Говорите же, я слушаю, мейстер.
Вагнер. И вот сначала издали, а потом все ближе и ближе слышится пение странников — это пилигримы возвращаются из Рима... Все ближе и ближе... вот они проходят мимо нее... В невыразимом волнении она склонилась вперед, в длинной веренице всадников она ищет того, по ком исчахло ее сердце.
Вероника (в сильном волнении). Но один за другим проходяФ чужие люди, а его все нет и нет — он не вернулся... он не вернулся.
Вагнер. Странники ушли, заходит солнце... Тихо подымается она вверх по скалистой тропинке, все выше и выше мелькает ее белый образ... Нежным движением руки она посылает Вольфраму свой прощальный привет, и Вольфрам понимает, что земной ее путь окончен. И вдруг появляется Тангейзер... бледный, истомленный, в изодранной одежде странника. Шатаясь, он подходит к Вольфраму и падает на скамью. И вот с бесконечной тоской рассказывает он ему о своем путешествии. С какой святой надеждой, с какой глубокой верой пошел он тогда в Рим. Пешком, с израненными ногами, терпя и зной, и голод, прошел он весь далекий путь, чтобы осушить слезы Елизаветы. И что же, тысячи паломников получили прощенье, но когда подошел он, папа 25 прогнал его и проклял: "Скорее мой посох расцветет и покроется зеленью, чем ты получишь прощение". Так вот награда за его молитвы: в раскаянии, с раскрытою душою он ждал любви и чуда, и прощенья — ив ответ проклятье. Вот каково милосердие бога! Теперь его душа полна презреньем ко всему святому. Да, теперь он знает, куда ему идти. Напрасно Воль фрам хватает его за руки. "К тебе, Венера, возвратиться, к восторгам пламенных ночей..." С какой тоской он жалуется своей богине: "Ты слышишь, люди меня прокляли, ты одна меня успокоишь". И вот раскрывается грот богини, вот и она сама, освещенная розовым светом, призывает своего рыцаря. Тангейзер бросается к ней, вырываясь из рук Вольфрама. "Безумец,— кричит Вольфрам,— здесь Елизавета за тебя молилась!" Тангейзер останавливается, потрясенный. С кри ком исчезает Венера. И вдруг из глубины долины доносится погребальное пение. Это процессия с гробом Елизаветы тихо спускается из замка. Она умерла, чтобы там, на небе, вымолить ему прощенье. С криком бросается Тангейзер к ее телу... и падает мертвый. (Садится к фортепиано.) Да, умирает измученный странник, умирает у ног той, чья великая любовь искупила его мятежную душу. А между тем новая весть спешит из далекого Рима папский посох расцвел и пустил ростки. Потрясенные склоняются все над мятежным рыцарем и его святой невестой. Восходит солнце и навстречу его лучам подымается к небу широкая песнь искупления.. Искупленье мятежной душе...
Он играет заключительное "maestoso" оперы "Der gnade". Вероника тихо плачет, закрыв лицо руками. Пауза.
Вероника подходит к Вагнеру и в порыве горячего чувства берет и целует
его руку.
Вагнер (смущенный). Фрейлейн, эти слезы дороже для меня всех венков в мире. И все-таки мне больно, что я заставил вас плакать. (Целует ее в лоб.) Я растравил вашу рану, фрейлейн... этой песней изгнанника Вагнера.
Вероника (просветленная). Это песнь утешения, мейстер. Вы вернули мне душу, вы вернули мне жизнь и страданье. Мейстер, я не могла бороться, теперь я знаю, на что способна любовь. Я буду ждать его, мейстер, я не пойду за советника, это сделали вы вашим чудным искусством. (Жмет его руки.)
Вагнер. Верьте слову поэта, фрейлейн, вы еще узнаете радость.
Вероника. Как легко на душе! Какое счастье верить и жить для этой радости встречи. Кто-то подъехал, должно быть, это папа. (Подбегает к балкону.) Да, лошади въехали во двор.
