Франко Саккетти (Franco Sacchetti) ок. 1330-1400
Триста новелл (11 Trecentonovelle) (1390-е)
В предисловии к своей книге автор признается, что написал ее, следуя "примеру превосходного флорентийского поэта, мессера Джованни Боккаччо". "Я, флорентиец Франко Саккетги, человек невежественный и грубый, задался мыслью написать предлагаемую вам книгу, собрав в ней рассказы о всех тех необыкновенных случаях, которые, будь то в старину или ныне, имели место, а также о некоторых таких, которые я сам наблюдал и коим был свидетелем, и даже о кое-каких, в которых участвовал сам". В новеллах действуют как реально существовавшие, так и вымышленные лица, часто это очередное воплощение какого-нибудь "бродячего сюжета" или нравоучительная история.
В новелле четвертой мессер Барнабо, властитель миланский, человек жестокий, но не лишенный чувства справедливости, разгневался однажды на аббата, недостаточно хорошо содержавшего порученных его попечению двух легавых собак. Мессер Барнабо потребовал уплаты четырех тысяч флоринов, но, когда аббат взмолился о пощаде, согласился простить ему долг при условии, что тот ответит на четыре следующих вопроса: далеко ли до неба; сколько воды в море; что делается в аду и сколько стоит он сам, мессер Барнабо. Аббат, чтобы выиграть время, попросил отсрочки, и мессер Барнабо, взяв с него обещание вернуться, отпустил его до следующего дня. По дороге аббат встречает мельника, который, видя, как тот огорчен, спрашивает, в чем дело. Выслушав рассказ аббата, мельник решает помочь ему, для чего меняется с ним одеждой, и, сбрив бороду, является к мессеру Барнабо. Переодетый мельник утверждает, что до неба 36 миллионов 854 тысячи 72,5 мили и 22 шага, а на вопрос, как он это докажет, рекомендует проверить, и если он ошибся, пусть его повесят. Воды в море 25 982 миллиона коний*, 7 бочек, 12 кружек и 2 стакана, во всяком случае, по его расчетам. В аду же, по утверждению мельника, "режут, четвертуют, хватают крюками и вешают", совсем как на земле. При этом мельник ссылается на Данте и предлагает обратиться к нему для проверки. Цену мессера Барнабо мельник определяет в 29 динариев, а разгневанному мизерностью суммы Барнабо объясняет, что это на один сребреник меньше, чем оценен был Иисус Христос. Догадавшись, что перед ним не аббат, мессер Барнабо выясняет правду. Выслушав рассказ мельника, он велит ему и впредь оставаться аббатом, а аббата назначает мельником.
Герой шестой новеллы, маркиз Альдобрандино, властитель Феррары, хочет иметь какую-нибудь редкую птицу, чтобы держать ее в клетке. С этой просьбой он обращается к некоему флорентийцу Бассо де ла Пенна, содержавшему в Ферраре гостиницу. Бассо де ла Пенна стар, небольшого роста, пользуется репутацией человека незаурядного и большого шутника. Бассо обещает маркизу выполнить его просьбу. Вернувшись в гостиницу, он зовет плотника и заказывает ему клетку, большую и крепкую, "чтобы она годилась для осла", если Бассо вдруг придет в голову посадить его туда. Как только клетка готова, Бассо входит в нее и велит носильщику отнести себя к маркизу. Маркиз, увидя Бассо в клетке, спрашивает, что это должно значить. Бассо отвечает, что, раздумывая над просьбой маркиза, понял, насколько он сам редкий человек, и решил подарить маркизу себя в качестве самой необычной птицы в мире. Маркиз велит слугам поставить клетку на широкий подоконник и качнуть ее. Бассо восклицает: "Маркиз, я пришел сюда петь, а вы хотите, чтобы я плакал". Маркиз, продержав Бассо целый день на окне, вечером отпускает его, и тот возвращается в свою гостиницу. С той поры маркиз проникается симпатией к Бассо, часто приглашает его к своему столу, нередко приказывает ему петь в клетке и шутит с ним.
* Кония — старинная мера, равная = 500 бочкам.
В восьмой новелле действует Данте Алигьери. Именно к нему обращается за советом некий весьма ученый, но очень тощий и малорослый генуэзец, который специально приехал для этого в Равенну, Просьба же его состоит в следующем: он влюблен в одну даму, которая ни разу не удостоила его даже взглядом. Данте мог предложить ему только один выход: дождаться, пока возлюбленная им дама забеременеет, так как известно, что в таком состоянии у женщин бывают различные причуды, и возможно, у нее появится склонность к своему робкому и некрасивому поклоннику. Генуэзец был уязвлен, но понял, что его вопрос не заслуживает другого ответа. Данте и генуэзец становятся друзьями. Генуэзец человек умный, но не философ, иначе, мысленно взглянув на себя, мог бы понять, "что красивая женщина, даже самая благопристойная, желает, чтобы тот, кого она любит, имел внешность человека, а не летучей мыши".
В восемьдесят четвертой новелле Саккетти изображает любовный треугольник: жена сьенского живописца Мино заводит себе любовника и принимает его дома, воспользовавшись отсутствием мужа. Неожиданно возвращается Мино, так как один из родственников рассказал ему о позоре, которым покрывает его жена.
