Хоть ученый, хоть звычайный, хоть привычный есть то же. От природы, яко матери, легесенько спhет наука собою. Сія есть всеродная и истинная учительница и единая. Сокола вскорh научишь лhтать, но не черепаху. Орла во мгновеніе навычишь взирать на солнце и забавляться, но не сову. Еленя легко исправишь на Ка?вказныя горы, привлечешь пить без труда из чистhйших нагорных водотечей, но не велблюда и не вепра. Аще всяческая строит премудрая и блаженная натура, тогда како не едина она и исцhляет и научает? Всякое дhло спhет, аще она путеводствует. Не мhзшай только ей, а если можешь, отвращай препятсівія и будьте дорогу ей очищай; воистину сама она чисто и удачно совершит!. Клубок сам собою пото?чится из горы: отними только ему препятствующій претыканія камень. Не учи его котиться, а только помагай. Яблони не учи родить яблока: уже сама натура ее научила. Огради только ее от свиней, отрhжь волчцы?, очисти гусенh, отврати устремляющуюся на корень ея урыну6 и протчая. Учитель и врач — нhсть врач и учитель, а только служитель природы, единственныя и истинныя и врачебницы, и учшельницы. Буде кто чего хощет научитися, к сему подобает ему родитися. Ничто же от человhк, от бога же вся возможна суть. Аще же кто дерзает без бога научить или научиться, да па?мятует пословицу: "Волка в плуг, а он в луг". Доколh колцо висит из ноздрей свиніи, дотолh не роет. Выйми же, паки безобразит землю.
Сіє нhсть воспитаніе и нhсть ученіе, но обузданіе, от человhческія помощи происходящее, вchx беззаконников управляющее. Воспитаніе же истекает от природы, вливающія в сердце сhмя благія воли, да помалу-малу, без препятствій возрасши, самовольно и доброхотно дhлаем все тое, еже свято и угодно есть пред богом и человhки. Коликое идолопоклонство восписывать человhческим наукам и человhческим языкам восприносить и воспрпчитать воспитаніе? Кая полза ангелскій язык без добрыя мысли? Кій плод тонкая наука без сердца благого? Развh, еже орудіе злобы, бhшенству меч и притчею сказать "крила и роги свиніи". Воззрим, госпоже моя, на весь род человhческій! У них науки, яко же на торжищах купля, киплят и мятутся. Обаче, они хищнhе суть птиц, невоздержнhе скотов, злобнhе звhрей, лукавhе гадов, безпокойнhе рыб, невhрнhе моря, опаснhе африканских пhсков... Чего ради? Того ради, яко злh ро?дятся. Природа благая естh всему начало и без нея ничто же бысть, еже бысть благо. Благодарю убо неизреченным образом богу во образh его святом, во отцh моем, яко благо от его родитися сподобил мя есть. Вторая же икона божія нам есть мати наша. Сего ради главным божіим дарованіем одарен чрез родителей моих; все протчее человhческое:чин, богатство, науки и всh вhтроносныи их блонды и пукли с кудрями вмhняю во хвост, без коего голова и живет, и чтится, и веселится, но не хвост без головы.
П и ш е к. Убо что ли есть благо родитися и благая природа есть что ли?
Е р о д і й. Благая природа и врода есть благое сердце.
П и ш е к. Что ли есть сердце благое?
Е р о д і й. Сердце благое есть то же, что приснотекущій источник, точащій чистыя вhчно струи, знай, мысли.
П и ш е к. Что ли суть мысли?
Е р о д і й. Сhмя благих дhл.
П и ш е к. Дhла же благая суть что ли?
Е р о д і й. Добрыи плоды, приносиміи богу, родителям, благодhтелям в честь, славу и жертву.
П и ш е к. Зачем же мнh сердце твое не видно?
Е р о д і й. Thм, что древеснаго корня не видишь.
П и ш е к. А ведь вся влага от кореня?
Е р о д і й. От сердца же всh совhты.
