– Тод, Гейн, будьте так добры.
– А что происходит? – спросил Альфред, когда к нему подошел Тод и накинул на плечи белую простынь. Ткань была уже желтовата и кое-где на ней были пятна. Она никак не держалась на костлявых плечах Альфреда, и ему пришлось придерживать её руками.
– Как я уже сказал, здесь сегодня вершится история. Этот человек – врачеватель, или как все его зовут – Лекарь. Тот самый Лекарь, который спас жизни дочери Дюка и его жены.
Альфред замялся от такого внимания.
– ЭрДжей, что ты творишь?..
– Так вот. Издавна существовал древний обычай. Обряд, который проходили все врачеватели без исключения, дабы засвидетельствовать свою преданность делу, несокрушимость врачебных принципов и готовность посвятить всего себя служению другим людям.
Альфред начал понимать, что происходит, но всё ещё не мог в это поверить.
– Да, Альфред, это белая простыня, а не халат, и это не большой зал с другими врачами – ты пока что здесь один. Но вот твоя первая ученица, а вот люди, которые поверили в чудо благодаря твоим рукам.
Хозяин объятиями сгрёб в охапку всех своих сыновей.
– Это не совсем клятва Гиппократа, потому что мы понятия не имеем, что в ней было написано. Поэтому если кто-то ещё захочет принести клятву во имя будущего, то сейчас самое время.
Альфред всё так же держал простынь на плечах и смотрел на всех широко распахнутыми глазами.
– Приступим!
Все ушли со сцены, оставив там одного Альфреда, а ребята стали сбоку. Блюм и Мята читать не могли, поэтому текст был в руках Изобретателя.
– Врачеватель Альфред, известный всем как Лекарь, – торжественно начал ЭрДжей, – готов ли ты принести торжественную клятву Гиппократа людям и миру и никогда её не нарушать, ибо очернено будет имя твоё, и имена всех, кто причастен к этому ремеслу.
– Да. Я готов, – его голос на мгновение дрогнул от переполняющих его чувств, но он собрался, насколько это было возможно.
– Врачеватель Альфред, добровольно ли ты начал постигать это мастерство?
– Да.
– По собственному ли желанию ты продолжаешь им заниматься?
– Да.
– И готов ли ты к ответственности, что ложится на твои плечи? Ответственности за чужую жизнь.
– Абсолютно. – Он посильнее натянул на свои плечи простынь.
– Тогда все здесь присутствующие, зримые и незримые, будьте же свидетелями клятвы этого юного врача. Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, посвятить своё тело, разум и душу врачебному делу, приложить все свои силы для восстановления медицины как науки и как искусства?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, исполнять свой долг честно, по совести, придерживаясь строгой морали и этики?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, не отказывать нуждающимся в помощи, если в твоих силах помочь им? Не проходить мимо бед и делать всё, что ты можешь, дабы жизнь была спасена?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, бороться за жизнь каждого своего пациента до последнего удара его сердца? Мыслить здраво и беспристрастно в принятии решений, не поддаваться излишним чувствам и выполнять свою работу, несмотря ни на что?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, помогать всем не зависимо от веры, возраста, внешнего вида, жизненных целей или приоритетов? Не судить и не осуждать. Без сомнений, корыстного умысла и затаённой злобы оказывать всем равную помощь и без предубеждений выполнять свой долг перед людьми и миром?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, хранить тайны своих пациентов, как свои собственные? Не использовать их тайны в своих целях, а преследовать лишь намерение помочь и излечить?
– Клянусь.
– Клянешься ли ты, врачеватель Альфред, помогать, наставлять и обучать других врачевателей, если они проявят такое желание? Не отказать им в совете или же уроке, будь-то письменном или устном, дабы искусство медицины развивалось, и знания твои служили людям и миру даже после твоей смерти?
– Клянусь!
– Да будет так. Произнеси трижды клятвенное слово и обязательство вступит в силу. Подумай, ведь…
– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – Альфред не дал закончить ЭрДжею его мысль, ведь ему не о чём было размышлять.
Он был собран и уверен в каждом своём слове. Хотя его голос по-прежнему дрожал от переизбытка эмоций и чувств.
– Прекрасно. Будь чист помыслами и честен с собой и другими. Ты, врачеватель Альфред, дал непреложную клятву в присутствии всех этих людей, и у тебя нет права её нарушать. Твой долг исполнить обет и пронести бремя его ответственности через всю жизнь.
Гейн пробрался сквозь толпу и дал ЭрДжею деревянный костыль. Изобретатель полез в карман за ручкой, а Тод принес маленькие угольки и мелки.
– Прошу засвидетельствовать всех присутствующих клятву этого юного врача, оставив свою роспись или любую пометку на этом костыле!
Костыль пустили по людям и все с удовольствием оставляли там свои каракули, символы или рисунки. Некоторые высекали ножом памятные знаки. Один суровый посетитель достал из кармана нож и, сделав надрез на указательном пальце, оставил на нём свою кровь.
Альфред стоял на помосте и смотрел, как костыль передавали из рук в руки и люди оставляли на нём свои отпечатки. Слёзы навернулись на его глазах, но они были спрятаны за ширмой из длинных волос.
Кто-то из толпы подошел к сцене и сказал Альфреду:
– Ты молодец. Где тебя искать, вдруг чего?
– Я… я из Верхнего…
– Замётано!
