"Книга женской души…" (по лирике А. Ахматовой)

Школьное сочинение

На рубеже прошлого и нынешнего столетий, хотя и не буквально хронологически, — недаром Ахматова писала о "настоящем", "не календарном" ХХ веке — накануне великой революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми войнами, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей литературе нового времени "женская" поэзия — поэзия Анны Ахматовой. Ближайшей аналогией, которая возникла уже у первых ее критиков, оказалась древнегреческая певица любви Сапфо: русской Сапфо часто называли молодую Ахматову.

Впервые женщина обрела поэтический голос такой силы. Женская эмансипация заявила себя и поэтическим равноправием. "Я научила женщин говорить", — заметила Ахматова в одной эпиграмме. Анна Ахматова (Анна Андреевна Горенко) (1889–1966) была последним поэтом "серебряного века" русской поэзии. Судьба ее — трагическая судьба поэта в страшное для родины время. Свою поэтическую задачу Ахматова видела в том, чтобы сберечь память обо всем, быть "поэтическим свидетелем истории", рассказать о тех, кого знала, о событиях, которые ей довелось пережить. Литературную деятельность Ахматова начала как поэт-акмеист. Это литературное течение сложилось в 10–20-е годы ХХ века как противоположность символизму. Акмеисты декларировали конкретно— чувственное восприятие мира, возвращение слову его первоначального, несимволического значения.

Мотивы ранних произведений Ахматовой не выходят за рамки акмеизма: это любовь, история, природа, смысл жизни. Однако она смогла найти свою особую интонацию в этих известных темах. Ее поэзия отличается углубленностью во внутренний мир, переживания, стремления через чуткую женскую душу показать общее, закономерное в окружающем мире:

Дверь полуоткрыта,

Веют липы сладко…

На столе забыты

Хлыстик и перчатка.

Круг от лампы желтый.

Шорохам внимаю.

Отчего ушел ты?

Я не понимаю…

Еще в 1914 году она написала стихи:

Земная слава, как дым,

Не этого я просила.

Любовникам всем моим

Я счастие приносила.

Один и сейчас живой,

В свою подругу влюбленный,

И бронзовый стал другой

На площади оснеженной.

И если Блок был одним ее поэтическим "любовником", то другим был Пушкин. И не случайно. В своей поэтической сфере Ахматовой пришлось сыграть основополагающую роль, подобную пушкинской в сфере всеобщей. Первая, она должна была прийти, прибегнуть, припасть к нему, первому. Освоение пушкинского мира продолжалось всю жизнь. Желания досконального знания и проникновения потребовало и академических штудий: литературоведческих занятий и биографических розысканий, отмеченных особым пристрастием. Работы Ахматовой-пушкиниста хорошо известны. Пушкинские темы постоянны у Ахматовой— поэта: Бахчисарай, море, Петербург и, конечное же, Царское Село. И любимый эпитет, которым она наделяет сестру — Музу, смуглорукую, смуглоногую, любим, наверное, потому, что он от него, царскосельского "смуглого отрока".

А какой неожиданно "женский" и резко полемический поворот приобрел древний, еще библейский сюжет о Лотовой жене, оглянувшейся вопреки запрету на оставленный Содом и превратившейся в соляной столп. Веками он понимался лишь как притча о неистребимом женском любопытстве и непослушании. Ахматовская жена Лота не могла не обернуться:

На красные башни родного Содома,

На площадь, где пела, на двор, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила.

Рассказ стал у Ахматовой рассказом о самопожертвовании, исходящем из самой сути женского характера — не любопытного, но любящего:

Кто женщину эту оплакивать будет?

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

Вообще, как и образ героя, образ женщины-героини ахматовской лирики не всегда можно свести к одному лицу. При необычной конкретности переживаний это не только человек конкретной судьбы и биографии, вернее, это носитель бесконечного множества биографии и судеб:

Мне с Морозовою класть поклоны,

С падчерицей Ирода плясать,

С дымом улетать с костра Дидоны,

Чтобы с Жанной на костер опять.

Господи! Ты видишь, я устала

Воскресать, и умирать, и жить…

Ахматова действительно могла адресовать стихи, как она одно из них и озаглавила, "Многим":

Я голос ваш, жар вашего дыханья,

Я отраженье вашего лица.

Любовь в стихах Ахматовой отнюдь не только любовь — счастье, тем более благополучие. Часто, слишком часто это страдание, своеобразная антилюбовь и пытка, мучительный, вплоть до распада, до прострации излом души, болезненный, и декадентский. Образ "больной" любви у ранней Ахматовой был и образом больного предреволюционного времени 10-х годов, и образом больного старого мира. Недаром поздняя Ахматова в стихах и особенно в "Поэме без героя" будет вершить над ним суровый суд и самосуд, нравственный и исторический. И лишь неизменное ощущение ценностных начал кладет грань между такими и собственно декадентскими стихами.

Во всяком случае, любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании. Чувство, само по себе острое и необычное, получает дополнительную остроту и необычность, проявляясь в определенном кризисном выражении — взлета или падения, первой пробуждающей встречи или совершившегося убивающего разрыва, смертельной опасности или смертной тоски. Поэтому Ахматова так тяготеет к лирической новелле с неожиданным, часто прихотливым капризным концом психологического сюжета и к необычностям лирической баллады, жутковатой и таинственной ("Город сгинул", "Новогодняя баллада"). И может быть, поэтому почти от самых первых стихов вошла в поэзию Ахматовой еще одна любовь — к родной земле, к Родине, к России:

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: "Иди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда…

.........................................

Но равнодушно и спокойно

Руками я замкнула слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

Любовь к Родине у Ахматовой — не предмет анализа, размышлений или расчетливых прикидок. Будет она — будет жизнь, дети, стихи, нет ее — ничего нет. Вот почему Ахматова писала во время Великой Отечественной войны:

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова, —

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

А начались военные стихи Ахматовой так, как начинается всякая солдатская служба, — с присяги:

Клятва

И та, что сегодня прощается с милым, —

Пусть боль свою в силу она переплавит.

Мы детям клянемся, клянемся могилам,

Что нас покориться ничто не заставит.

В ее "военных" стихах поражает удивительная органичность, отсутствие тени рефлексии, неуверенности, сомнения, казалось бы, столь естественных таких тяжких условий в устах создательницы, как многие полагали, лишь рафинированных "дамских" стихов. Но это и потому, что характер ахматовской героини или героинь зиждется еще на одном начале, тоже прямо связанном с народным мироощущением. Это осознание и приятие судьбы, или, как оно чаще и по-народному говорится, доли.

Лирике А. Ахматовой близки многие традиционные темы поэзии, темы любви, природы, истории, культуры прошлого, в которых она смогла найти свое решение, свою интонацию. Особое место в ее творческом наследии занимает тема связи судьбы поэта с судьбой Родины, народа. В решении этой темы Ахматова не только поражает глубиной постижения этих связей, но и лично-интимной, особой интонацией.