П и ш е к. Как же твоя природа или врода? К чему ты рожден или врожденное тебh, что ли? Скажи, молю!
Е р о д і й. Благодарность — вот вам начало и конец моего рожденія!
П и ш е к. Ах, мой боже! И ты на сем одном храмину щастія основал? Тако ли?
Е роді й. Ей-ей! Тритысящолhтная пещь неопално соблюла притчу сію; "Много хитростей знает лис, а еж одно великое".
П и ш е к. Но может ли от дождевных безгодій спасти сія, так сказать, куртая и куцая куртинка?
Е р о д і й. Довлhет, как ковчег.
П и ш е к. Мнh кажется, сія надежда есть паучинная одежда.
Е р о д і й. И мнh видится малым червончик, но тайно там много сидит гривень.
П и ш е к. Сего же то ли единаго учит тебе твой отец?
Е р о д і й. Единаго точію сего. Он родил мнh крила, а я сам научился лhтать. Он вродил мнh благое сердце, я же самовольно навыкаю и глумлюся, сирhчь забавляюся благодарностію. Он только часто отсекает мнh волчцы?, разумhй, поступки мои, не сличныи благодаренію, орошает бесhдою, оживляющею ко благодарности. Всh же бесhды его, как магнитная стрhла в сhверную точку, праволучно поражают в сей кон: неблагодарная воля — ключ адских мученій, благодарная же воля есть всhх сладостей рай. Сыне (часто вопіет на мене), сыне мой! Ей, учися единыя благодарности. Учися, сидяй в дому, летяй путем, и засыпая, и просыпаясь. Ты рожден еси благо, и сія наука есть дщерь природы твоея. Да будет она тебh сладчайшим и вечерним, и ранним, и обhдним куском! Знай, что всh протчія науки суть рабыни сея царицы. Не буди буій! Не хватайся за хвост, минув голову. Пріемли и обращай все во благо. Да будет душа твоя желудком птиц, кои пhсок, черепашины и камушки обращают себh вареніем крhпкаго своего внутренняго жара в питательный свои соки. Неблагодарная и ропотливая душа есть то же, что бо?льный желудок, гнушающійся всякія пищи. Благодарность же есть твердь и здравіе сердца, пріемлющаго все во благо и укрhпляющагося. Плоды блаженныя жизни суть радость, веселіє и удовольствіе; корень же их и древо благолиственное есть тишина сердечная, а кореню зе?рном есть благодарность. Она ест дух чистый, тихий, благодушный, благовонный, весна и ведро свhтлаго смысла. Не трещит там молнія и гром. Вопреки же, все терніе и волчцы раждаются от несытыя піявицы зависти, завить же от ропота, ропот же от неблагодарныя воли, наполнившія сердечное нhдро неусыпаемым червіем, безпереривно денно и нощно душу гризущим. Ах! Дhти мои, дhти! Вот вам надежда и гавань! Еухаристіа.
П и ш е к. А что ли сіє слово значит (еухаристіа)?
Е р о д і й. Еллины сим словом называют благодареніе.
П и ш е к. И так сим-то образом вас учит ваш отец? Кому же вы сіє благодареніе ваше воздавать будете?
Е р о д і й. Богу, родителям и благодhтелям. Оно богу жертва, родителям честь, а благодhтелям воздаяніе. Обладатели суть первый благодhтели.
П и ш е к. Чудная форма воспитанія. У нас бы осмhяли из ног до головы вас. Гдh сія мода? Развh в Лунh или в дикой Америкh?
Е р о д і й. Отец наш вельми страннаго сердца. Из тысящи сердец едва одно найти, согласное ему.
П и ш е к. Так что же протчее?
Е р о д і й. Так не дивитеся чудной формh.
П и ш е к. Как же так? Видь не должно отставать от людей, а люде и мода одна то.
Е р о д і й. О! о! Он то сея думы далечае, нежели китайская столица от португалскія. Он нам часто-пречасто сію притчу спhвает:
По мосту, мосточку с народом ходи,
По разуму ж его себе не веди.
