
поэта
в рабочем строю.
Напряженный труд поэта, ищущего нужное слово, отражен в афористических строчках "Разговора с фининспектором о поэзии":
Поэзия —
та же добыча радия.
В грамм добыча,
в год труды.
Изводишь
единого слова ради
тысячи тонн
словесной руды.
Маяковский был сложной, противоречивой натурой, но он был настолько глубок в своих сомнениях и презрениях, что в ту пору по силе идеи, выраженной в его стихах, сопоставить с ним было некого. Многие поэты, не приняв революции, уехали в другие страны, другие творили в более интимном, узком масштабе. Даже Есенин, певец тончайших оттенков человеческой души, не смог понять всего размаха происходящих событий. Наш современник Евтушенко верно отметил, что поэт в России больше, чем поэт. Это полностью можно отнести к Маяковскому. Как он хотел быть понятым! Какой только травле он ни подвергался, но оставался верен себе, не изменяя своих убеждений в зависимости от смены власти. Во вступлении к поэме "Во весь голос" Маяковский писал:
Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Вступление к поэме — это политическая декларация, это рассказ о времени и о себе, обращенный в будущее. Во время работы над поэмой Маяковский готовил выставку "20 лет работы", то есть своеобразный отчет перед читателями. И поэма стала как бы итогом, обобщившим творческий опыт поэта и его размышления о поэзии. В тот период шла острая борьба представителей различных литературных течений. Поэты "чистого искусства" утверждали, что поэзия не должна отражать грубую действительность, а Маяковского они назвали "мелкобуржуазным попутчиком". Во вступлении к поэме "Во весь голос" показаны отзвуки идейных и эстетических столкновений тех лет. Маяковский говорит о том, что поэзия, прежде всего, должна служить насущным проблемам дня. Он пишет, что мог бы строить нежные романсы, но он приравнивает свое перо к орудию, потому что сейчас это необходимо, нужно бороться с разной дрянью, поэтому он "себя смирял, становясь на горло собственной песне".
Бухарин писал, что "надоело читать "агитки Маяковского", ведущим поэтом эпохи он провозгласил Пастернака. Но это абсурд сравнивать таких разных, таких великих и гениальных поэтов. Это все равно, что заявить: "Толстой в литературе есть, а Чехова — нет". У каждого поэта было свое миропонимание, которое они выражали в своем творчестве. Трагизм положения Маяковского в мире непонимания приводит его к самоубийству. Возможно, это была минутная слабость, возможно, травля поэта. Но 14 апреля 1930 года Маяковского не стало. Не были завершены творческие замыслы, не осуществились планы поездок и встреч с читателями, но остались стихи Маяковского, осталось завоеванное право быть первым в рабочем строю. Злопыхатели даже рифму поэта, его манеру выделять каждое слово превращали в меркантильность. Маяковский гневно отвечал врагам:
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Да, Маяковский был партийный поэт, он и не отрицал этого. Он искренне верил в светлое коммунистическое будущее. Последние строки, которые он написал во вступлении к поэме "Во весь голос ", дают четкое представление о его идейной направленности:
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек.
Поэт ценил верность высокому долгу прежде всего, даже если бы "собратья по перу" его распяли.