Роль Белинского в восприятии современным читателем творчества Гоголя вообще и его бессмертной поэмы в частности неоднозначна. С одной стороны, мы ценим наследие великого критика, который по его собственному выражению, "любил Гоголя до самозабвения" и умел тонко чувствовать его поэзию. Но существует и другое мнение, распространенное, главным образом, среди литературоведов и философов русского зарубежья. Эту точку зрения предельно ясно и категорично выразил известный философ послеоктябрьского периода Ильин, говоривший о вине "бескультурного Белинского", который приклеил Гоголю-художнику "ярлык обличителя". Действительно, читая статьи Белинского и его письма к Гоголю, мы заметим, что на взгляды критика в значительной мере оказывают влияние его политические убеждения: революционер-демократ, разночинец по происхождению, он пытается увидеть в "Мертвых душах" прежде всего критику крепостного права и желание заклеймить паразитизм помещичьего класса. Художник-обличитель, по Белинскому, создает произведение, "беспощадно одергивающее покров с действительности", выставляющее на всеобщее обозрение и осмеяние то низкое, что выявил автор в окружающем мире. Неужели именно это "низкое" и удалось "выхватить из тайника народной жизни" Гоголю?
Проследим ход размышлений Ильина: в "Мертвых душах" на первый план выходит проблема пошлости как стихия общественной жизни. Что же, Белинский считает, что пошлость как одна из черт национального характера и есть то "чисто русское, национальное", что заслуживает внимания в произведении? (То есть не сама, конечно, пошлость, а ее обличение.) Неужели весь смысл главного труда великого художника сводится к борьбе с конкретными пороками социальной действительности? Может показаться: а почему бы и нет? Даже Н. Бердяев писал, что "мещанство — это традиционная русская проблема"...
"...Не было доселе такого "для общественности важного произведения" — так Белинский оценивает с точки зрения социальной значимости общее значение поэмы; это вообще характерно для критиков революционно-демократического лагеря. Мы не будем, объясняя это положение, называть кри— тика "бескультурным", но склонны все же оставлять за литературой право на приоритет этической идеи над социально-правовой.
Именно поэтому попробуем найти более глубокий смысл гоголевского произведения. "Вовсе не губерния, — писал автор "Мертвых душ", — и не несколько уродливых помещиков есть предмет поэмы". Но что же? Тут выясняется, что Белинский вовсе не был так уж неправ, выдвигая на первый план проблему пошлости. Только Виссарион Григорьевич посмотрел на нее совершенно под иным углом, нежели автор. Гоголь писал, что "русского человека" его собственная пошлость и ничтожество испугали больше, чем все остальные его пороки. "Явление замечательное! Испуг прекрасный! В ком такое неприятие пошлости, в том, верно, заключено все противоположное пошлости". Эти слова вплотную приближают к разгадке одного из самых таинственных вопросов, связанных с "Мертвыми душами". Этот момент стал предметом яростных споров сразу же после выхода первого тома в свет — имеется в виду вопрос о патриотизме Гоголя, об истинном и ложном понимании национальности его творчества. Были и такие "патриоты", которые обвиняли писателя в ненависти ко всему русскому, таким своеобразным способом поддерживая Белинского с его версией Гоголя-обличителя.
"Творение чисто русское, национальное", — пишет Белинский, но тут же упрекает автора творения в "излишестве... любви и горячности к своему родному и отечественному". Великий критик одергивает великого писателя за "некоторые, — к счастью, немногие места", где, видно, Гоголь "забывает" о своей роли обличителя и слишком восхищается той самой русской жизнью, с которой должен был "сорвать покров".
Гоголь писал: "Истинная национальность заключается... в самом духе народа. Поэт... может быть тогда национальным... когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами". Это в высшей степени верно и по отношению к Гоголю. Свое призвание он видел в служении России, именно с него начинается, как говорил Бердяев, "учительская литература". Со времен Гоголя русская литература усваивает тот дух светлого искания правды, который ставит ее с середины XIX в. во главе мировой литературы. Автор "Мервых душ" считал, что русский характер — "еще расплавленный металл, еще не приобретший окончательной формы". Возможно, эти слова
Белинский и понял как претензию на роль "всенародного учителя", который в праве изгонять вредные примеси из "расплавленного металла национальной породы".
Но Гоголь не был ни нигилистом, ни обличителем. Он был великим русским поэтом. "...Великий талант, гениальный поэт и первый писатель современной России", — писал Белинский.
Идея "Мертвых душ" намного сложнее и выше того, что видел критик. К сожалению, автору удалось воплотить в жизнь только первую часть, первый том трилогии. "Мертвые души" должны были стать русской "Божественной комедией", и первый том — книга Чичикова, Плюшкина и других — это книга "Ада". Гоголь собирался провести своих героев через все три книги, через "Ад" и "Чистилище" — в "Рай", он верил, что в борьбе высокого и низкого выделятся |в чистом виде лучшие свойства "русской нашей природы".
Белинский, может быть, не мог тогда, полтора столетия назад, постигнуть полностью смысл гоголевского творения. "Многое, слишком многое обещано", — писал он... А ведь гениальность — это всегда устремленность в будущее.
"У России нет прошлого, — писал Блок, — она вся в настоящем и будущем". Гоголь не мог тогда, в XIX в., написать свою книгу целиком — это был певец "Ада", первой ступени великой русской трилогии. Вспомним Солженицына: человек те может единовременным актом (будь то социальная революция или художественное творение) достигнуть того, к чему пойдет только все человечество в результате тысячелетнего движения. Может быть, второй том мог быть написан только после трех революций, после семидесяти лет отказа от веры, после перестройки...
Но вернемся к Белинскому. Очевидно, он видел в Гоголе только певца "Ада", обличителя. Но первый том трилогии пронизан общим для всего сочинения духом, которым не мог не проникнуться всякий, читавший "Похождения Чичикова", в том числе и великий критик Белинский. Этот дух — истинная любовь к России, истинная национальность. И главная заслуга Белинского в том, что он не только воспринял этот дух, проникся им, но и выразил его так, как он один, наверное, мог: "Мертвые души" — творение чисто русское, национальное, выхваченное из тайника народной жизни, столько же истинное, сколько и патриотическое... дышащее страстью... кровною любовью к плодовитому зерну русской жизни..."