На рубеже 1860-х годов "Обломов" стал для русской литературы книгой итогов, которая должна была появиться, чтобы можно было двигаться дальше в исследовании новых жизненных процессов. Именно за это Добролюбов горячо приветствовал роман Гончарова в своей статье "Что такое обломовщина?". Критик писал, что в русской литературе сказалось новое слово и слово это – обломовщина. Оно служит ключом к разгадке многих явлений русской жизни и является приговором всей крепостнической системе. Обломовщина, показывал Добролюбов, порождена порядком, узаконивающим право помещика пользоваться трудом трехсот Захаров. В ней – ключ к разгадке и той дикости, в которой живут эти триста Захаров, и экономического упадка обломовского хозяйства, и политического консерватизма помещичьего сословия. Пороки крепостничества были сведены воедино, объяснены через одно емкое понятие – "обломовщина".
Не случайно через весь роман Гончарова проходят неразлучной парой два героя: Обломов и Захар. Эти образы связаны своегo рода принципом дополнительности. Не умеет жить Обломов: его и его предков всю жизнь обхаживают чужие руки. Не умеет жить Захар: он и его предки всю жизнь не принадлежали себе, не совершали самостоятельных поступков, двигаясь только чужой волей. Обломов и Захар очень похожи друг на друга в своей комической апатии. Они связаны противоречивым и неразрывным родством.
Гончаров взял коренные фигуры жизни. Дворянин Обломов с его "золотым сердцем" — лучшее, что может породить его среда. Захар – человек народа, крестьянин, представитель народной "почвы". Однако обоих внутренне опустошила привычная, обыкновенная жизнь, в которой не было никаких несчастий и драматических переворотов, отклонений от ежедневной нормы.
Действие начинается комически ленивыми пререканиями Обломова и Захара по поводу одевания; исподволь в нем накапливается все больше скрытой драмы. Завершение действия – смерть Обломова, после которого ничего не осталось на земле. Даже его родовое гнездо Обломовка, место, откуда его корень, отчуждается от него еще при жизни. Потеряна Ольга, сын переходит в руки Штольца. Паперть, нищета, перспектива голодной смерти у Захара. К драматическому финалу идут обе противоречиво связанные фигуры.
Но между тем жизнь Обломова – это прожитая человеческая история, судьба душевно незаурядного человека. Из романа Лермонтова русский читатель уже знал, как губит действительность человека, заключавшего в себе возможность стать героем своего времени. Гончаров показал, как то же самое, только иначе, делает она с сыном века, в котором нет задатков лидера и борца, но есть все природные данные, чтобы быть хорошим человеком – одним из тех, кто своим существованием мог бы поддерживать в ней тонус добра.
В "Обломове" детально прослежена всего одна человеческая судьба. Однако уединенное существование Ильи Ильича соотнесено с широкими жизненными процессами. В романе многообразно ощущается дыхание современности: мимо замкнутой комнаты и ее добровольного узника течет полноводный жизненный поток. Читатель узнает быт патриархального глухого поместья, заглянет в светский круг, который приоткрывается в гостиной Ильинских, в описании княжеских наездов в Верхлево. Его поведут в мир городского мещанства: быт Агафьи Матвеевны Пшеницыной. Не один раз мелькнет перед ним оживленная суета канцелярского, департаментского Петербурга.
Но важно то, что нигде не будет обнаружено подлинного, принципиального противовеса существованию Обломова. Все это будет в сущности другая обломовщина, и герой отлично это сознает. В своей исповеди Штольцу он скажет, что лучшая молодежь также спит, разъезжая по Невскому проспекту, танцуя на балах, и их жизнь — это "ежедневная пустая перетасовка дней". Они с гордостью и высокомерием смотрят на тех, кто одет не так, как они, не носит их имени и звания. Они воображают себя выше толпы. Время, когда сам герой вел такую жизнь, стало для него начальной фазой угасания: "С первой минуты, когда я сознал себя, я почувствовал, что я уже гасну. Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без цели, без симпатии... Даже самолюбие – на что оно тратилось? Чтоб заказывать платье у известного портного? Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видал, никто не указал мне его".
Гончаров умеет пойти и в глубь времени: в "Сне Обломова" он покажет, как формируется такой человек, как "выделывает" его жизнь. В этой главе писатель воссоздает не только пору его детства, но и какое-то "давнопрошедшее" время. То, что происходит в Обломовке в годы Илюшиного детства, было всегда. Перед нами встают как будто "преданья русского семейства", уходящие не только в XVIII век, но в еще более дальние, подернутые туманной мглой, временные дали. В обломовском семействе читают Голикова, "Россияду" Хераскова или трагедии Сумарокова. За новость идет то, что "сочинения госпожи Жанлис перевели на российский язык". В духовном обиходе Обломова – сказания о Милитрисе Кирбитьевне. И уже взрослый Илья Ильич в середине XIX века может мечтательно представить себя непобедимым полководцем, вроде Еруслана Лазаревича.
Духовные корни такого типа уходят очень далеко. Картины патриархальной жизни в родном доме навсегда остались для Ильи Ильича идеалом настоящей жизни. И никакие последующие влияния – книги, университетский быт, служба – не смогли его серьезно поколебать. За Илью Ильича боролись две силы: деятельное интеллектуальное, эмоциональное начало, которое воплощают в романе Штольц, университет, Ольга, и Обломовка с ее "обломовщиной". Причем первая сила представляла, скорее, возможность, вторая была реальностью. Победа осталась за старой Обломовкой.
Но если эпоха дедов и прадедов создавала условия для гармонии их духовного облика с обстоятельствами, то в новые времена, когда приходится жить Илье Ильичу, сама жизнь неудержимо сворачивает на иные рельсы и все более требовательно запрашивает другого человека. Обломов выше окружающих его мнимо-деятельных "обломовцев" именно тем, что в отличие от них он сознает свою непригодность для новой, приближающейся поры и мучается этим.
Объективная правда гончаровского повествования подтверждается тем, что в конце 1840-х годов обломовский тип уже вызревал в русской литературе. В качестве предшественника Обломова справедливо называют гоголевского Тентетникова – одного из героев второго тома "Мертвых душ". Однако только Гончаров первым выразил всю глубокую правду этого характера и обессмертил в литературе это имя, сделав его нарицательным.
Подытоживая в своем романе огромную эпоху русской жизни, писатель отразил целый уклад общества в тот момент, когда он подошел к краху. Раскрыв страшную силу традиции, Гончарова убеждал современников, что для живой жизни мало одной преемственности – ей необходимы ломка, обновление и пересмотр обычаев. Каждое поколение должно совершить свой "исход из страны отцов".