Эйслебен (быстро входит). Ну, любезный доктор, я все устроил — ф-ф.. еле нашел этого Миллера. Оказывается, он в другом трактире и уже собирался уезжать. И знаете, доктор, я думаю, и вам лучше поехать сегодня. Докуда Миллер запрягал лошадей, я зашел в кофейню... можете себе представить, получена франкфуртская газета с приказом о вашем аресте. Так и написано: Рихард Вагнер — неблагонадежная личность, лоб открытый, нос закрытый, волосы средние и прочие apices juris *, судейские, ut dicitur, скорпионы. Поезжайте, доктор, дорога отличная, езды всего час.
Вагнер. Да, нужно ехать. Спасибо вам, доктор, за ваши хлопоты. (Жмет ему руку.) Нужно сноза брать посох странника. Мне кажется, что, прощаясь с вами, я прощаюсь с милой немецкой землей. Нелегко быть изгнанником, доктор...
Вероника. Вы вернетесь, вы вернетесь, мейстер! Теперь я знаю, что вы вернетесь знаменитым, гордостью нашей родины!
Эйслебен. Grata superveniet, quae non sperabitur hora — неожиданно явится счастливый час... Мне самому жалко с вами прощаться, хотя вы и не знаете, что такое стипуляция. Да, письмо я написал в кофейне. Отдадите Вернедорфу, он человек верный, у него вас никакая собака не сыщет. Это не то, что в городе. А послезавтра я и сам приеду.
Вагнер (берет письмо). Еще раз спасибо.
Эйслебен. Вериночка, ты так и не угостила доктора.
Вероника. О, папа, мейстер рассказал мне такую дивную драму!
Эйслебен. Ну, значит, ты не Марфа, а Мария26. А так как другой дочки у меня нет, поди-ка принеси нам бутылочку вина. Выпьем на дорогу, доктор. (Садится.)
Вероника убегает.
У Вернедорфа вам будет отлично — дом, флигель, парк — целое владенье.
Вероника приносит вино и два стакана.
Эйслебен (наливая вино). За ваше возвращение, доктор. Дай бог, чтобы солнце свободы, за которую вы сражались, взошло, наконец, над пашей несчастной родиной.. За наш парламент, за права человека, за великую хартию вольностей!
Вагнер (пьет). И за свободное искусство в свободной стране.
Слышится фырканье лошадей и виден свет за балконной дверью. Э й с л е б е н. А вот и Миллер с лошадьми. Еще стаканчик, доктор.
Вероника. Уже... Как грустно прощаться, мейстер! Голос из сада. Лошади готовы, профессор.
* Юридичні прикмети (лат.).— Ред.
За открытой дверью тихая ночь. Топот и фырканье лошадей. Мелькающий
свет фонаря.
Вагнер (вставая со стаканом в руке). О, милое немец кое вино, вино берегов Рейна! И ты, учитель мой, Рейн. Увижу ли снова скалы твоих берегов, но и там, на чужой стороне, сказки твоих дочерей всегда будут жить в моей душе. Чудесные сказки родины. О золоте Рейна, о хитрых гномах27, о верной до смерти Брунгильде28. (Ставит стакан, выпив вино.) Прощай, моя родина... и мирный немецкий очаг, и старый немецкий профессор, и милая девушка, шлю вам прощальный привет скитальца. Да, фрейлейн, я благословлю в вашем лице лучший цветок немецкой ' земли — прекрасную, верную до смерти девушку. (Берет ее руку.)
Вероника. Да, до смерти, мейстер!
Внезапно из темной двери сада появляется и поспешно входит Р а м и и г е р;
он в черном плаще.
Вероника. Ах, боже мой, это советник! Эйслебен. Господин советник?