За жуком ползая, влhзешь и сам в глинку.
Он всегда благовhстит нам, что мода тожде есть, что мыр, мыр же есть море потопляющихся, страна морового язвою прокаженных, ограда лютых львов, острог плhненных, торжище блудников, удица сластолюбная, пещь, распаляющая похоти, пир бhснующихся, лик и коровод пяно-сумозбродных и не истрезвлятся, дондеже изнурятся, кратко сказать, слhпцы за слhпцем в бездну грядуще. Блажен муж, иже не идет на путь его. В началh видь врата его красны и путь пространный, конец же его — непроходимая пропасть, нетре?нная дебря, бездна глубока. Ах, каковых он пріемлет к себh? Каковыми же паки отпущает от себе юнош? Если бы ваше, дhти мои, око прозирало так, как мое, показалися бы и в ваших очах слезы. Но око ваше есть слhпо, и злодhй ваш хитр, сіє источает мнh слезы. О юноши! Когда помышляю о вас, в мыр устремляющихся, нелзя, чтоб не пала мнh во ум притча о волкh, кой, пожерши матерь незлобных агнцов и надhв кожу ея на себе, приближился к стаду. Сын же, увидhв мнимую матерь свою, со всhх сил устремился к ней, а за ним безчисленныи. Також-де мнh приходят на память наша братія — птицы тетерваки?, ганяющіися за изобиліем пищи и уловляемый. Но чайки, сосhдки и дятлы бережливhе их столько, сколько елени и сайгаки овец и волов. Послушайте, дhти, отца вашего пhсеньки сея:
Будь доволен малым. За многим не гонися.
Сhти, простерты на лов,— вельми бережися.
Я вам предсказываю — роскошно не жити!
На таковых-то всегда запинают сhти.
Триста пали в неволю по гарячей страсти,
Шестьсот плачут в болhзнях за временны сласти.
Кто благодарен богу, тот малым доволен,
А ропотник всhм мыром не сыт и не полен.
Благодарная душа избежит от сhти;
Вмhсто же ея в сhти попадет несытый.
Не правду ли я сказал, госпоже моя, что отец наш нравоученіе всегда печатлhет благодарностію? Во благодарности (рече) так сокрылося всякое благо, как огнь и свhт утаился во кремешкh. Вhрую и исповhдую. Кто бо может возложить руки на чуждое, аще не прежде погубит благодарность, довольствующуюся собственным своим посылаемым ей от бога? Из неблагодарности уныніе, тоска и жажда, из жажды — зависть, из зависти — лесть, хищеніе, татьба, кровопролитіе и вся беззаконій бездна. В безднh же сей царствует вhчная печаль, смущеніе, отчаяніе и с неусыпным червіем удка, увязшая в сердце. Сим образом живет весь мыр.
П и ш е к. Но, друг мой, поколь мыр впадет в ров отчаянія, вы с вашею богинею, благодарностію, прежде погибнете от глада, не научившися сыскать мhсто для пропитанія.
Е р о д і й. Так ли? В сем-то ли блаженство живет? Ймhть пропитаніе? Вижу убо нынh, что по вашей желудковой и череватой философіи блаженнhйшая есть засаженная в тюрму, нежели вольная свинья.
П и ш е к. Вот он! Чорт знает что поет! Развh же голод то не му?ка?
Е р о д і й. Сію му?ку исцhлит мука?.
П и ш е к. Да гдh же ее взять?
Е р о д і й. Когда свинія имhет, как ли нам не достать пищи? Да и гдh вы видите, что свинія или наш брат, тетервак, от глада умирает? Но от прожорства или умирает, или страдает. Может ли быть безуміє безумнhйшее и мерзостнhйшая неблагодарность богу, промышляющему о нас, как бояться глада? Нужнаго видь никто не лишается. Почто клевещете на владыку вселенныя, аки бы он гладом погублял своих домочадцов? Пища насущна от небеснаго отца всhм подается тваря?м.