"Ты молодец!", "Умница!", "Так держать, парень!", "Дал клятву – держи слово!", "Возьмёшь в ученики?", – люди всё подходили и подходили, и он больше был не в силах сдерживать свои чувства. Обжигающие слёзы потекли с его глаз. Он опустил голову и изо всех сил старался перестать плакать, но от каждого нового ободряющего слова в свой адрес, поток слёз только увеличивался. Когда их не могла скрыть даже длинная чёлка, он отпустил белую скатерть и закрыл лицо руками.
Когда на костыле расписался последний человек, он вернулся к своему новому хозяину.
– Держи, – ЭрДжей протянул его Альфреду. Тот хотел уже взять костыль, но ЭрДжей внезапно потянул его назад. – Но только в качестве сувенира на память. Для ходьбы он тебе больше не нужен.
Альфред шмыгнул носом и взял костыль.
– Спасибо… Спасибо вам, спасибо вам всем! Спасибо…
ЭрДжей тепло улыбнулся.
– Я тоже хочу дать клятву! – крикнул он, поднявшись на сцену. – Я клянусь, что верну электричество, чего бы мне это не стоило! Я не знаю, к чему это приведёт, но я сделаю всё, чтобы наш старый дряблый мир получил второй шанс. Я клянусь, что не пожалею жизни для этой цели и посвящу всего себя восстановлению мира!
– И я клянусь, что спасу брата! Я не дам его в обиду, а после я… я найду себя! – Мята тоже поднялась на помост. – Клянусь! Я найду своё место, и тоже буду помогать людям, как мои друзья…
– Я тоже клятву хочу дать, – сказал человек из толпы. – Клянусь, что разыщу своего друга детства Лота, и мы вместе сходим на рыбалку, как и мечтали!
– Моё ремесло – это резьба по дереву. Я клянусь, что однажды создам статую женщины в полный рост!
– А я клянусь, что выиграю ту кружку пива, которую обещал нам Дюк! Эй, Трактирщик, предложение в силе?
– Ещё бы! Музыканты, начинайте!
Музыка возобновилась, но люди всё равно продолжали подниматься на сцену и говорить клятвы. Одни были серьёзными, другие – полным бредом, но все без исключения присоединились к клятвенному обряду.
Блюм тоже поднялся на сцену и пробрался сквозь толпу к своим друзьям, которые теперь были оттиснуты назад. С серьёзным лицом и с горящими глазами он сказал:
– Я приношу клятву миру и вам: я клянусь, что защищу вас и ваши стремления любой ценой!
– Блюм?..
– Люди будут уходить из вашей жизни, и вы должны быть к этому готовы. Но я клянусь, что завтра с вами ничего не случится.
Пока гости Трактира веселились и давали друг другу безумные клятвы, друзья стояли позади всех, обнявшись вчетвером, и собирались с духом, ведь до рассвета нового дня оставались считанные часы.
Глава 16
Конец пути
ЭрДжея разбудила надоедливая пульсирующая боль в висках. Он нехотя приподнялся, чтобы немного размять шею и был весьма удивлён, увидев серьёзного Блюма, сидящего напротив окна на полу. Обладатель золотых глаз смотрел куда-то вдаль и выглядел очень задумчиво.
– Ты так рано встал?
– Я вообще не ложился.
– Ты с ума сошел? Нам ещё педали крутить и Стражу навалять нужно. Стоило бы отдохнуть...
– Просто я хочу пробыть здесь, как можно дольше.
ЭрДжей только проснулся и не мог до конца осознать, что имеет в виду Блюм, да и по правде говоря, не сильно хотел. Друзья давно привыкли к тому, что Блюм иногда бывал слишком философичен.
ЭрДжей снова рухнул на постель и завернулся в одеяло, но мысль о Страже уже засела в голове.
– Чёрт… Не усну снова… Сколько сейчас время интересно.
– Семь утра, – ответил Блюм.
ЭрДжей посмотрел на свои часы.
– И правда, только семь…
Сначала ЭрДжей не придал значения словам Блюма, но постепенно до него начал доходить смысл сказанного.
– Постой-ка, Блюм… а как давно ты научился определять время? Ты выучил цифры?..
Фантаст ничего не ответил, только молча встал и пошел будить Мяту и Альфреда. ЭрДжей озадачено провёл его взглядом.
Альфред быстро проснулся – по всей видимости, он и не сильно крепко спал. Его лицо было бледнее обычного, и от него исходила мрачная аура, но в остальном порядок, а вот Мяту разбудить получилось не сразу. Её потрёпанный внешний вид и рассеянный взгляд говорили о том, что ночные гуляния дались ей тяжело.
– Да уж, – сказал ЭрДжей, – не лучший день для спасения мира.
– Другого шанса у нас не будет, – серьёзно произнёс Блюм. – Приходите в себя и собирайтесь. Я буду внизу.
И Блюм незамедлительно покинул комнату.
– Что это с ним? – спросила Мята.
– Не знаю. Сказал, совсем не спал.
– У меня плохое предчувствие… – Альфред приложил руку к сердцу.
– Ал, только этого нам не хватало...
– Вы помните, что он сказал нам вчера? Что люди будут уходить из нашей жизни. Что он имел в виду?
– Ал, пожалуйста, не нагнетай. У всех нервы и так ни к чёрту, даже меня лихорадит. Блюм просто Фантаст. Говорить такие вещи для него в порядке вещей. Давай остановимся на этом варианте.
Когда ребята спустились вниз, их снова ждал тёплый сытный завтрак, заботливо приготовленный Дюком. Только на этот раз вид еды не вызывал восторга и аппетита.