Рамингер (сделав два шага, окидывает окружающих быстрым взглядом). Прошу прощенья, профессор, я хотел •переговорить с вами по весьма (смотрит на Вагнера) серьезному делу. Я вижу, что вы еще не ложились, а между тем (достает из-под плаща газету) дело не терпит отлагательства. Фрейлейн, прошу прощенья.
Эйслебен. К вашим услугам, господин советник. Я только провожу доктора Ваг... Вертера.
Рамингер. А, господин Вертер уже уезжает? Но, может быть, это дело заинтересует и господина Вертера? (Быстро Вагнеру.) Давно вы из Дрездена, доктор?
Вероника (не может сдержать восклицания). Ах!
Вагнер. Это не ваше дело, советник!
Рамингер. Жаль. Я бы вас спросил, не знали ли вы некоего капельмейстера по имени Рихарда Вагнера. Сейчас получен приказ об его аресте. А в сегодняшней газете напечатаны его приметы — вы позволите, профессор, помните, мы как раз говорили?..
Эйслебен. Эм-м... но право, дорогой советник, доктор так спешит.
Рамингер. Одну минуту. (Читает, бросая взгляды на Вагнера.) "Настоящим предписывается всем судебным местам и лицам в государствах Германского Союза немедленно по получении сего арестовать личность неблагонадежную в политическом отношении по имени Рихард Вагнер. Возраст 37—38 лет, рост средний, волосы русые, лоб открытый, брови русые, глаза серо-голубые, нос и рот умеренные, подбородок круглый, лицо выбритое, носит очки. Речь и движения порывистые. Одежда — сюртук черный,, брюки серые" и так далее. (Складывает газету.) Я полагаю, профессор, что вы извините меня, если я попрошу господина (подчеркивая) Вертера отправиться с нами в ратушу.
Эйслебен. Извините меня, любезный советник, я совершенно не вправе задерживать доктора Вертера — моего гостя. Идемте, доктор.
Вагнер (берет руки Вероники и Эйслебена). Я сохраню вас всегда в моем сердце. Прощайте, фрейлейн. (Целует ей руку.) Берегите мою собачку.
Быстро уходят с Эйслебеном в среднюю дверь. Рамингер бросается за ними, но Вероника становится между ним и дверью с гордым и решительным видом.
Вероника. Остановитесь. Вы у нас в доме, советник.
Рамингер (сдерживая гнев). Пустите меня, фрейлейн. Я должностное лицо. Стыдно немецкой девушке защищать бунтовщика. Пустите! (Хватает ее за руку.)
Вероника (вырывая руку, с достоинством). Да, немецкая девушка не запятнает чести немецкого дома! Она не выдаст гостя шпиону!
Слышен шум отъехавшего экипажа.
Рамингер. А! В самом деле. (С сарказмом.) Благодарю за откровенность, фрейлейн. Какое счастье, что я узнал вас... раньше завтрашнего дня!
Вероника. Небольшое счастье, советник, потому что и завтра вы бы услышали то же самое, разве в других словах.
Входит Эйслебен и смотрит на присутствующих.
Эйслебен. Извините, любезный советник, теперь я к вашим услугам.
Рамингер. Много чести, господин Эйслебен! Надеюсь, что мне никогда не понадобятся ваши услуги! Напротив, вам не мешало бы помнить, что, состоя на службе его светлости, неприлично укрывать бунтовщиков. Прощайте. Советую вам лучше смотреть за вашей дочерью. (Идет к двери.) О ней и так уже ходят рассказы.
Эйслебен. Что такое? Что вы сказали? (В ярости.) Негодяй! Ты посмел оскорбить меня, старика, в моем собственном доме, но я простил бы это. Но ты посмел оскорбить мою дочь, мое единственное сокровище, а я же, безумец, хотел отдать ее тебе. Вон из моего дома, негодяй, подлый судейский крючок! Я тебя вызываю... я... (Задыхаясь, падает в кресло.)
Рамингер быстро уходит.
Вероника (опускается перед,ним на колени и целует руку).