Молодежь, как в глотке свежего воздуха, нуждалась в произведении, в котором были бы правдиво показаны их отцы, деды, на чью долю выпало защищать Родину — как на фронте, так и на территории, оккупированной врагом. Но события, связанные по времени с оккупацией Крыма, до сих пор не находят объективного освещения в литературе. Вместо этого в 1947 году появился роман П. Павленко "Счастье" — о величайшем счастье, которое обрели те, кто остался в Крыму, очищенном от варваров. Но если верить старой русской поговорке о том, что "на чужом несчастье счастья не построишь", то вряд ли силком привезенные туда из центральных районов России и Украины поселенцы действительно были счастливы.
Однако отцу народов такое произведение не могло не понравиться: партийный заказ писателем был выполнен, и за это его роман был удостоен Сталинской премии.
Время менялось трудно и медленно. Прошли целые десятилетия, пока родилась на свет повесть А. Приставкина "Ночевала тучка золотая..." Два писателя — два разных мира. В одних и тех же событиях депортации неповинных людей, в их обреченности на верную гибель один увидел счастье, другой — трагедию.
К сожалению, на сегодняшний день повесть А. Приставкина, пронзительно правдиво поведавшая о трагических днях в жизни чеченцев и ингушей, единственная. Зато как "плодотворно" потрудились И. Козлов ("В крымском подполье"), А. Первенцев ("Честь смолоду"), вместе с ними и И. Вергасов ("Крымские тетради"), который не пощадил и боевого соратника Бекира Османова, с которым не раз ходил в разведку — не изменив даже имени, вывел его... турецким шпионом. Как же без устали порочили они крымских татар, будучи верноподданными великого из великих. Принять за чистую монету то, о чем рассказывают эти, с позволения сказать, писатели, могут только те, кто полностью не информирован. Вернее, дезинформирован. Упомянутые произведения служили именно этой цели. На это же были направлены все публикации в газетах и журналах. Если речь заходила о партизанском движении в Крыму, то имена активных подпольщиков — крымских татар — замалчивались, а если никак уж нельзя было обойтись без упоминания участников боевых действий, татарские имена просто руссифицировались. Пожалуйста, примеры:
1 Командир разведгруппы партизанского отряда "Севастополь-Балаклава" Сейдали Агаев во всех публикуемых материалах упоминается как С.Агеев.
2. Командир разведгруппы 17-го партизанского отряда Северного соединения Сейдали Куртсеитов стал С.Курсаковым.
3. Руководитель самой крупной подпольной организации в Симферополе Абдулла Дагджи проходит только как Дядя Володя (подпольная кличка).
4. Руководитель Сарайменской подпольной организации "Молодая Гвардия" на Керченском полуострове Алиме Абденнанова — Аня (резидент военной разведки).
5. Руководитель Феодосийской подпольной организации "Алев" — "Пламя" Асие Аметова — Ася.
6 Комиссар Восточного соединения крымских партизан Рефат Мустафаев — Лагутин.
7. Командир Ялтинского партизанского отряда Южного соединения Сераджедин Менаджиев — Сергей М.
8. Руководитель подпольной группы Сарайменской подпольной организации Наджие Баталова — Батаева.
9. Знаменитый партизанский командир Мишка-Татар, Герой Польской народной республики. Умер Акмолла Адаманов – Михаил Атаманов.
Нередко приходится слышать и чаще, разумеется, в Крыму, что фашисты в период оккупации благоволили к крымским татарам и не причиняли им зла. И это не соответствует истине, которую давно уже пора восстановить.
Разве не в Бахчисарае в первый же день вступления фашистов в город на центральной площади было повешено восемь человек? Вот их имена: Юсуф Таиров, Абла Ибраимов, Лютфие Аединова (тринадцати! лет), Халил Османов, Алим Куршунов, Юнус Фетиев, Усеин Джаппаров, Мамут Аметов.
В течение 1941-1944 гг. фашистами казнено в городе более 350 крымских татар — коммунистов, партизан, подпольщиков, фашисты снимали все это на кинопленку и демонстрировали населению, пытаясь его запугать.
Десятки крымских татар расстреляны в Алуште, на берегу реки Демирджи, десятки — у подножья горы Кастель, десятки — в деревнях Улу-Сала, Кызыл-Таш, Дегирменкой, Тав-Бодрак, Салы и многих, многих других.
В июле 1988 года страна узнала из информации ТАСС о том, что вокруг партизанских районов в горной части Крыма были сожжены все деревни, создана "мертвая зона". Да, это действительно так. Было уничтожено более семидесяти татарских деревень. В них проживало более 25 % от общей численности всех татар в Крыму. В этих деревнях, располагавшихся в лесной глуши, в горах, жили только крымские татары.
Всему миру известны мемориалы в Хатыни и Саласпилсе. Трагедия, постигшая жителей Хатыни, постигла и жителей крымских деревень, но тщетно было бы искать в Крыму хоть какой-либо памятник, напоминающий людям о том, что и крымские татары пережили тяжелую трагедию.
Но народ носит дорогие ему имена в своем сердце, разве забудет он имя казненной фашистами восемнадцатилетней отважной разведчицы Алиме? Люди стоя слушают песни, посвященные ей. И разве найдется хоть одни крымский татарин, который не склонит головы перед памятью о легендарном летчике-испытателе дважды Герое Советского Союза Амет-хане Султане...