Услышав стук в дверь и видя мужа, жена прячет любовника в мастерской. Мино главным образом раскрашивал распятия, преимущественно резные, поэтому неверная жена советует любовнику лечь на одно из плоских распятий, раскинув руки, и накрывает его холстом, чтобы он в потемках был неотличим от других резных распятий. Мино безуспешно ищет любовника. Рано утром он приходит в мастерскую и, заметив высунувшиеся из-под холста два пальца ноги, догадывается, что именно там лежит человек. Мино выбирает из инструментов, которыми пользуется, вырезая распятия, топорик и приближается к любовнику, чтобы "отрубить у него то главное, что привело его в дом". Молодой человек, поняв намерения Мино, соскакивает со своего места и убегает, крича: "Не шути топором!" Женщине без труда удается переправить любовнику одежду, а когда Мино хочет избить ее, она сама расправляется с ним так, что ему приходится рассказывать соседям, будто на него свалилось распятие. Мино мирится с женой, а про себя думает: "Если жена хочет быть дурной, то все люди на свете не смогут сделать ее хорошей".
В новелле сто тридцать шестой между несколькими флорентийскими художниками во время трапезы разгорается спор, кто лучший живописец после Джотто. Каждый из художников называет какое-нибудь имя, но все вместе сходятся на том, что мастерство это "упало и падает с каждым днем". Им возражает маэстро Альберто, мастерски высекавший из мрамора. Никогда еще, говорит Альберто, "человеческое искусство не было на такой высоте, как сегодня, в особенности же в живописи, а еще более в изготовлении изображений из живого человеческого тела". Собеседники встречают речь Альберто смехом, а он подробно объясняет, что имеет в виду: "Я считаю, что лучшим мастером, который когда-либо писал и создавал, был наш Господь Бог, но мне кажется, что многие разглядели в созданных им фигурах большие недостатки и в настоящее время исправляют их. Кто же эти современные художники, занимающиеся исправлением? Это флорентийские женщины", И далее Альберто поясняет, что только женщины (никакому художнику это не под силу) могут смуглую девицу, подштукатурив там и здесь, сделать "белее лебедя". А если женщина бледна и желта, с помощью краски превратить ее в розу. ("Ни один живописец, не исключая Джотто, не мог бы наложить краски лучше их".) Женщины могут привести в порядок "ослиные челюсти", приподнять с помощью ваты покатые плечи, "флорентийские женщины — лучшие мастера кисти и резца из всех когда-либо существовавших на свете, ибо совершенно ясно видно, что они доделывают то, чего недоделала природа". Когда Альберто обращается к собравшимся, желая узнать их мнение, все в один голос восклицают:
"Да здравствует мессер, который так хорошо рассудил!"
В новелле двести шестнадцатой действует другой маэстро Альберто, "родом из Германии". Однажды этот достойнейший и святой человек, проходя через Ломбардские области, останавливается в поселке на реке По, у некоего бедного человека, державшего гостиницу.
Войдя в дом, чтобы поужинать и переночевать, маэстро Альберто видит множество сетей для ловли рыбы и множество девочек. Распросив хозяина, Альберто узнает, что это его дочери, а рыбной ловлей он добывает себе пропитание.
На следующий день, перед тем как покинуть гостиницу, маэстро Альберто мастерит из дерева рыбу и отдает ее хозяину. Маэстро Альберто велит привязывать ее к сетям на время ловли, чтобы улов был большим. И действительно, благодарный хозяин вскоре убеждается, что подарок маэстро Альберто приводит к нему в сети огромное количество рыбы. Он скоро становится богатым человеком. Но однажды веревочка обрывается, и вода уносит рыбу вниз по реке. Хозяин безуспешно ищет деревянную рыбу, потом пытается ловить без нее, но улов оказывается ничтожным. Он решает добраться до Германии, найти маэстро Альберто и попросить его снова сделать такую же рыбу. Оказавшись у него, хозяин гостиницы становится перед ним на колени и умоляет из жалости к нему и к его дочерям сделать другую рыбу, "дабы к нему вернулась та милость, которую он даровал ему раньше".
Но маэстро Альберто, глядя на него с печалью, отвечает: "Сын мой, я охотно сделал бы то, о чем ты меня просишь, но я не могу этого сделать, ибо должен разъяснить тебе, что, когда я делал данную тебе мною затем рыбу, небо и все планеты были расположены в тот час так, чтобы сообщить ей эту силу..." А такая минута, по словам маэстро Альберто, может теперь случиться не раньше чем через тридцать шесть тысяч лет.
Хозяин гостиницы заливается слезами и жалеет, что не привязывал рыбу железной проволокой — тогда бы она не потерялась. Маэстро Альберто утешает его: "Дорогой мой сын, успокойся, потому что ты не первый не сумел удержать счастье, которое Бог послал тебе; таких людей было много, и они не только не сумели распорядиться и воспользоваться тем коротким временем, которым воспользовался ты, но не сумели даже поймать минуту, когда она им представилась".
После долгих разговоров и утешений хозяин гостиницы возвращается к своей трудной жизни, но часто поглядывает вниз по течению реки По в надежде увидеть потерянную рыбу.
"Так поступает судьба: она часто кажется веселой взору того, кто умеет ее поймать, и часто тот, кто ловко умеет ее схватить, остается в одной рубашке". Иные хватают ее, но могут удержать лишь недолго, как наш хозяин гостиницы. И вряд ли кому удается вновь обрести счастье, если только он не может подождать тридцать шесть тысяч лет, как сказал маэстро Альберто. И это вполне согласуется с тем, что уже отмечено некоторыми философами, а именно: "что через тридцать шесть тысяч лет свет вернется в то положение, в котором он находится в настоящее время".