Для русской поэзии "серебряного века" характерны постоянные художественные искания, осмысление классического наследия и современной истории, утверждение авангардных идей. Литературными наставниками поэтов-модернистов были писатели и поэты "золотого века" — В. Шекспир, А. Пушкин, Ф. Тютчев. В 1910 году на смену символизму приходит новое течение — акмеизм. К числу поэтов-акмеистов принадлежали Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам. Слово "акмеизм" означало высшую степень чего-либо, расцвет. Акмеисты призывали вглядываться не в заоблачный мир, а в окружающую действительность, заново взглянуть на мир. Они возвестили о "возвращении на землю ", интересе к жизни во всех ее направлениях, мужественном и твердом взгляде на действительность. В стихотворении "Искусство" Гумилев подтвердил это:
И сами боги тленны,
Но стих не кончит петь,
Надменный,
Властительней, чем медь.
Как и каждого большого поэта, Гумилева волновали вечные проблемы человеческого бытия, на эти вопросы он искал свои оригинальные ответы. Для путешественника и добровольного скитальца Гумилева многокрасочные впечатления от старинных и древних городов Европы, Африки, Малой Азии значили очень многое — он ими жил, дышал, питал свое воображение и мысль. Эти впечатления, в частности, внесли в сознание поэта убеждение, ставшее затем философским средоточием всей его поздней лирики: об огромности и безграничности мира, безмерности не только территориальной, но и временной, растянувшейся на сотни и тысячи лет. Все чаще в стихотворениях он стал ощущать время как нечто безусловно единое, где и прошлое, и настоящее сосуществуют в сегодняшнем мире.
В сборнике "Огненный столп" (1921) поэт размышляет о жизни и смерти, о любви и ненависти, о добре и зле, поднимаясь до философских высот и оставаясь при этом предельно земным. Его мысли о душе, пронизывающие почти все стихотворения, — потребность осмысления именно земного пути. Так, стихотворение "Память" посвящено как бы общему обзору биографии самого поэта. Подобно современным нейропсихологам, установившим реальность одномоментных срезов жизни, которые существуют в памяти человека, называя их "душами", меняющимися при том, что единым остается только тело, — "Мы меняем души, не тела". Начинает Гумилев с ранних воспоминаний своего детства:
Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь,
Дерево да рыжая собака,
Вот кого он взял себе в друзья…
Время, проведенное наедине с собакой и растениями, сменяется совершенно отличным от него срезом жизни, изображенным иронично и отчужденно. Этот, следующий, образ поэта, или "душа", сменяющая душу ребенка, зрелому Гумилеву несимпатичен:
И второй… любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь — его подруга,
Коврик под его ногами — мир,
Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.
Стихотворение "Память" — это попытка подвести итоги. Поэт размышляет о своей судьбе: вот таким я был, вот этим жил, к этому стремился, но — останется ли все это, тем ли оно было, чтобы остаться? В стихотворении "Заблудившийся трамвай" наиболее наглядно и четко выражена мысль об одновременном существовании в душе человека разных времен и пространств. Его лирический сюжет начинается на "улице незнакомой", откуда трамвай "по трем мостам" уносит поэта "через Неву, через Нил и Сену" после того, как едущие на нем "обогнули стену" и "проскочили сквозь рощу пальм". Смещение и соединение всех земных мест сопровождаются таким же смещением времен. Особенно это заметно там, где речь идет о событии недавнего прошлого:
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросит нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно, тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
На вопрос "Где я?" сердце поэта отвечает:
…Видишь вокзал, на котором можно
В Индию духа купить билет.
Поэт во многих стихах, входящих в последние сборники — "Рабочий", "Священные плывут и танут ночи…", "Я и вы", "Память " — предсказывал свою смерть. Так, строфы в "Заблудившемся трамвае" представляют собой мрачное метафорическое предвидение смерти:
Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленая — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
В красной рубашке, с лицом как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
Особый интерес в плане раскрытия философских взглядов поэта представляет "Поэма Начала". Одним из творческих толчков, побудивших Гумилева написать ее, было изучение вавилонского эпоса. Предания о волшебных землях обычно связаны со змееборством, с борьбой человека и Змея-Дракона. В "Поэме Начала" драконья смерть воплощается в жреце, который перед смертью Змея хочет выведать его секреты. Дракон отказывается передать свои знания жрецу и произносит речь, похожую на мысли самого Гумилева, высказанные им в стихотворении "Я и вы" от собственного имени, где поэт называет драконами своих слушателей:
Не по залам и салонам
Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.
Дракон же, не желающий делиться секретами с человеком, говорит в "Поэме Начала":
Разве в мире сильных не стало,
Что тебе я знанье отдам?
Я вручу его розе алой,
Водопадам и облакам.
Непокорностью Дракон оказывается сродни самому Гумилеву, и поэма приобретает отчасти автобиографический характер. Смягчение древневосточного космогонического образа гибнущего Дракона с мотивами, касающимися судьбы самого поэта, осложнено и введением в текст магического заклинания "Он". Этот слог, столь важный для индийских, тибетских и других эзотерических школ, в европейской поэзии первой половины ХХ века приобрел новую значимость. У Гумилева только в час гибели Дракона человек с помощью слова стал влиять на мир. Описание космического действия "заповедного слова" сближает финал первой книги "Поэма Начала" со стихотворением "Слово". Это сознание того, что "Солнце останавливали словом, Словом разрушали города". А потому слово — это и откровение:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что слово это — Бог.
В лирике Гумилева нашли гениальное воплощение вечные проблемы человеческого бытия: жизнь и смерть, индивидуальное духовное развитие личности и ее взаимосвязь с другими людьми, с прошлым и современностью. Гумилеву не были чужды гуманистические традиции русской лирики. Поэт славит силу человеческого духа, мощь разума ("Поэма Начала"), утверждает уникальность и ценность каждой личности, каждого "я" ("Звездный ужас", "Заблудившийся трамвай"), пытается поддержать сочувственным словом всех обитателей "родной, странной Земли", поддержать в их душах веру в свои чувства ("Моим читателям").
Философская лирика поэта в целом оптимистична, он принимает мир во всем богатстве явлений, красок, звуков, славит жизнь, утверждает ее вечность.