А вот семьи, каждая из которых достойна отдельного памятника:
Азиза Асанова из г.Симферополя, пять человек — казнены все.
Асана Халилова из деревни Суин-Аджи, Симферопольского района, семь человек — казнены все.
Ибраима Аметова из г. Алушты, одиннадцать человек — казнены все.
Бекира Дагджи из деревни Корбек, Алуштинского района, семь человек, включая семидесятилетнюю мать — казнены все.
Ибраима Халила из г. Бахчисарая, включая четверых детей — сожжены заживо все.
Муртазы Бекира из деревни Буюк-Янкой, Симферопольского района — расстреляна жена с пятью детьми.
Сундус Чорман из деревни Дегирменкой, Ялтинского района — повешена с четырьмя детьми...
И это далеко не полный список...
...Мне вспоминается случай восьмилетней давности. Поздним вечером я прилетел из Москвы в Симферополь. Попытка найти какую-либо машину, которая доставила бы меня в писательский дом творчества "Коктебель" не удалась, и пришлось смириться с мыслью, что предстоит бессонная ночь на аэровокзале.
Однако неожиданно повезло в другом. Я встретил своего приятеля из Ташкента, поэта Ризу Фазыла. Оказалось, он тоже — в "Коктебель"...
Наступило утро, когда нам удалось договориться с владельцем частной машины, и мы тронулись в путь. Разбитной словоохотливый водитель сначала повез нас окольными путями, чтобы миновать посты ГАИ, где, должно быть, всех леваков знают в лицо, и, попетляв уже за пределами города по проселочным дорогам среди рдеющих от маков покатых холмов, мы выехали, наконец, на Феодосийскую дорогу. Сказывалась бессонная ночь, нас одолевала дрема. Водитель же, не смолкая ни на минуту, перескакивал с одной темы на другую, и вдруг мы услышали: "Здесь же бандиты жили, крымские татары, сколько они крови людской пролили!.." Эти слова заставили нас вздрогнуть, как от удара, куда и дремота подевалась. Я едва успел перехватить занесенный кулак моего приятеля.
"Жигуленок" скрежетнул тормозами и остановился на обочине. Водитель ошалело уставился на нас, как видно, поняв, что мы и есть те самые "бандиты". Рассвело, по дороге на большой скорости проносились редкие машины.
— Ты зачем так говоришь? — спросил Риза, тяжело дыша и прижав руку к сердцу (он недавно перенес тяжелую болезнь, после чего и послали его отдохнуть).
— Все так говорят... — последовал ответ.
Водитель был не прав. "Так" говорили многие, быть может, даже большинство, но далеко не все. Кто знал крымских татар до войны и пережил с ними вместе страшные годы оккупации, "так" не говорили. Те, кто на фронте воевал бок о бок с солдатом — крымским татарином, тоже "так" не говорили. И вообще у человека, способного мыслить логически, не растерявшего гражданскую совесть, язык не мог повернуться говорить "так". Большинство предпочитало молчать. Причины нам сейчас известны. Но были люди, которые даже в тех жесточайших условиях не молчали, подавали голос в защиту справедливости. Будучи людьми честными, принципиальными, они писали письма в так называемые "инстанции", понимая, что в печати им не дадут сказать об этом не слова. Крымские татары помнят их.
Помню, из рук в руки переходил тоненький листок папиросной бумаги, на нем едва различимы были буквы машинописного текста. Это было письмо С. Писарева, бывшего партийного работника, в ЦК КПСС на имя Брежнева. Из этого письма я впервые узнал о том, какую неблаговидную роль сыграли в трагической судьбе крымских татар бывший командующий партизанским движением Крыма Мокроусов и его комиссар Мартынов. Вину за неоправданные жертвы, понесенные крымскими партизанами из-за их бездарного руководства, они свалили на местное население, рассчитывая этим обелить себя. Писарев доказывал то, что, казалось бы, и не требует доказательств: народ поголовно не может быть предателем. И сурово за это поплатился — длительное время его "лечили" в психиатрической больнице.
Та же судьба постигла добивавшихся справедливости по отношению к репрессированным народам писателя А. Костерина, генерала П.Г. Григоренко, который в конце концов был выдворен за пределы государства. Подвергся ссылке и А.Д. Сахаров, который всегда поддерживал движение крымских татар за возвращение на Родину и даже находил возможность приезжать на судебные процессы крымских правозащитников. Не обходили этой темы в своем творчестве А. Твардовский, К. Кулиев.
Но об этих письмах, обращениях к правительству мало кто знал. Распространяемые "самиздатским" способом они слишком редко попадались на глаза людям среди обширной продукции, в которой извергалась на крымских татар одна только грязь.
Это мы и пытались объяснить водителю, сидя в салоне "Жигуленка". Называли татарские имена командиров, комиссаров, руководителей подпольных групп, партизанских соединений, а глаза растерянного водителя выдавали, что он нам не верит.
— Не знаю, не знаю... Пишут другое... Рассказывают другое... — твердил он и вдруг спросил: — И что вас тянет в эту дыру, не могу понять? Один из вас живет в Москве, другой в Ташкенте, разве вам плохо там?
Но, как объяснить, что родина есть родина, что сам воздух, запах трав и цветов, вкус воды кажутся нам в других местах совсем не такими.